За кормилицу Софье пришлось выдержать первое сражение намного раньше, чем она намечала.
Как только малышка выздоровела, и Марфу и Груню попытались удалить от девочки. Сначала — днем. Официально и под предлогом 'дорогие гости, не надоели ли вам хозяева…'. Куда там… вцепилась — и в слезы. 'Неть, не осю… не усю…'.
То есть 'Нет, не хочу, не пущу'… и даже смертельное оружие 'Бяка!! Кака!!!' и пальцем в сторону княгини Анны потыкать…
Естественно, номер не прошел. Марфу попытались убрать. И Софья устроила маленький локальный Армагеддон, отлично понимая, что возвращенная Марфа и приближенная Груня будут ей благодарны. А вот те, кого к ней приставят сейчас, будут благодарны только Анне Никифоровне.
Когда в ее покои вошли несколько совершенно посторонних девиц, Софья попыталась потребовать Марфу и Груню. Девушки не обратили внимания, продолжая сюсюкать и умывать малышку. И Софья поняла, что надо действовать. Ее слуг явно удалили, а откуда эти? Лобанова — Ростовская подсуетилась? И где они были, когда девочка болела?
Нет, ей такие не нужны, ей нужны верные…
Сначала‑то Софья пыталась понять, кто и где, а вот потом, когда одна из девушек обмолвилась, что может, не стоило так‑то, убирать кормилицу от ребенка, не слишком ли Анна Никифоровна…
Вот тут Софья взбеленилась по — настоящему.
Значит, так? Не хотел ребенок по — хорошему, будет по — её? Не много ли княгиня на себя взяла? Уррррою!
Какое оружие доступно ребенку? Да самое простое. Софья отказалась одеваться, умываться, идти в церковь, сидела и плакала.
Увещевания княгини Анны привели только к словам 'Бяка! Злая!!!' в ее сторону. И метко запущенному сафьяновому мячику. Сколько там сил у трехлетнего ребенка? Даже синяка не будет, но в лицо он‑таки попал, только бубенчики внутри звякнули. А что, аналог пощечины. В итоге ребенка одели насильно и потащили в церковь.
Торжественный выход Софья не испортила, не дали. Хотела было поговорить с матерью, но не подпустили — княгиня явно рассчитывала, что ребенок переключится, забудет обо всем, а там и смирится. Ага, хвост тебе об стенку! Первое сражение Софья проигрывать не собиралась — и ехала до церкви на руках у дебелой боярыни, в плане страшной мести общипывая ей воротник и кидая жемчужинки и золотое шитье на пол. Заречешься, зараза, меня руками хватать!
А вот в церкви Софья устроила шумный рев. Сначала шумный, чтобы мать внимание обратила, еще до начала богослужения. А когда к девочке обернулись четыре женщины, явно главные тут, принялась реветь тише и требовать Марфу и Груню.
Естественно, замолчать инцидент уже не получилось. Соня рассчитала все правильно. В любом тереме не без подводных течений и не может Анна Никифоровна всем нравиться. Кто‑то да не упустит возможность подпустить ей шпильку.
Это оказалась симпатичная светловолосая женщина, лет тридцати на вид, которая, явно поняв, что требует ребенок, приказала Лобановой — Ростовской вернуть девочке кормилицу, а пока привести постельницу, чтобы ребенок не ревел в церкви. Пусть успокаивает.
Анна Никифоровна скривилась, как от лимона, но кого‑то послала за Груней, явно рассчитывая, что истерика продолжится — и можно будет девчонку потом убрать.
Куда там!
Стоило Софье увидеть Груню, как девочка тут же усилием воли прекратила слезоразлив, влезла на руки, прижалась, расцвела улыбкой и позволила себя покормить.
Девчонку (той еще и пятнадцати не было) тут же повелели оставить при царевне.
За столом Софья вела себя замечательно, но только когда Груня была рядом. А стоило появится Марфе, как вообще засияла ясным солнышком и вцепилась в обеих женщин так, что оторвать бы сразу и не получилось.
Остальное прекрасно сделала Марфа. Тетка была умна, просто раньше у нее зацепиться возможности не было. Отработала кормилицей три года — и свободна за ненадобностью. С шубой, с деньгами, с почестями, но уже не при царевне. А тут она принялась работать переводчиком при Софье, объясняя, что девочка‑де хочет ее в нянюшки, а Груню в служанки, потому как ухаживали во время болезни, заботились, да и вообще, дети чувствуют, кто их больше любит…
Оставили. А Марфа уже повыгоняла из покоев Софьи всех лишних девиц, оставив только ту, проговорившуюся. И то с позволения Софьи.
Да, ребенок. Да, царевна. Но и это уже не так мало.
А вот теперь, когда есть база, когда можно не ждать предательства в собственной спальне и спокойно тренироваться, читать Псалтырь, все больше осваивая алфавит и развивать доставшееся тело, вот теперь и информацию об окружающем мире можно собирать. И девочка принялась за работу.
Спустя еще две недели Софья выделила для себя ключевых обитательниц терема.
Царица Мария Ильинична, в девичестве Милославская.
Мать. Высокая темноволосая и темноглазая женщина, красивая, статная, спокойная, в очередной раз беременная…
Софью она не любила, это видно было. Уж ей так точно, а значит и остальным. Но, как часто случается, старалась этого не показать — и разрешала малышке больше, чем остальным. Дарила подарки, делала послабления… Если бы Софья была ребенком, она бы, может, и расстроилась. Как же, мама не любит. Но она ведь взрослая. Она — вообще левый человек в этом теле, а потому… Ну и фиг с тобой, не люби. Переживем, перекусаем. Главное, что девочка была более — менее свободна. Да и подарки были достаточно ценными, так что когда будет возможно — надо наградить своих людей за верную службу. Хорошо служат те, кому много платят.
Сестра Марии — Анна. Боярыня Морозова. Тут была некрасивая история, но насколько поняла Софья, у ее отца был воспитатель — Борис Морозов. Сам по себе мужик неплохой, только вор и властолюбец. Ну, так у власти все такие, традиция, однако.
Так вот, понимая, что любовь монарха преходяща и что царь, став самостоятельным, скоро пошлет воспитателя далеко и надолго, он сделал финт ушами. Подставил царю двух сестер Милославских. Царь выбрал себе Марию, а боярин Морозов женился на Анне и лихо породнился с царем. Впрочем, от опалы его это не спасло, народ поднял бунт и Борис Морозов получил все основания опасаться за свою жизнь. Его чуть не прибили, дом разграбили, еще бы и жену прибили, да та закричала, что сестра царицы, ну и тем спаслась. Повезло…
Пришлось царю отправлять воспитателя туда, где он ни властвовать, ни воровать не мог, а именно в монастырь. Не монахом, не на постриг, нет. Просто пожить, чтобы все забылось.
А если честно, Софья бы его тоже отставила по причине слабоумия. Это ж надо — жениться на девчонке, на тридцать с хвостом лет тебя моложе, да еще и ревновать и плетью ее бить. Вот как такого назовешь? У Софьи печатных слов не находилось.
Ладно еще, когда такая разница в возрасте у жен олигархов с мужьями. Но там‑то все ясно, нормальная сделка 'товар — деньги'. Я тебе молодость и красоту, а также неустанную гимнастику в постели. Ты мне денюжку и побольше, побольше… Все законно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});