– Это правда, – кивнул головой его располневший и постаревший сын. – Не было разговора о Вэсилэ!
Еще не стемнело, когда брянский боярин, усевшись на облучок своей большой, называемой «Ордынской», телеги, выехал в сторону степи. В ту же ночь он вместе с отрядом ожидавших его воинов поспешно отправился назад в родной Брянск.
Князь Дмитрий встретил своего верного боярина с большой радостью: ведь тот избавил его от опасности лютой смерти! К счастью, Кручина, не общавшийся во время своей поездки с больными, сумел уберечься от заражения. Однако княжеский лекарь, осмотрев удачливого боярина, все-таки окурил путешественников, лошадей и повозки едким дымом.
На встрече с князем и боярами Кручина Миркович подробно рассказал о своей поездке и особенно о тверских делах, но, оказывается, здесь уже об этом знали.
– Ты все хорошо знаешь об ордынских делах, сын мой, – сказал седобородый епископ Иоанн, – но ничего не слышал о событиях на святой Руси! А к нам прибыли люди с русского севера и рассказали о позорной стычке князя Всеволода Александрыча со своим дядькой Василием!
Василий Кашинский, женатый на дочери брянского князя Елене и имевший от нее двух сыновей, был последним сыном убитого в Орде тверского князя Михаила. По сложившемуся на Руси «лествичному» порядку наследования, он был законным претендентом на великое тверское княжение. Но, как известно, его племянник Всеволод оказался расторопней и, съездив предварительно в Москву, заручившись там поддержкой великого князя Симеона, отправился с московскими «киличеями» в Сарай. Там он хотел добиться лишь признания своего наследственного права на Тверь на случай смерти князя Константина Михайловича, но тот вдруг, в самом деле, заболел во время «сарайского поветрия» и умер. Так, с помощью своих и московских денег, князь Всеволод стал великим тверским князем и, счастливо избежав опасной болезни, выехал с ханским ярлыком в Тверь. А в это время его дядя Василий Кашинский, поздно спохватившись и «собрав спешно, грабежом, серебро», в свою очередь, устремился в Орду. Оба, дядя и племянник неожиданно встретились в Бездеже. Здесь между ними произошла серьезная ссора. Князь Василий обвинил племянника в нарушении своих прав и незаконном «овладении столом», а князь Всеволод, в свою очередь, узнав, что его дядя вез в Орду серебро, украденное в законной вотчине Всеволода Холме, воспользовавшись большим численным превосходством своей дружины, «безжалостно обобрал людей князя Василия и умчался в Тверь, бросив их в степи»!
– Вот так, – подвел итог своему рассказу брянский епископ. – Теперь между ними возникла жестокая вражда, которая несет беду тверским людям, и многие из них уходят в другие земли…
– Опять Москва вставила палку в тверское колесо! – сказал, выслушав Кручину и епископа, князь Дмитрий. – Надо же, лишила моего зятя законного «стола»! Это и моя обида!
– Да, княже, – кивнул головой самый старый брянский боярин, Брежко Стойкович. – Это – козни и против нашего Брянска!
Брянский князь пребывал в тревожном состоянии, когда вдруг в город приехал его старый знакомый – карачевский боярин Бугумил Черневич, служивший покойному Василию Пантелеевичу и не раз бывавший в Брянске. Он рассказал князю Дмитрию и боярам о случившейся весной свадьбе князя Романа Михайловича Молодого с дочерью Тита Козельского. Сообщение вначале было воспринято спокойно. – Я рад, что сын моего покойного друга Михаила так удачно женился! – весело сказал князь Дмитрий. – Жаль вот только, что не на моей дочери! Тогда бы моя милая Федосья была жива…Вот еще одна беда, принесенная нам из Москвы! От нее – только зло! Что ж, теперь Роман Молодой – не жалкий сирота! Пожелаем ему счастья с его прекрасной супругой!
– Однако сватами молодого князя были литовцы! – угрюмо молвил карачевский гость. – Их возглавлял Валент Янович! Он – важный человек самого великого князя Ольгерда!
– Это тоже неплохо, – усмехнулся брянский князь, – что сам Ольгерд почтил сироту его верного и отважного воина! Пусть себе живут в здоровье и счастье! А какое приданое получил Роман Молодой от своего тихони-тестя?
– Князь Тит пожаловал ему городок Коршев на Сосне-реке, – буркнул боярин Бугумил, – на самом краю карачевской земли!
– В такой дали! – покачал головой князь Дмитрий. – Скуп же козельский князь! Но Роман Молодой должен знать, что у него есть земля в моем уделе! Еще князь Роман Старый пожаловал его прадеду Асовицу…Мне об этом когда-то рассказал наш владыка…Я готов вернуть молодому Роману ту землю, если он пожелает! И мы говорили об этом с его покойным батюшкой Михаилом.
– А зачем ему тот жалкий удел? – усмехнулся седобородый карачевский боярин. – Он хочет себе весь Брянск! Там, за свадебным столом, не раз говорили об этом. Дескать, у Дмитрия Романыча нет наследников, его брат Василий тоже немолод, значит, брянским князем будет Роман Молодой!
– Даже так? – задумался князь Дмитрий. – Неужели литовцы недовольны мной? Разве они не могли приехать сюда и поговорить о судьбе Романа? Зачем же обсуждать такие вещи за моей спиной? Выходит, я для них – уже покойник?!
После этого разговора князь Дмитрий как-то сгорбился, помрачнел и едва не утратил интерес к жизни. Все реже и реже он ездил на охоту и поздно вставал с постели, возлежа со своей возлюбленной, ставшей княжеской ключницей, бывшей атаманшей Яриной. – Я даже не знаю, есть ли у меня друзья! – жаловался князь епископу Иоанну. – Москва принялась за свои старые козни, ордынский царь требует все больше и больше серебра, а Литва уже похоронила меня! И все беды из-за того, что у меня нет наследника! – Но у тебя есть брат Василий, – успокаивал князя владыка. – Он – достойный наследник! Пусть не говорят, что он старик! Ему немногим больше пятидесяти…Понятно, что не молод, но еще в силе!
– Надо ехать к брату в Смоленск! – пробормотал князь Дмитрий. – А также проведать престарелого Ивана…Ему вон, сколько лет, а меня, я думаю, переживет! Заодно поговорю с ним о Литве! Известно, что он задолго до меня подружился с литовцами! А какой с меня союзник? Я до сих пор не расплатился за дружбу Гедимина! А может, объявить наследником этого Романа Молодого? Ладно, съезжу в Смоленск, а там будет видно! – И князь, не взирая на конец ноября, стужу и сырость, не обращая внимания на слова бояр и священников, выехал в Смоленск.
Князь Иван Александрович встретил своего брянского соседа настороженно, помня про неприятности, вызванные покойным Иваном Московским и связанные с князем Дмитрием. Но задушевные беседы и откровенные разговоры брянского гостя наедине с ним и с боярами постепенно успокоили престарелого князя, и он «потеплел душой».