— Значит, у девицы не было заболеваний, которые можно было бы лечить ртутью?
— Конечно нет!
— Вы сказали, что у старшей дочери баронессы де Вилье был сын. Вы что-то знаете о нём?
— Не много. Она вышла замуж за коменданта какой-то приграничной крепости капитана де Боннара и уехала с ним. Сын родился и вырос там и после достижения совершеннолетия продолжил службу в той же крепости. Я никогда не видел его.
— И у этих несчастных женщин не осталось никаких родственников, кроме этого молодого человека?
— Насколько мне известно, нет. По крайней мере, это я пристраивал в богадельню их старую служанку, когда она осталась без крова и защиты. Тогда она была уже подслеповата, и у неё не было шансов найти новое место.
— Вы не знаете, жива ли она теперь? — спросил Марк.
— Простите, не знаю, — виновато улыбнулся лекарь.
— А как её звали?
— Она была из Магдебурга. Как же её звали? Марта! Марта Крауф!
— Благодарю вас, — поднялся Марк. — И последний вопрос, господин Бертен. Где находится та богадельня?
Приют для вдов и сирот, находившийся под патронатом вдовствующей королевы Элеоноры, располагался на окраине города, но не в тех районах, где ютилась беднота и скрывались опасные преступники. Это была вполне приличная улица, носившая имя святой Селесты, храм которой возвышался в её конце. К храму были пристроены несколько зданий, где размещались странноприимный дом, школа для детей бедняков, ремесленные мастерские и тот самый приют.
В небольшой чистой приёмной Марка встретила пожилая жрица храма, ведающая делами приюта и, выслушав его, подтвердила, что Марта Крауф действительно живёт в этом доме. Потом она провела его по длинному коридору, куда выходили двери комнат и небольших залов, где трудились, зарабатывая на своё содержание женщины и подростки. Все они были одеты в добротную коричневую одежду с белыми воротниками. Они сидели за прялками, ткацкими станками, большими пяльцами или склонились над шитьём. Мальчики под руководством старого ремесленника мастерили что-то за столярными верстаками или плели корзины из прутьев, кучами сложенных здесь же. Тут же на полу ползали совсем маленькие дети, играя какими-то деревянными фигурками, за ними приглядывали молодые девушки в платьях послушниц. Вид у этих людей был если и не жизнерадостный, то вполне благополучный, что соответствовало общему мнению, что королева, потеряв супруга, полностью погрузилась в дела благотворительности и регулярно посещала находящиеся под её патронатом заведения, чтоб убедиться, что её подопечные обеспечены всем необходимым.
Марта Крауф сидела в своей небольшой комнатке, которую делила с ещё двумя тихими старушками. Одна из них лежала на кровати, как-то бездумно глядя в окно, где голубело ясное небо, а вторая вместе с Мартой неторопливо чистила овощи, видимо, предназначенные для приготовления обеда.
Старая служанка баронессы де Вилье в своем тёмном платье с чистым воротничком и гладко зачёсанными седыми волосами выглядела опрятно и, несмотря на то, что видела она не так уж хорошо, нож в её руке быстро двигался, срезая с золотистой репы тонкую ленточку кожицы.
Когда Марк вслед за своей провожатой вошёл в комнату, обе старушки отвлеклись от своего занятия и обернулись к дверям.
— К тебе пришёл посетитель из дворца, Марта, — громко произнесла служительница, склонившись к ней. — Это барон де Сегюр. Он хочет расспросить тебя о твоей хозяйке.
Марта с любопытством взглянула в его сторону, и Марк увидел, что глаза у неё совсем светлые и водянистые.
— Вы можете спокойно говорить с ней, она хорошо слышит и всё понимает, — пояснила служительница. — Можете присесть на ту кровать. О её соседках не беспокойтесь. Одна из них глуха, а вторая уже давно ничем не интересуется.
Когда она вышла, Марк присел поближе к Марте, которая невольно наклонилась к нему, пытаясь разглядеть его лицо.
— Что вы хотите знать, ваша светлость? — спросила она, подслеповато щурясь, в то время как её подруга, ещё раз взглянув на гостя, снова занялась овощами.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Скажи мне Марта, помнишь ли ты что случилось с Эстель де Вилье? Отчего она умерла?
На лицо старушки набежала тень, и она вздохнула.
— Думаю, что её отравил этот мерзкий книжник, — сообщила она горестно. — Я говорила мадам, что лучше слушать доктора Бертена, но она поддалась на уловки этого жулика! Сказала, что Бертен только берёт деньги, а Эстель не становится лучше, зато тот новый лекарь обещал вылечить её раз и навсегда. Он приходил и долго уговаривал её тихим приятным голосом, держа за руку и глядя в глаза. Он был такой слащавый, вертлявый, но умел красиво говорить. Он обещал, что поставит нашу девочку на ноги и приготовит для неё какие-то чудодейственные красные пилюли, которые должны были исцелить её. Говорил, что красный цвет символизирует пламя жизни, которое вольётся в её жилы. Так оно и было сперва, на какой-то момент ей стало лучше, появился румянец, она выходила гулять, строила планы, а потом снова стало хуже, и он сказал мадам, что болезнь запущена, и нужно продолжать принимать пилюли. Та раз за разом отдавала ему деньги, получая эти коробочки, и сама давала пилюли дочери, чтоб она не пропускала время приёма. Только девочке становилось всё хуже и хуже. Так она и сгорела, наша бедняжка. А потом явился этот мошенник и сказал, что случай был слишком тяжёлый, иначе бы он её точно вылечил. Он сказал, что хочет попрощаться с покойной и вошёл в её комнату, а после того, как он ушёл, пропала последняя коробочка с остатками пилюль. Зачем бы ему забирать их, если он сделал их для Эстель и они уже оплачены? Если только он не хотел, чтоб кто-то другой заполучил их. К тому же уж слишком странно изменилась её болезнь после этих пилюль.
— Вы сказали об этом своей хозяйке?
— Конечно, но ей было не до того, нужно было готовиться к похоронам. Она отмахнулась от меня, сказала только, что бедняжка была слишком слаба и её смерть была лишь делом времени. Думаю, что она просто устала ухаживать за ней и тратить последние деньги на лекарства.
— А мадам де Боннар?
— Она мне поверила и была очень возмущена. Она требовала, чтоб мать разобралась с этим делом, но та не хотела её слушать. Когда я убирала комнату Эстель после похорон, то нашла закатившуюся под кровать пилюлю и отдала молодой госпоже. Та сказала, что отнесёт её аптекарю, чтоб тот выяснил, что там такое. После она прибежала разгневанная и кричала матери, что в этих пилюлях был яд, который медленно убил сестру. Они повздорили и она ушла. А через несколько дней сообщили, что её убили в собственном доме. Этого уже моя хозяйка не вынесла и вскоре тоже умерла.
Она тяжко вздохнула, опустив голову.
— А что с внуком баронессы де Вилье. Как его звали?
— Морис. Морис де Боннар, он приехал на похороны матери и расспрашивал баронессу о том, что произошло, только та не стала с ним говорить об этом. Всё твердила о том, что всё наследство оставит ему. Тогда он спросил меня, и я рассказала всё, что знаю. Он ушёл и больше я его не видела. На похороны бабушки он уже не приехал.
— А как выглядел господин де Боннар?
Старушка вздохнула.
— Я плохо вижу, господин барон, — виновато проговорила она. — Лица так и не разглядела. Помню, что он высок и, кажется, у него светлые волосы.
— А его голос ты бы узнала?
Она немного подумала.
— Может быть, и узнала бы, но, может, и нет. Я говорила с ним лишь раз, и это было так давно.
— У госпожи де Вилье и госпожи де Боннар остались другие родственники, кроме господина Мориса?
— Нет, — Марта печально покачала головой. — Больше никого.
Вернувшись в Серую башню, Марк велел снова привести на допрос Лизетту Резон и принялся расспрашивать её о госпоже де Боннар. Та сперва не понимала, что он от неё хочет, но потом вспомнила, что к Фурнье как-то действительно приходила некая благородная дама, которая обвинила его в убийстве сестры. Она кричала о каких-то красных пилюлях и что-то совала ему под нос, угрожая судом. Потом она ушла, и Фурнье выглядел очень встревоженным. А потом… Она внезапно смолкла, дойдя до этого места, и испуганно взглянула на барона.