Читать интересную книгу Террариум 2 (СИ) - Гром Макс

Такой прицел очень простой. Его может сделать любой, если у него есть нужные материалы.

Он не так хорошо как коллиматорный прицел, но намного, намного дешевле, поэтому он быстро распространился по землям людей. Его можно увидеть и у солдат НРИ и у «чистых» и у их союзников конечно. Да даже бандиты сами делают такие прицелы.

Шарик гавкнул. Теперь никто не стал обращать на это внимание.

Степан не был зол на вырубленного им зека. За три недели пути многие с ума сойдут. За всё это время карета ни разу не выехала за пределы леса, ведь на свободных от него участках стояли города и селения «чистых».

Солдаты «чистых» не имеют права стрелять или как-либо вредить людям, едущим в линию крепостей. Даже если эти люди с вражеского государства, их нельзя трогать.

Для того, чтобы не оказаться на линии огня, на каретах нарисованы голубые полосы, подсвеченные фонарями. К рукавам солдат привязаны голубые ленточки.

У командиров групп охраны есть документы в голубых корочках, в которых обозначен пункт назначения и другая нужная информация.

Последние пятьдесят километров небольшой обоз ехал особо осторожно.

Рано утром бойцы обоза встретили группу крестьян, убегающих из этих мест.

Они сказали, что дальше нужно ехать с опаской и невиданной осторожностью. В этой части земель «чистых» наследник престола начал своё маленькое наступление. Он уже разграбил три селения. И сделал он это, почти без потерь.

Ещё крестьяне сказали, что во время его атак происходят странности. Мелкая живность начинает сходить с ума. Собаки бросаются на хозяев и рвут их на куски.

Карета вдруг затормозила и сильно накренилась на правый бок.

Замок снова зашумел и дверь опять открылась.

— Всем выйти! — Приказал командир охраны. Все конечно повиновались.

Спящего зека с трудом разбудили и вывели из кареты.

Оказалось, что у их транспорта сломалось заднее колесо. Оно, просто отломалось.

«Добровольцы» выстроились в одну шеренгу, посреди огромной лужи, в которой вязли ноги.

— Можно, что-нибудь с этим сделать? — Спросил командир у подчинённого осматривающего колесо.

— Конечно можно товарищ командир, но на это уйдёт время.

Степан посмотрел налево и направо. Карет с «Добровольцами» было ещё три. В каждой было примерно по десять человек.

Кроме карет были ещё повозки забитые ящиками с оружием и патронами, и ещё одна повозка для отдыха, с подогревом и всем прочим.

— Товарищ командир нужно чтобы кто-нибудь приподнял карету. — Сказал солдат принявшийся чинить карету.

— Ублюдки! А ну живо подняли повозку! — Приказал командир.

Приказ был выполнен. Злить командира было не лучшей идеей. Для охраны зеков и командования штрафбатом выбирают самых отпетых и жестоких негодяев. Таких негодяев, для которых не составит труда избить заключённого до полусмерти, или послать сотню человек на пулемёты. Да такими занятиями и не сможет заниматься нормальный человек. Нормальный человек лишь может выполнять приказы негодяя, а вот выполнять его прямые обязанности не может.

Закапали капли дождя. Они капали всё чаще и чаще, и в итоге начался ливень.

Со стволов гигантских деревьев стали стекать потоки воды, которые добравшись до земли, превращались в ручейки и лужи. Как будто их было мало.

Руки у Степана заболели, как и у остальных. Пальцы зажгло. Боль в старых мозолях активизировалась. Одна из мозолей порвалась. Карету теперь было ещё сложнее держать.

Солдат не спешил с починкой. Он дольше глядел на поломку, чем исправлял её.

Он с помощью нескольких солдат снял второе заднее колесо, поменял сломанную заднюю ось, и вернул оба колеса на место.

После ремонта, «добровольцев» загнали обратно в карету.

Грязный как свинья Шарик забрался на колени хозяина, зевнул и закрыл глаза.

Все попытки убрать его с колен ни к чему не привели. Шарик был хоть и мал, да тяжёл.

Когда Степан пытался столкнуть его с маленьких для такого пса колен, тот издавал недовольные звуки. По этой причине Степан оставил пса на коленях.

— Блин, пива то как захотелось. Всё бы отдал за одну кружечку пивца. — Сказал «доброволец» подкидывающий хворост в печечку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Мужику было примерно тридцать четыре года. У него узковатая голова, худое, неделю не бритое лицо, сломанный давно нос, потрясающе сочетающийся с парой ссадин и небольшим шрамом под правым глазом. Шрам выглядел относительно новым. Кожа вокруг него была красноватой. Волосы «добровольца» были коричневые и длинноватые. Их кончики спокойно могут достать до подбородка. Цвет глаз было не определить в полутьме, но скорей всего они были просто тёмные.

«Доброволец» по непонятной причине, носил на голове запятнанную, поношенную, красную тряпку.

— Хотя какое нафиг пиво. Лучше самогона, да с варёной картошечкой в масле, а ещё лучше чтоб с сосисками.

— А мне бы хватило просто дома оказаться. — Сказал печально Степан.

— Домой всем хочется, да не попасть туда. Так что приходится мечтать о простом и приземлённом. — Не менее печально сказал «доброволец» с красной тряпкой на голове. — Я вот пытался до дома добраться, но не дала мне наша власть этого сделать. Повязали меня, побили и в темноте закрыли. А потом когда я окончательно привык гнить во тьме, меня выпустили и «предложили» «добровольно» поехать с вами господа-товарищи. А ты за что здесь собачник? То есть, как попался? Я видел, что с тобой прощалась жена, красавица. Я бы при такой жене…

— Сам не знаю. — Начал говорить Степан. — Я сидел дома, курил, никого не трогал и вдруг за мной приехали. Потом поговорили, конечно, «по-доброму». Решили, что такого труса и предателя как я, можно только расстрелять.

— А чё ты тут тогда? — Спросил «доброволец» скрытый тенью.

— Вступился за меня один человечек. Вспомнил, какие у меня заслуги перед родиной. Да и то скорей всего он вспомнил про заслуги, из-за моей помощи ему.

— Так ты крутой, что ли? Вояка особенный? Спецназовец, наверное, да? Не каждый может меня так ушатать. — Сказал побитый Степаном бывший зек.

— Да. м- Степан почесал у пса за ушком.

— Раньше такого не было. Ну, я имею в виду арестов таких. Некоторые люди, очень тихо говорят, что наш вождь пролетариата с головой не дружит от старости, и что за место него сейчас правят фигуры помельче. И вот они уже делают все, что им заблагорассудится, пока товарищ Молотов слюни дома пускает.

— Раньше было…

— Не надо сейчас этого. Вообще такое говорить не надо. Это мерзко. — Судя по лицу «добровольца» с тряпкой на говоре, ему было и вправду мерзко. — Когда было лучше? Когда люди в пещерах от тварей лесных прятались? Или может когда эти самые люди до оружия добрались и силу свою почувствовали? Хотя нет, наверно лучше было лет шесть назад, когда мы в окопах ссались от страха?

— Ну… в старом мире наверняка было лучше.

— Ха… в том то и дело, что, наверное. Мы ведь почти ничего не знаем об том мире. Книг того времени почти не осталось. А те, что остались, заперты от нас в архивах на замок. И не понятно, почему заперты. Толи для того, чтобы мы не узнали, как там плохо было, или наоборот не узнали, как там было хорошо. — Недовольно сказал «доброволец» сидящий вплотную к Степану.

— Заперли их там, потому-что сохранить хотят. Если бы их не заперли бы, то они давно бы сгнили. — Сказал Степан. — У «чистых» всё намного хуже. Они сожгли все книги иностранных авторов, кроме немецких. Вокруг великих русских и немецких книг, создали культ. И книги у них все в основном только про величие русского народа и величие арийской рассы и фашистского режима. Ещё старики их постоянно детям и подросткам мозги промывают, собственно как, и везде. Говорят, что русские никогда войны не начинали, и не проигрывали, они их только выигрывали, а значит русский народ самый великий, могучий и так далее. Немцы и в меньшей мере итальянцы у них тоже в почёте, ведь они показали миру самый верный образ жизни и самую верную дорогу к ней. Белорусы и украинцы у них второй сорт. Они как бы, почти русские, а значит, они достойны, лишь быть вторым сортом. Остальные европейские народы это третий сорт, кроме выше озвученных. А американцы так и вовсе четвёртый сорт. Почти мусор, грязь под ногтями, которую спокойно можно как пушечное мясо использовать. Какая-то сильная неприязнь у «чистых» к американцам. Это у них ещё со старых времён. Не понятно, почему и зачем, но есть вот такое, хотя они тоже белые.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})