хозяин и тряс головой.
Позади, в двух шагах, стояла, скрестив руки на груди, Марфа. Её лицо не выражало ни скорби, ни горечи утраты. Видимо, смерть казалась ей игрой, такой же, как и в часы досуга с дочкой теперешнего хозяина.
Полицейский прибежал, грохоча сапогами, приложил руку к околышу фуражки и представился:
– Городовой Иванов, ваше высокородие!
– Владимир Гаврилович.
– Простите, ваше высокородие!
– Меня зовут Владимиром Гавриловичем. Теперь слушай внимательно. Вот в эту дверь, – он ткнул пальцем в дровяник, – не должна зайти ни одна живая душа, пока я не позволю. Стой, как на часах. И смотри мне, отвечаешь за место преступления, как за самого себя. Понял?
– Так точно, ваше высокородие, – городовой вытянулся по стойке «смирно» и замер истуканом.
Владимир Гаврилович махнул рукой, потом добавил:
– Неси службу, пока я не вернусь назад. Вот только телефонирую в сыскное.
Дорогою Филиппов и самому себе не мог объяснить, почему городового не сделал посыльным, а направился в участок сам. Возможно, хотел обдумать сложившуюся ситуацию. Таких трагических происшествий на одной улице в течение нескольких дней никогда не происходило. И как ни крути, все преступления связаны между собой невидимыми нитями. Две семьи убиты из-за денег и драгоценностей, а Катерина? Неужели наводчица? Кто из двоих высказал такое предположение? Кунцевич или Лунащук? Но разве важно, кто? Важен сам факт, что дознание идёт в нужном направлении. И тогда получается, что преступники не сразу покинули столицу, а вначале оборвали ниточку, ведущую к ним. Зачем? Кухарка же ничего толком не сказала. Может быть… Филиппов даже чуть было не споткнулся, вспомнив об описании драгоценных вещей, которое она хотела дать, но потом отказалась, сославшись на то, что ничего не видела и не помнит. Только теперь Владимир Гаврилович понял и покрылся липким потом – нельзя было покидать место преступления, надо было послать городового. Но что сделано, того сейчас уже не исправить. И он ускорил шаг.
Из участка начальник сыскной полиции телефонировал на Офицерскую и непререкаемым тоном отдал приказ, куда приехать сыскным агентам, доктору и фотографу.
Полицейские успели вызвать пристава, который не замедлил явиться, застёгивая на ходу пуговицы у ворота.
– Что стряслось? – глухим голосом поинтересовался Дмитрий Дмитриевич. Щёки его дрожали, в глазах полыхал ужас. – Неужто новое… – он боялся вымолвить, но всё же решился: – Убийство?
– Новое, – коротко бросил Филиппов и вышел из участка на улицу. Там вздохнул полной грудью и почувствовал, что дёргается левый глаз, хотя нервическое состояние уже покинуло его.
Следом вышел Васильев, лицо которого продолжало пылать то ли от возмущения, что кто-то опять посмел нарушить его личную безмятежность, то ли от переживаний за должность.
– Я в трактир, – кинул, не оборачиваясь, Владимир Гаврилович.
– Как в трактир? – Брови пристава вздёрнулись, его охватило возмущение. Он не понял до конца слов начальника сыскной полиции и повторил: – Как в трактир?
Филиппов обернулся.
– Пройдусь пешком до трактира Андреева, в котором произошло новое преступление.
– Я… – стушевался пристав. – Владимир Гаврилович, может, в экипаже? – Понял, что подумал совсем не то.
– Нет, я пройдусь. Пока подъедут из сыскного, я уже буду на месте.
Васильев не знал, что ему делать – следовать пешком с Филипповым или доехать на экипаже до трактира и уже там ждать начальника сыскной полиции. Второе взяло верх.
Владимир Гаврилович шёл по улице, под туфлями скрипели маленькие камешки, и как ни странно, но именно этот тихий мерный хруст успокаивал. Думать попросту не хотелось.
Расстояние до трактира сокращалось. Филиппов видел, что у дверей, как всегда, толпятся любопытные, строящие фантастические версии случившегося и создающие новые бредовые слухи, которые скоро понесутся по улицам города, словно ураганный ветер. Издалека начальник сыскной полиции заметил, что нынешний хозяин выставил из заведения посетителей и теперь никого не пускает. Расставил своих половых, и те несли службу вместо полицейских, которые прибыли с приставом и приступили к охране места преступления.
Когда Владимир Гаврилович проходил между собравшимися людьми, к трактиру подъехали сыскные агенты, среди которых он увидел Власкова. Спустя несколько минут подкатил экипаж, из которого вышел доктор Стеценко с саквояжем в левой руке и, заметив начальника сыскной полиции, направился к нему.
– Здравствуйте, Владимир Гаврилович, – протянул руку Пётр Назарович. – Снова встречаемся по трагическому поводу?
– Когда б мы свиделись по иному случаю? – вопросом ответил Филиппов.
– Ваша правда, – произнёс с какой-то обречённостью Стеценко и, посмотрев на любопытствующих, сквозь зубы процедил: – А народ, как во все времена, требует хлеба и кровавых зрелищ. Ведите уж туда, где наше с вами тело. – В последней фразе чувствовалась неприкрытая ирония.
У дровяника прохаживался поставленный Филипповым для охраны городовой. Заметив приближающихся начальника сыскной полиции, неизвестных господ и среди них пристава Охтинского участка, Иванов остановился и вытянулся во фрунт.
– Вы его тут поставили? – Дмитрий Дмитриевич тяжело дышал, зыркая прищуренными глазами.
– Надо же было место преступления оградить от нашествия любопытствующих, – произнёс спокойным тоном Владимир Гаврилович.
– Начальник мне, – неслышно прошептал одними губами Васильев.
– Господа, – напутствовал Филиппов сыскных агентов, – обращайте внимание на всякие мелочи. Преступник мог зацепиться за стены, дрова, оставить нитку, клок материи. Ищите и подмечайте всё. А вы, господин Генэ, запечатлейте на фотографических карточках не только тело, но и само место. Может быть, камера покажет то, что мы не заметили глазами.
– Вы полагаете, что фотографический аппарат надёжнее человека? – насмешливо спросил пристав, настроение которого менялось каждую минуту.
– Поверьте, господин Васильев, – с полной серьёзностью ответил Филиппов, – когда-нибудь в сыскном деле технике будет больше доверия, нежели нам, смертным.
– Вы, голубчик, фантазёр, – Дмитрий Дмитриевич не воспринимал настоящим образом слова начальника сыскной полиции.
– Ваше право думать иначе, – Владимир Гаврилович наблюдал через проём двери за действиями сыскных агентов и за тем, как устанавливал фотографический аппарат бывший французский подданный Генэ.
Через некоторое время к начальнику сыскной полиции подошёл Пётр Назарович.
– Как я понимаю, Владимир Гаврилович, вас интересует время убийства?
– Приблизительно мне оно известно.
Стеценко вскинул брови, но не стал уточнять, откуда.
– Если так, то не смею вам больше досаждать, – всё же обида пробилась сквозь невозмутимость.
– Везите труп ко мне на вскрытие, хотя могу сказать и так: женщине нанесён один удар ножом под нижнее ребро с левой стороны. Лезвие довольно длинное, оно попало в сердце.
– Смерть была мгновенной?
– Да, – кивнул доктор, – женщина скончалась, как только лезвие вонзилось в сердце.
– Что ж, буду ждать отчёт по вскрытию, – произнёс Филиппов.
Глава 15
После осмотра места убийства, который затянулся до первого часа ночи, один из агентов, участвовавших в процедуре, подошёл к Филиппову.
– Владимир Гаврилович…
– Что-то обнаружили? –