Читать интересную книгу Мужчина в полный рост (A Man in Full) - Вулф Том

— В каком смысле «дела пошли плохо»?

— Отец запил, мистер Крокер. Просто ушел от нас. И мы больше ничего о нем не слышали.

— Надо же, — покачал головой старик. — А что у него была за работа?

— Диспетчер в фирме по производству вторичной бумажной продукции. Маленькая такая фирма.

— Что это за вторичная продукция?

— Помню, они выпускали такие упаковки для яиц, специальные коробки из серого картона. — Конрад надеялся, что вторичная продукция и упаковки для яиц охладят интерес мистера Крокера к биографии отца.

— Кем же ты работал в шестнадцать лет?

— Упаковщиком, разносчиком продуктов в супермаркете.

— А мать не могла найти работу?

— Нет, сэр. То есть найти-то она могла, но не могла там долго продержаться. Мама никогда не была ответственной и аккуратной. Считала себя человеком искусства, а постоянную работу — обывательской рутиной. Или болотом. Это одно из ее выражений — «обывательское болото». Мама была из хиппи, из настоящих хиппи. В Мэдисоне жили хиппи.

— А сейчас она где?

— Умерла три года назад от какой-то редкой болезни, туберкулеза мозга.

— Вот оно как… — вздохнул Чарли. — И с тех пор ты совсем один, сам о себе заботишься?

— По правде говоря, мистер Крокер, я и раньше сам о себе заботился.

— А чем бы ты сам хотел заниматься, будь у тебя выбор?

— Закончить колледж. Мне удалось в конце концов сдать школьные тесты, я два года проучился в муниципальном колледже. Сейчас коплю деньга, чтобы закончить четырехлетний курс, получить степень.

— И много ты на этой работе накопил?

— Не много, мистер Крокер. Но прожить можно, график удобный, есть время подыскивать место получше.

— Черт возьми… попробую кое-что сделать. — Чарли вдруг загорелся идеей помочь парню.

И тут же разочарованно вздохнул. Куда там. После сокращения персонала «Крокер Глобал Фудз» распорядиться о найме «симпатичного парня» было бы не самым умным управленческим решением.

— Хотя не-е-е, похоже, мест у нас сейчас нет, да и все равно это работа паршивая. — Крокер виновато отвел глаза, будто уже подвел парня. И тут же опять внимательно посмотрел на него. — Слушай, Конни. А где это ты работал, что отрастил такие бицепсы, — он показал на руки парня, — и такие лопаты вместо рук?

Этого вопроса Конрад не ожидал. В голове завертелись варианты. Лучшее, что можно сказать, — работал на складе, но это так далеко от того, что он сейчас делает…

— Я полгода работал на оптовом складе, в отделе краски, мистер Крокер. Целыми днями таскал банки с краской, со шпаклевкой, смесью для штукатурки — каждая от десяти до восьмидесяти фунтов. Весь день качаешь бицепсы по максусу. Так говорил один парень, с которым я работал, — «по максусу».

— Угу, — кивнул Чарли. Повисла пауза. — Я могу назвать и похуже.

— Что похуже, мистер Крокер?

— Складскую работу, — сказал Чарли, — складскую работу похуже, чем на складе с красками. У меня самого есть сеть складов, только продуктовых, оптовая торговля продуктами питания. Ты, может, видел наши фирменные фуры. Везде ездят. Белые такие, а сбоку синяя с золотом надпись «Крокер Глобал Фудз».

Чарли не понял — что такое? Парень вытаращился на него. Смотрел и смотрел, будто вдруг отключился. Чарли повторил, теперь уже вопросительно:

— Видел когда-нибудь наши фуры? «Крокер Глобал Фудз»?

— Да… — сказал наконец парень, — видел.

— Ну, их трудно не увидеть. По всей стране ездят. Так вот, поскольку это торговля продовольствием, у нас полно продуктов, которые надо замораживать, в основном мясо. И в каждом складе есть морозильная камера размером с этот дом. Ну, может, не совсем как дом, но большая. У нас там специальный персонал, называется «погрузчики». Работают сменами по восемь часов при нуле градусов по Фаренгейту, стаскивают коробки с полок, с «уровней», как они их называют, — ледышки по шестьдесят, семьдесят, восемьдесят фунтов… — Чарли опять отвел взгляд и покачал головой. — Что самое поганое — выходят они из этой душегубки ледяной с сосульками на носах. Я не шучу! Из носа висят сосульки! Господи, — тяжкий вздох. Чарли отвел глаза и опять посмотрел на парня. — Давно бы продал к черту этот проклятый бизнес, да занял под него куда больше, чем он стоит со всеми потрохами. Так что если сейчас продать… Значит, ты работал на складе с краской? И где ж это?

Парень молчал.

— В Милуоки, мистер Крокер, — ответил он наконец.

— А как ты здесь оказался?

— Читал, что в Атланте полно работы, и действительно полно, но без образования платят мало.

— И когда ты стал интересоваться стоиками?

— Недавно. Я нашел эту книгу в комиссионном магазине в Шамбли. — Конрад показал старику синий томик.

— Стоики… — протянул мистер Крокер. — Как там звали этого философа? Этикетус?

— Э-пик-тет.

— А, да. Так, значит… и что там Эпиктет говорит насчет банкротства? Или философы о таких приземленных вещах не размышляют?

— Эпиктет размышляет о разных вещах, мистер Крокер. В одном месте он пишет: «Ты трепещешь в страхе, что останешься без необходимого, и не спишь по ночам. Ты страшишься голода, как тебе кажется. На самом деле ты не голода страшишься, но боишься, что у тебя не будет повара, не будет тех, кто закупает лакомые яства, кто заботится о твоей одежде и обуви, кто готовит тебе постель и убирает твой дом. Другими словами, ты боишься того, что не сможешь больше жить жизнью инвалида».

— Там что, и правда так написано? — спросил Чарли. — И про бессонницу, и про инвалида?

— Да, сэр.

— Вот как… Что он еще говорит?

— Он говорит: «Куда приведет тебя страх перед утратой земного имущества? К смерти. Когда Одиссей потерпел кораблекрушение и был выброшен на берег, разве унизила его нужда, разве сломила? Он смотрел на свои трудности как лев, в горах обитающий, — полагаясь на свою силу и мощь. Не на деньги, не на власть, не на положение в обществе, но на собственную силу и мощь. Человека делают свободным не внешние обстоятельства, а то, что внутри него». Вот как говорит Эпиктет, мистер Крокер.

Больное колено не давало Чарли развернуться в постели, но он изогнулся, насколько мог, чтобы посмотреть в лицо парню, этому парню, изрекающему истины стоицизма среди валиков и валов эксклюзивной роскоши, в пухлом кресле, сделанном на заказ точно по эскизу Серены.

— К чему он клонит, этот твой Эпиктет?

— Он… я не самый большой специалист, мистер Крокер, но, насколько я понял, Эпиктет считает, что единственное, чем человек может обладать, это его характер и его «искусство жизни», как это называет Эпиктет. Каждому человеку Зевс дал искру своей божественной сущности — никто не в силах отнять ее, даже сам Зевс, — и из этой искры происходит характер. Все остальное временно и в долгосрочной перспективе ничтожно, включая тело. Знаете, как он называет имущество? «Именьице, утваришка». А человеческое тело знаете, как называет? «Глиняный сосуд с кружкой кровишки». Если человек поймет это, то никогда не будет стонать, не будет жаловаться, не будет никого винить в своих несчастьях, не будет никому льстить. Вот что говорит Эпиктет, как я его понимаю, мистер Крокер.

— Он говорит о лести? — спросил Чарли. Ложь, которую он согласился произнести о Фарике Фэноне, тоже, по большому счету, лесть.

— Да, сэр, — ответил парень. — Вот что он говорит: «Льстец унижает себя и обманывает того, к кому ласкается. И собаки играют и ласкаются друг с другом, но брось между ними кусок мяса — увидишь, что останется от их дружбы».

Чарли попытался примерить этот «кусок мяса» к своим отношениям с Фариком Фэноном, но никакой аналогии не подобрал. Тогда он спросил парня:

— Конни, ты мне вот что скажи. Что Эпиктет думает о том, кто публично восхваляет некую знаменитость, да, и при этом он действительно уважает… э-э-э… его способности, профессиональные навыки — но не очень высокого мнения о нем как о человеке? Стоит ли произносить такую речь, если ты связан с этим человеком по важному делу и от этого многое зависит?

— А тот, кого он восхваляет, в душе ему не нравится?

Чарли глубоко вздохнул, шумно выдохнул и удрученно сказал:

— Да. Он этого сукина сына на дух не переносит.

— И этот человек говорит речь, восхваляющую знаменитость, чтобы что-то получить для себя?

Секунду старик колебался.

— Да. Ты угадал.

— Не так уж много я угадал, — улыбнулся парень. — Эпиктет говорит, что продавать себя — значит низводить себя до уровня животных, несчастных тварей, таких, как волк или лисица. Он почему-то считает, что лисицы находятся на самом низшем уровне развития.

— Он так и говорит — «продавать себя»?

— Да, так и говорит. Подождите… — Конрад полистал книгу. — Вот, Книга первая, глава вторая. «Обдумай, за сколько ты продаешь свою свободу воли, человек. Во всяком случае, не продавай ее дешево».