— Успокойся, отец, сейчас мы все узнаем. Не волнуйся. Тот самый господин, что был у нас вчера, привез доктора. Да! Умоляю, не плачь, ты разрываешь мне сердце.
Матюрена вынесли вместе с кроватью. И хотя двигаться старались как можно осторожнее, эта операция доставила ему невыносимые страдания.
Доктор Тюрпен тут же осмотрел больную ногу, не обнаружив серьезных повреждений, чем снял камень с души детей. Однако они не долго радовались. Надо было вызволять остальных. Им, должно быть, не так повезло, ведь там, где находились Катрин и Маргерит, не оставалось пространства под обломками. Наверное, они погибли.
И снова началась тяжелая работа. Камни, доски, толстые бревна переходили из рук в руки в полной тишине. И вот добрались до тела Маргерит, несчастной трехлетней крошки. Ей проломило голову, раздробило руки и ноги. Девочка уже не дышала…
Старик заплакал. Горько видеть, когда плачет отец. Слезы матери понятны и естественны. Ветер срывает бутон, буря ломает стебель, горе сгибает и изматывает женщину. Но когда падает духом мужчина, значит, пронеслась слишком сильная буря.
Увидев обезображенное тельце сестренки, Жанна опустилась на колени и замерла, словно мертвая. Все оборвалось внутри, душа превратилась в одну кровоточащую рану. Но девушке суждено было изведать еще большее горе.
Вскоре извлекли из-под обломков тело Катрин. Она тоже была мертва. Равнодушие и бездеятельность сыграли с ней злую шутку. Будь она поактивнее, не сдайся сразу, она могла бы спастись.
Матюрен, увидев труп жены, внезапно перестал плакать. Он разглядывал Катрин затуманенными, сухими, как бы не видящими глазами. Взгляд его стал свирепым. Но вскоре он уже опять плакал, осознав свою потерю. Конечно, Катрин не принесла ему счастья, он только терпел ее рядом. Но смерть стирает недостатки, которых так много видишь при жизни. Когда человек, близкий человек умирает, в памяти сохраняется лишь хорошее, и родные плачут о безвозвратном счастье.
Жанна потеряла сознание.
Жан и Пьер были совершенно ошеломлены. Для молодых, неокрепших душ подобные испытания невыносимы. Мальчики припоминали, как еще вчера мечтали о будущем, надеясь на лучшее. Вчерашняя радость, общее оживление. А что же сегодня?.. Воспоминания о недавнем веселье заставляли страдать неизмеримо сильнее!
Удручающая картина. На первом плане — Жан и Пьер, взявшись за руки и опустив глаза. Потерявшая сознание Жанна, доктор на коленях рядом с ней, а поодаль Матюрен Эрве на своей кровати да склоненный над ним месье Дорбей; в стороне, в сумерках — изуродованные тела женщины и ребенка…
— Дорбей, — сказал доктор, — эти двое мертвых, им уже ничем не поможешь. Двое остальных, — он указал на Жанну и старика, — в плачевном состоянии. Нужно как можно скорее увезти их отсюда.
— А как же мертвые?
— Месье, — вмешался Жан, еле сдерживая плач, — похороним мать и сестренку там, где они провели всю свою жизнь. На пышную церемонию надеяться не приходится. Мы возьмем все на себя. Пойдем, Пьер.
Вооружившись лопатами, юноши принялись рыть могилу. Что может быть страшнее подобной картины? Все молчали, лишь слышался стук лопат о камни. Этот погребальный звук болью отдавался в сердцах присутствующих. Рыть было легко. Казалось, земля, с радостью и нетерпением принимает предназначенные ей жертвы.
Наконец могилу выкопали. Тела положили вместе и забросали землей. Поставили деревянный крест. Вот и все.
Поднявшись с колен, Жан и Пьер помогли погрузить сестру и отца в повозку.
Месяц спустя Жанна и Матюрен были устроены, Жан отправился к кюре Сен-Мишеля, а Пьер — в семинарию.
Глава IX
Мы знакомимся с месье Дельтуром, его супругой и дочерью Анной.
Все вышеизложенные события произошли в 1829 году. Вернемся же к началу нашего повествования, а именно к 1839 году, к тому самому времени, когда случилось несчастье в старой церкви Святого Николая.
Напомним о том, что некто в фиакре безуспешно пытался похитить своих пассажиров.
Итак, фиакр внезапно скрылся от озадаченного месье Дельтура, надо сказать, вообще слывшего изрядным тугодумом. Народная молва утверждала, что он не принадлежал к числу самых находчивых и обычно терялся в любой ситуации.
Ростом примерно метр семьдесят, сей господин был последним представителем своей фамилии. «Domus inclinata recumbit»,[53] — сказал Вергилий.[54] Добрый отец, великодушный муж, Дельтур имел единственный недостаток. Распределяя душевные и телесные достоинства, Небо не отпустило ему слишком много ума. Месье строил из себя знатного господина. Если довольно-таки глупо само по себе быть знатным в нашем преходящем мире, то уж совсем ни в какие ворота — стараться выглядеть благородным.
Но простим бедняге этот грех, тем более что он имел некоторые основания поступать именно так. Ведь фамилия Дельтур, как нетрудно догадаться, начинается с буквы «д». А с этой буквы, как опять же известно, начинаются дворянские фамилии, да еще самого высокого полета. А как же иначе? Стоит лишь поставить апостроф[55] после буквы «д». Власти могли бы даже установить налог на этот самый апостроф, и немалый. Иначе, в самом деле, ничего не стоит какому-нибудь кучеру или барабанщику Национальной гвардии с фамилией, к примеру, Делабор или Дагузер утверждать об их принадлежности к высшему классу.
О, Создатель! В былые времена множество фамилий начиналось с буквы «а», ее то прибавляли, то вычеркивали из начала слов. И никакого особого смысла это в себе не несло.
В наши дни с буквой «д» — совсем иное дело. Ее никак не придет в голову отсечь от фамилии. А вот добавить — с милой душой. Что и говорить, прогресс!
Стремление выйти в аристократы[56] превратилось прямо-таки в эпидемию. Те, кому Бог не дал достойного титула, шагу ступить не могут без кумиров[57] благородного происхождения. Они светят им, точно факел во тьме. Знатностью прикрываются, как плащом. Нет ни одного клуба или общества, где фамилии президента или вице-президента не начинались бы на «д». Даже в учебниках грамматики то же самое. «Ваше имя мадам де Жанилос?» — «Да, это я», или еще что-нибудь в том же роде.
Как бы то ни было, а всегда и везде царит убеждение, что буква «д» обладает неким кабалистическим смыслом, в ней затаено особое очарование, притягательность, потому что ей одной подвластно невообразимое: произвести человека в аристократы.
Итак, месье Дельтур, пишущий свою фамилию без апострофа, был рантье, то есть его доход составлял пять-шесть тысяч франков[58] ренты, на кои он и жил вместе с супругой и дочерью. Жене было сорок четыре, дочери — восемнадцать, а самому отцу семейства двадцать второго февраля исполнилось пятьдесят.