Читать интересную книгу Взлет и падение третьего рейха (Том 1) - Уильям Ширер

22 мая Стальной пакт (под таким названием он вошел в историю) в обстановке невообразимой шумихи был подписан в рейхсканцелярии в Берлине. Чиано повесил на Риббентропа цепь ордена Святой девы.

Это привело Геринга в такое бешенство, что он прослезился, - этот факт не ускользнул от итальянского министра иностранных дел. Тучный фельдмаршал закатил сцену: он сетовал на несправедливость и утверждал, что орден нужно было дать ему, так как именно он способствовал скорейшему заключению союза.

"Я обещал Макензену (послу Германии в Риме) попытаться сделать так, чтобы и Герингу дали орден", - рассказывал Чиано. Гитлера он нашел "прекрасно выглядевшим, совершенно безмятежным и менее агрессивным", хотя он заметно постарел и морщин у глаз прибавилось, вероятно от недосыпания {Дневник Чиано за 22 мая изобилует пикантными подробностями о жизни Гитлера и его окружения, фрау Геббельс, например, жаловалась, что Гитлер заставляет своих друзей бодрствовать по ночам, что "все время говорит один только Гитлер", что "он повторяется и надоедает гостям". До Чиано доходили слухи "о нежных чувствах фюрера по отношению к красивой девушке. Ей двадцать два года, у нее большие глаза, правильные черты лица и великолепная фигура. Зовут ее Зигрид фон Лаппус. Они часто видятся наедине". Чиано, сам дамский угодник, был, несомненно, заинтригован. Вероятно, он еще ничего не слышал о Еве Браун, любовнице Гитлера, которой в то время не разрешалось часто наведываться в Берлин. - Прим. авт.}. Пребывая в великолепном настроении, фюрер наблюдал, как два министра иностранных дел подписывают документ о военном союзе.

Положения документа были сформулированы с военной прямотой. Его агрессивную сущность подчеркивало предложение, вставленное по настоянию Гитлера в преамбулу. В нем говорилось, что две страны, "спаянные внутренним родством идеологий ...полны решимости действовать рука об руку объединенными силами в целях обеспечения жизненного пространства". Сущность договора содержалась в статье III:

"Если вопреки надеждам и пожеланиям Высоких Договаривающихся Сторон у одной из них возникнут осложнения военного характера с другой страной или странами, другая Высокая Договаривающаяся Сторона немедленно окажет ей содействие в качестве союзника и поддержит всеми вооруженными силами на земле, на море и в воздухе".

Статья V гласила, что в случае войны ни одна из сторон не будет заключать сепаратного перемирия или мира.

Как показал дальнейший ход событий, сначала не выполнил первого пункта Муссолини, потом нарушила второй пункт Италия.

Гитлер сжигает корабли: 23 мая 1939 года

На следующий после подписания Стального пакта день, то есть 23 мая, Гитлер собрал в рейхсканцелярии военачальников и прямо заявил им, что дальнейшие успехи невозможны без кровопролития и что, следовательно, война неизбежна. На этой встрече было больше народу, чем на подобном собрании, состоявшемся 5 ноября 1937 года, на котором Гитлер сообщил командующим трех видов вооруженных сил о своем решении держать курс на войну.

Всего присутствовало четырнадцать человек, среди них фельдмаршал Геринг, гросс-адмирал Редер, генерал фон Браухич, генерал Гальдер, генерал Кейтель, генерал-инспектор люфтваффе Эрхард Мильх, начальник штаба ВМС контр-адмирал Отто Шнивинд. Присутствовал также адъютант фюрера подполковник Рудольф Шмундт, который вел запись беседы (впоследствии она была обнаружена среди трофейных документов). Все, что говорил Гитлер на совещании, было настолько секретно, что копий с записи не делалось, поэтому запись Шмундта оказалась единственным документальным подтверждением.

Это один из наиболее важных секретных документов, которые позволяют проследить путь Гитлера к войне. Перед горсткой людей, которым предстояло руководить вооруженными силами в будущем военном конфликте, Гитлер не прибегает к пропагандистским трюкам и замаскированному обману. Он открыто говорит о том, почему должен напасть на Польшу, а если потребуется, то и на Англию и Францию. С невероятной точностью предсказывает он ход военных действий - по крайней мере, на первый год войны. Но, несмотря на всю прямоту, в докладе фюрера больше неуверенности, чем когда бы то ни было. Более того, Англия и англичане продолжали оставаться для него загадкой и остались таковыми до конца его дней.

Все, что касалось войны и ее целей, было ясно. Не было генерала или адмирала, который бы, покинув 23 мая канцелярию, не знал, что должно случиться к концу лета. Экономические проблемы Германии, начал фюрер, могут быть решены только путем расширения жизненного пространства, а это "невозможно без вторжения в другие страны".

"Дальнейшие успехи фюрера невозможны без кровопролития... Данциг вообще не предмет для обсуждения. Это вопрос расширения жизненного пространства на Востоке, вопрос обеспечения продовольствием, решение проблемы Прибалтийских государств... В Европе нет другой возможности... Если волею судеб нам предстоит испробовать силы на Западе, то очень важно иметь большие территории на Востоке. Во время войны надежд на рекордные урожаи значительно меньше, чем в мирное время".

Кроме того, добавляет Гитлер, население негерманских территорий станет источником рабочей силы - первый намек на рабовладельческую программу, которую он позже привел в исполнение.

Выбор первой жертвы очевиден. О том, чтобы щадить Польшу, вопрос не стоит. Решение уже принято: напасть на Польшу при первом удобном случае.

"Мы не можем ожидать, что события начнут разворачиваться так же, как в Чехословакии. Будет война. Наша задача - изолировать Польшу. От успешной изоляции Польши зависит успех всего".

Итак, будет война. Только с "изолированной" Польшей? Здесь мысль фюрера не совсем ясна. Его высказывания становятся противоречивыми. Он говорит, что сам решит, когда отдать приказ о нападении.

"Это не должно случиться одновременно с пробой сил на Западе...

Не исключено, что германо-польский конфликт приведет к войне с Западом, тогда на первом месте будет борьба против Англии и Франции.

Следовательно, главное: конфликт с Польшей... завершится успешно только в том случае, если в нем не будут участвовать страны Запада.

Если это невозможно, лучше напасть на западные страны и одновременно покончить с Польшей".

От быстро следующих друг за другом противоречивых заявлений генералы, вероятно, смутились, может быть, даже вынули монокли, но в записи Шмундта об этом ничего не сказано, как и о том, что кто-либо осмелился выяснить, что же все-таки произойдет.

После этого Гитлер перешел к вопросу о России. "Не исключено, - заявил он, - что России судьба Польши окажется безразлична". Однако, если Советский Союз объединится с Англией и Францией, то это заставит его, фюрера, "напасть на Англию и Францию и нанести им несколько сокрушительных ударов". Это явилось бы повторением той ошибки, которую допустил в 1914 году Вильгельм II. Хотя в своей речи Гитлер анализировал ошибки мировой войны, уроков из них он, очевидно, не извлек. Теперь мысли его обратились к Англии:

"Фюрер сомневается в возможности мирного соглашения с Англией. Нужно быть готовыми к пробе сил. Англия усматривает в нашем развитии стремление установить гегемонию, которая ее ослабит, Следовательно, Англия - наш враг и борьба с ней является вопросом жизни и смерти.

В чем же будет заключаться этот конфликт?

Англия не может покончить с Германией несколькими мощными ударами, не может сокрушить нас силой. Для Англии необычайно важно вести боевые действия как можно ближе к Руру. Французской крови жалеть не будут. (Западный вал!) Наше существование зависит от того, будем ли мы владеть Руром".

Решив повторить одну ошибку кайзера - напасть на Францию и Англию в случае, если они вступят в союз с Россией, Гитлер объявил, что последует по стопам императора и в другом деле, потом обернувшемся для Германии катастрофой.

"Голландские и бельгийские авиационные базы должны быть заняты нашими войсками. Заявления о нейтралитете можно проигнорировать. Если Англия захочет вмешаться в польскую войну, мы должны молниеносно напасть на Голландию. Наша задача - создание новой линии обороны на территории Голландии. Война с Англией и Францией станет вопросом жизни и смерти.

Мысль о том, что мы можем дешево отделаться, вызывает опасение... Нам остается только сжечь корабли, и тогда вопрос будет ставиться не "правильно это или нет", а "быть или не быть восьмидесяти миллионам людей".

Хотя Гитлер заявил, что Германия нападет на Польшу "при первом удобном случае", и все присутствовавшие знали, что на это будет нацелена вся военная мощь Германии, по словам фюрера, он не мог не думать об Англии. "Англия, отмечал он, - ведущая антигерманская сила". После этого он перешел к обсуждению ее сильных и слабых сторон:

"Англичанин горд, смел, тверд, решителен, хороший организатор. Он умеет использовать любую ситуацию. У него в крови страсть к приключениям и отвага нордической расы...