от неожиданной прелести ее буквально захватило дух.
Изогнутая крыша имела форму перевернутой лодки, и потому-то, видимо, Нилиме вспомнились храмы Бишнупура. Ничего удивительного, ибо и прочие детали – красновато-коричневый цвет стен, облицовка фасада – выдавали самый знаменитый архитектурный стиль Бенгалии, в семнадцатом веке зародившийся в царстве Бишнупур.
Стиль этот идеально соответствует месту своего возникновения – в том смысле, что в нем отражены формы и линии построек бенгальской глубинки. Кроме того, он позволяет искусно использовать местный, легкодоступный строительный материал. Отказавшись от роскоши камня (коего в Бенгалии очень мало), он обращается к обожженному кирпичу из речного ила (в коем нет недостатка). На мой взгляд, насыщенный цвет этого тонкого и прочного кирпича – одна из составляющих славы бишнупурского стиля.
Однако кирпичное строение не допускает настенной резьбы, какую видишь в величественных каменных соборах Южной и Центральной Индии (или, скажем, Явы и Камбоджи), а потому в храмах Бишнупура легендарные сюжеты (неотъемлемая часть подобных сооружений) излагаются посредством терракотовых фризов и барельефов на панелях, вделанных в стены.
Конечно, святилище не выглядело выдающимся образцом означенного архитектурного стиля, но, к моему восторгу, фасад был украшен изрядным числом фризов. Если храм и впрямь связан с легендой об Оружейном Купце, подумал я, то на некоторых панелях непременно должны быть изображения ружей (вернее, мушкетов).
Все мои недавние страдания мгновенно забылись, я уже не думал о промокшей одежде, но в ознобе любопытства подобрал подол лунги и приблизился к строению.
Больше всего я боялся, что от времени фризы стали неразличимы, и опасения мои подтвердились, ибо осадки и ветер сильно их повредили. Но затем, к моей вящей радости, я обнаружил, что исходные (как я считал) изображения сохранены весьма удивительным способом: некто очень старательно обвел их контуры осколком какого-то изделия из красной глины. Я тотчас подумал о чашках, какие встретишь в любой индийской чайной, и, глянув под ноги, увидел россыпь осколков глиняной посуды.
Обводка повторяла то, что выглядело незамысловатыми, корявыми знаками. Кое-где линии немного стерлись, но изображения оставались разборчивы. Как принято в знакописи, отдельные символы и мотивы повторялись в разных сочетаниях. Наиболее заметной была пара фигур в тюрбанах, каждую из которых сопровождал определенный символ. Один из них – открытая ладонь под сенью распустившей капюшон кобры – легко расшифровывался. Если так обозначена Манаса Дэви, богиня змей, то сопутствующая ей фигура представляет, видимо, Оружейного Купца. Из сего следовало, что вторая фигура – это Шкипер Ильяс. Я был почти уверен в своем выводе, вот только не мог истолковать сопровождавший моряка символ, который прежде не встречал:
Некоторые изображения легко поддавались прочтению. Кое-где Купец и Шкипер сидели в лодке, что явно отсылало к их странствиям. На одной панели они были изображены с какими-то волнистыми штуковинами, которые я трактовал как морские раковины, собранные в очередном порте захода. Другая панель представляла книгу в виде иллюстрированного манускрипта из пальмовых листьев. На предпоследней панели Купец был вроде как связан, что тоже не представляло загадки – видимо, так излагался эпизод, когда пленника везли на Цепной остров, чтобы продать в рабство.
Однако многие фигуры и символы были непостижимы. Например, курган под сенью двух пальм или множество трепещущих стягов и вымпелов. Но самым непонятным был повторяющийся символ в виде двух концентрических кругов:
И что же он означает? Словно этого было мало, иногда круги изображались под перекрестьем линий:
Не меньше озадачивало отсутствие предвкушаемых мною ружей и мушкетов. Единственный намек на оружие несло изображение фигуры в шлеме, державшей в руках нечто продолговатое – то ли мушкет, то ли копье. Видимо, так был представлен пират-европеец (на бенгальском – хармад). Он явно был вооружен, но вот ружьем ли?
Я внимательно разглядывал фризы, стараясь запечатлеть их в памяти. Какая жалость, думал я, что при мне нет телефона, которым можно все зафиксировать. Черт, нет даже листка бумаги и карандаша, чтоб зарисовать…
Как только вернется Хорен, попрошу его отдать мне телефон и фотокамеру.
В глубокой задумчивости, навеянной изображениями, я безотчетно миновал арочный вход и очутился в храме.
После яркого уличного света показалось, что внутри царит непроглядный мрак. Однако гулкий отзвук, сопровождавший шлепанье моих босых ног, известил о сводчатом зале, характерном для данного архитектурного стиля: просторные интерьеры бишнупурских храмов свидетельствовали, вероятно, о влиянии исламских и христианских культовых сооружений. Но определить размеры окружавшего меня пространства я не мог, ощущая только скользкую мшистость пола под ногами и легкую затхлость сырого прохладного воздуха.
Я еще не обвыкся с сумраком, когда за спиной моей раздался негромкий звук, похожий на ворчание. Я резко обернулся, готовясь увидеть приблудную собаку. Но нет. В дверном проеме стоял лохматый парень, ошалело вылупившийся на меня.
И кто же это, как не долгожданный Рафи? Обрадованный донельзя, я устремился к нему и громко выкрикнул:
– Эй то! Наконец-то! Я уж вас заждался!
Парень испуганно попятился, чему я в общем-то не удивился, ведь перед ним был незнакомец – возможно, злоумышленник. И все же отклик его выглядел чрезмерным и даже смешным: в вытаращенных глазах плескался неописуемый ужас, словно обладатель их узрел монстра.
– Я просто гость, – сказал я, стараясь его успокоить. – Приехал из Колкаты.
Но слова мои не остановили отступления, парень пятился, покуда не уперся спиной в колодец, и лишь тогда замер. Уставив взгляд в землю, он тяжело дышал, будто чудом избегнул смертельной опасности.
Я видел перед собою не до конца сформировавшегося юношу, у кого длинные руки-ноги еще не стали соразмерны гибкому телу. На узком лице с пушком над верхней губой выделялись крупные глаза, опушенные густыми ресницами, и пухлый вишневый рот, уголки которого смотрели вниз. Босые ноги покрывала корка засохшего ила, наряд состоял из заношенной рубахи и линялого лунги, подвернутого выше колен. Копна нечесаных волос и настороженный сверкающий взгляд придавали юнцу сходство с изящным диким зверьком, в любой момент готовым задать стрекача.
– Извините, что я так вот нежданно нагрянул, – сказал я. – Вы же Рафи, верно?
Парень кивнул.
– А вы кто такой? – спросил он, напрягшись. Бенгальский его был с налетом местного сельского выговора. – И что вы здесь делаете совсем один?
– Меня зовут Динанат Датта. – Я старался говорить как можно мягче. – Я приехал взглянуть на храм, привез меня Хорен Наскар…
– Вот как? Но где же он сам? Я не видел его катера.
– Он сказал, что вы, наверное, где-то рядом, и поехал