На долю секунды Ксавье вспоминает об отце и не может сдержать усмешки. Сын-маньяк явно навредит безупречной репутации Торпа-старшего. Наверняка отец откажется от него. Наплевать.
Ксавье не испытывает нужды в нем.
Он испытывает нужду лишь в Уэнсдэй.
Но она не разделяет его желаний.
Кап-кап-кап.
Проходит несколько часов (дней? месяцев?), он не знает, сколько именно. Ксавье напоминает себе, что время теперь для него неважно, ведь всю дальнейшую жизнь он проведёт в оковах. Не жизнь. Существование. Впервые в жизни он задумывается о самоубийстве, но вряд ли у него будет такая возможность.
Ему бы ненавидеть Аддамс.
Ведь это целиком и полностью ее вина.
Но Ксавье не может испытывать ненависти к смыслу своей жизни.
Лишь только сводящую с ума беспросветную горечь.
В уголках глаз скапливаются слезы, в горле стоит ком, но он почти этого не замечает, вперившись потухшим взглядом в один из двадцати семи металлических прутьев.
Кап-кап-кап.
Кажется, ему все-таки удаётся задремать, потому что, услышав в коридоре торопливые шаги, Ксавье не сразу может сфокусировать зрение. А когда картинка перед глазами становится четкой, ему начинает казаться, что он видит кошмарный сон. По ту сторону решётки стоит Уэнсдэй.
— Времени мало. Вещь отвлёк охрану и зациклил камеры, — совершенно буднично произносит Аддамс, словно это не она совсем недавно вонзила ему нож в спину. От такой наглости у Ксавье перехватывает дыхание.
— Зачем ты пришла? — выплевывает он, и даже сокрушительное влечение к ней отступает на задний план, оставляя лишь злобную обиду.
— Я знаю, что ты не хайд. Хайд — Тайлер, и он подставил тебя с моей помощью.
В любой другой момент Ксавье бы вздохнул с облегчением, осознав, что теперь она ему верит, но только не сейчас.
Не после того, как она беспощадно отдала его копам спустя десять минут после того, как стонала в его руках.
Это слишком чудовищно даже для неё.
— Как ты поняла? — он не может не задать этот вопрос.
— Мне было видение… — Аддамс на мгновение запинается, но продолжает. — Когда он поцеловал меня.
Он ощущает почти физическую боль, такую сильную, что теряет способность дышать.
Она ведь уже уничтожила его. Зачем она продолжает с садистской виртуозностью наносить все новые и новые душевные раны?
Вряд ли он когда-нибудь сможет доверять людям. Если вообще сможет выбраться из тюрьмы.
— Я рад, что вы с ним терлись, пока я тут сидел, — Ксавье пытается задеть ее в ответ, но эти попытки не более чем укол булавкой против сокрушительных ударов огромного молота. Вряд ли ей хоть немного стыдно.
— Зря я тебе не верила, — Аддамс подходит ближе, он невольно отшатывается назад, опасаясь попасть под ее разрушительное влияние. — Но раз у тебя психическая связь с хайдом, может быть, ты представил что-нибудь, что поможет нам разобраться.
Нет, ему совсем не требуется прилагать усилия, чтобы удержать себя в руках и не простить ее. Аддамс сама превосходно справляется с этой задачей, вбивая все новые клинья между ними.
— Помощь моя нужна? — ему почти смешно, но через секунду нестабильный эмоциональный маятник смещается в сторону гнева. Всего за несколько месяцев Уэнсдэй расшатала его нервную систему до предела. — Ты мне жизнь сломала! Нет, я хотел быть с тобой. И где я теперь?
— Дело не в нас, Ксавье, — кажется, она впервые называет его по имени.
— Да, дело в тебе! Ты причиняешь всем лишь горе! Ты только все портишь!
Уэнсдэй молчит, явно не находя, что ответить. Она выглядит подавленно, но теперь Ксавье на это абсолютно наплевать.
— Хочешь, чтобы предсказание не сбылось?! Так уйди, уйди подальше и не возвращайся! Поняла меня? Без тебя этого не случится. Именно так ты всех спасёшь. Уходи!
Он почти не думает, что говорит, движимый гневом и обидой, отчаянно пытаясь причинить ей хоть каплю боли.
Чтобы она хотя бы на сотую долю ощутила то, что разрывает его сердце на части.
Чтобы она почувствовала, каково это — быть отвергнутой. Быть ненужной.
Возможно, его слова попадают в цель.
А возможно, ей просто некогда слушать его бурные излияния.
Ксавье отчаялся пытаться понять ее.
Ни проронив больше ни слова, Уэнсдэй уходит, а он обессиленно опускается на кровать.
Кап-кап-кап.
========== Часть 11 ==========
Комментарий к Часть 11
Как всегда приятного чтения под Muse — Uprising.
Interchanging mind control
Come let the revolution take its toll if you could.
— Шериф, у нас проблема! Звонила мать Юджина Отингера, в Неверморе что-то происходит! — даже несмотря на радиочастотные помехи, в голосе женщины слышится волнение.
Ксавье, сидящий в оковах на заднем сиденье полицейской машины, весь обращается в слух. Прежде ему было безразлично происходящее вокруг, и даже когда поздним вечером шериф Галпин забрал его из камеры для транспортировки в другое место, Ксавье не задавал вопросов. Впрочем, задавать вопросы не было смысла — вряд ли шериф стал бы отчитываться перед чокнутым маньяком. Но теперь, услышав по рации слово «Невермор», он невольно начинает беспокоиться. Нетрудно догадаться, что здесь не обошлось без Уэнсдэй, и хотя Ксавье пытается убедить себя, что должен вырвать ее из сердца и мыслей, он не может не переживать о ее судьбе. Это уже давно вошло в привычку.
— Срочно направь туда пару машин, — невозмутимо отвечает Галпин-старший, но женщина по ту сторону рации сообщает, что у всех машин спущены колеса.
Не сбавляя скорости, шериф круто выворачивает руль влево, шины жалобно скрипят от трения об асфальт. Ночную тишину разрывают надрывные звуки сирены. От резкого манёвра Ксавье едва не падает на сиденье, удерживают лишь тяжёлые цепи.
Он никогда не верил в судьбу, но каким-то непостижимым образом жизнь раз за разом сталкивала их с Аддамс.
Первый раз это случилось в его десять лет, когда, выбрав неудачное место для игры в прятки, он едва не оказался погребённым заживо. Ксавье до сих пор помнит липкий страх, накатывающий волнами, когда он понимает, что не может самостоятельно выбраться из гроба тетушки — в приступе клаустрофобии он даже не может кричать, беззвучно хватая ртом воздух. Может только барабанить кулаками по бархатной обивке, глушащей звук.
Никто из взрослых его не слышит. Лишь только маленькая девочка с чёрными косичками обращает внимание на слабый стук из опускающегося в могилу гроба. Тогда он даже не успевает ее поблагодарить — позорно захлёбываясь слезами, утыкается в живот матери, а когда успокаивается, Уэнсдэй Аддамс исчезает из поля зрения.
Исчезает, чтобы вернуться спустя шесть лет. Чтобы ворваться в его размеренную жизнь сокрушительным штормом, сметая все на своём пути и не спрашивая разрешения. Не