Читать интересную книгу Аркадия (СИ) - Козинаки Кира

– Я в два слоя покрасила.

– Значит, третий. – Илья снова заглянул мне в глаза. – Чтобы наверняка. Поможешь?

– Ты уверен?

– Тебе очень идёт держать кисть в руках.

Я, вообще-то, собиралась уехать. Я попрощалась с ним. А потом кошка начала рожать, и всё закрутилось, и мы поговорили, и мне по-прежнему нравилось тут быть, и мне нравилось быть с ним рядом, и держать кисть в руке мне тоже нравилось. И даже если сейчас он действительно просил меня просто помочь покрасить стены, а двойные смыслы в его словах я опять напридумывала, – мне это тоже нравилось. Поэтому я почесала нос и согласилась:

– Помогу. Но больше не буду приходить так рано.

Илья поджал губы и кивнул понятливо:

– Договорились. И я тоже хотел спросить…

– Давай.

– Что там за занимательный факт про Куинджи?

Я улыбнулась, а ледяная стена между нами истончилась и накренилась, как если бы вдруг наступил март, обдал обломки зимы первым зноем, наполнил глухую тишину птичьим пением.

– Запомни этот вопрос. В машине задашь.

– Ладно. А ты что, реветь собралась?

– Н-нет, – пробормотала я.

– А чего глаза блестят? И почему ты так странно дёргаешь носом?

– Просто я… я его почесала… рукой, которой ела перец… Илюха, пожар!

– Подуть?

– Да! – взвыла я. А когда он обхватил моё лицо ладонями и действительно подул на нос, добавила: – От тебя луком пахнет.

– Сама просила положить побольше!

– Так я не думала, что тут такая эротика начнётся.

– Эротика была, когда ты заглотила полторы шаурмы, глубо…

– Тсс! Будешь петросянить –яна тебя дыхну! А во мне так-то луковых колечек больше!

Илья усмехнулся, а я вытаращила глаза и застыла каменной глыбой.

– Ты чего? – спросил он.

– А всё прошло, – соврала я.

Ни черта не прошло, нос всё ещё горел, и очень хотелось подышать молочком, но Ильяусмехнулся, впервые за всё время усмехнулся, и на небе вспыхнула звезда, начала собирать вокруг себя новую галактику, и остальное вмиг стало таким неважным.

А ещё его тёплые ладони лежали на моих щеках – просто, невинно, привычно, неправильно, правильно. И я горела всем телом.

– Смотри, береговая охрана! – вдруг воскликнул он. – Валим отсюда!

– Что? Где? – принялась испуганно озираться я, вскочив на ноги, но он уже схватил меня за руку и тащил за собой с пирса. Хоть и никакой береговой охраны, конечно, не было.

Русский живописец Архип Куинджи считал себя птичьим избранником. Ежедневно в полдень, как пушка ударит, он выходил на крышу своего петербургского дома, кормил слетавшихся со всего города ворон, галок и воробьёв и подолгу с ними беседовал, уверяя, что пернатые друзья прекрасно его понимают. Больных и ушибленных птиц он уносил в мастерскую, лечил и выхаживал, даже самостоятельно сделал голубю трахеотомию, вставив в горло трубку. За столь нестандартную привязанность к птицам его считали сумасшедшим и высмеивали, и однажды в петербургской газете появилась карикатура, на которой он прямо на крыше ставил клизму вороне. Самому Куинджи карикатура показалась странной – почему процедуру делают на улице? Ведь птица может улететь!

Об этом я рассказала Илье по пути домой. И зажгла вторую звезду.

А тётя назвала котят Патрия, Деде, Минерва и Мария-Тереса.

Не знаю почему.

__________[1] Боккони – университет им. Луиджи Боккони, престижный частный вуз в Милане; признан одной из ведущих мировых школ делового администрирования (бизнес-школ). Бакалавриат в итальянских вузах обычно длится 3 года, обязательным требованием при поступлении является наличие у абитуриента 12-летнего образования. Россиянин с 11-летним школьным образованием может добрать недостающий год одним курсом по той же специальности в российском вузе или пройти подготовительный курс Foundation при итальянском университете. Таким образом, между окончанием российской школы и выпускным экзаменом в итальянском вузе может действительно пройти 4 года.

Глава 8

Поздним утром воскресенья я вышла из леса прямиком к дыре в заборе. Точнее, к тому углу, где она когда-то была, но за минувшую ночь никаким волшебным образом на своё законное место не вернулась, да я и не надеялась. Признаться, я вообще не очень понимала, на что надеялась, снова согласившись помочь Илье с покраской, а времени подумать у меня не было: сначала я впервые за несколько дней крепко спала, а потом встала, собралась и просто пришла к дыре в заборе.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Я обхватила пальцами доски и заглянула во двор. Высоко поднявшееся солнце заигрывало с пушистыми макушками сосен, пуская по песку позёмку бликов; духмяный лесной ветер с тихим стуком ронял иголки на крышу дома, а из распахнутого кухонного окна вырвалась занавеска, дёрнулась несмело, и я улыбнулась.

Скрипнула дверь, на крыльце – откровенно недоделанном, кстати – появился Илья, и мы тут же уткнулись друг в друга взглядами, облегчённо и радостно, соскучившись за ночь... ну, по крайней мере, я смотрела именно так.

– Долго будешь там стоять? – спросил он.

– А что, мешаю?

– Да нет, стой, раз нравится. Но у меня есть для тебя дело поинтереснее.

– Знаю, знаю, – проворчала я, отважно залезая в зазаборные буреломы, цепляясь лямкой комбинезона за какую-то ветку, но чудом добираясь-таки до калитки в целости и сохранности. – Красить.

– Это да, – подтвердил Илья. – Но сначала вот.

Он спустился с крыльца и протянул мне вчерашний контейнер с печеньем для Тузика. Я подошла ближе, сняла крышку и обнаружила нетронутые овсяно-печёночные сердечки.

– Ему что, совсем не понравилось? – с грустью спросила я у Ильи.

– Он о них ещё не знает, – ответил тот хитро. – Я подумал, что раз ты старалась, то тебе и угощать.

– Туда высыпать? – кивнула я в сторону пустой металлической миски у стены, но Илья мотнул головой, и я долго-долго смотрела ему в глаза, прежде чем осознать, что он задумал, а затем возмущённо воскликнула: – Ага, чтобы он отгрыз мне пару-тройку рук?!

– Знаешь, Малевич, это было бы крайне невыгодно в первую очередь для меня.

Илья вдруг свистнул – да так громко, что стайка мелких птиц взмыла в небо с ближайшего дерева. Я тоже встрепенулась, настороженно посмотрела по сторонам, но время шло, а Тузик упрямо не появлялся.

– А он где-то рядом?

– Без понятия.

– Но если ты зовёшь его свистом…

– Волки слышат звуки на расстоянии километров десяти, это в лесу. А если средняя скорость волчьего бега составляет пятьдесят километров в час, то…

– Ой, нет, я знаю, что ты умный, но только не математика, пожалуйста, – скривилась я.

Примерно двенадцать минут – считать я умела и понимала, сколько времени мне отведено, чтобы беспрепятственно разглядывать Илью. Чтобы заметить, как проказливое солнце зажгло в глубине глаз янтарные огоньки с застывшими букашками былых невзгод, на мгновение окрасило щетинистую щёку в рудый, пересчитало веснушки и коснулось губ ласково, как хотела бы сделать я сама. Чтобы подумать, стали ли его волосы другими на ощупь и что будет, если расстегнуть верхнюю пуговицу его рубашки и уткнуться носом в ямку на шее. Какой же он всё-таки красивый! По-прежнему слишком худощавый, слишком небритый и слишком смурной – все те «слишком», которые так оглушили меня при первой встрече. Но теперь он больше не казался холодным, не казался сломленным. Будто это снова был мой Илюха – голова, два уха, и стоять рядом, дышать им, смотреть ему в глаза я могла вечно, без неловкости, смущения и необходимости что-то сказать.

Но шолох с другой стороны дома – и на опушку медленно вышел зверь, разом рассеивая все чары. И хотя я уже трогала его за нос в минуту душевной пустоты, сама звала в миг безумной эйфории и даже выдержала долгую ночную прогулку по лесу с тяжёлыми шагами за спиной, вот так вот живьём в своей дикой мощи он всё равно выглядел довольно пугающе, поэтому я инстинктивно крутанулась на месте, подалась назад и воткнулась лопатками в Илью.