с изображением грузовика, на котором сундук с книгами был вывезен в неизвестном направлении. Но в Ростове, пока мой друг высматривал на перроне Марину, которая так и не появилась, портфель с фотографией был украден.
Вся эта информация почерпнута мною из записок моего друга, сам же я был вовлечен в события позднее, когда мне сообщили из Костромы о самоубийстве Виктора Степановича Веретилина – еще одного участника юбилея. Я тут же выехал на место происшествия, но выяснить причину его самоубийства не удалось. Исчезла и богатая книжная коллекция Веретилина, о которой много говорили, но никто ее не видел.
Костромской писатель Константин Калитин передал мне рассказ хирурга Бердникова о встрече с сыном Веретилина. Этот рассказ мало прояснял случившееся, но надоумил меня опросить тех участников юбилея, которые могли хоть что-то сообщить о Веретилине. Заодно было решено собрать таким способом дополнительные сведения о библиотеке московских государей. В результате мы получили шесть свидетельских показаний, коротко остановлюсь на каждом из них.
Среди этих показаний рассказ хирурга Бердникова о сыне Веретилина стоит как бы особняком, сначала я даже сомневался, стоит ли принимать его к сведению. Но вместе с воспоминаниями Мамаева о встрече с инженером Борисом Веретилиным в Ленинграде прояснялась довольно-таки необычная ситуация: узнав, что он не родной сын Веретилина, инженер отправляется к своей настоящей матери, а сам Веретилин после этого даже не вспоминает о том, что когда-то у него был сын. Получается, он выдавал себя за другого человека, у которого взял не только имя, отчество и фамилию, но и его биографию.
Спрашивается – с какой целью? Кто он в действительности? Не разговор ли с Мамаевым, ненароком приоткрывшим тайну лже-Веретилина, стал толчком к его самоубийству?
В рассказе журналиста Мамаева вызывает интерес сообщение о коллекции древностей, обнаруженной после бомбежки в доме возле Конюшенного моста. С помощью Ивана Алексеевича Пташникова я связался с научным сотрудником Эрмитажа Звонцовым – еще одним участником юбилея. Он выяснил, что, вероятной всего, в рассказе Мамаева речь идет о том самом доме, принадлежавшем генеральше Нееловой, в котором жил коллекционер Платон Яковлевич Актов. Но до того, как дом стал собственностью Нееловой, он принадлежал семейству Мусиных-Пушкиных. Можно предположить, что Актов обнаружил в доме еще один тайник Алексея Ивановича Мусина-Пушкина, содержащиеся в котором книги стали частью его коллекции.
В пользу этого предположения Звонцову удалось найти свидетельство, что среди антикварных произведений, закупленных Мусиным-Пушкиным за границей, было скульптурное изображение мертвого мальчика на дельфине. Вероятно, эта скульптура и лежит сейчас на дне Ладожского озера. Не исключено, что вместе со скульптурой из тайника были вывезены и другие ценности, но они, скорее всего, погибли.
Теперь о посещении Михаилом Николаевичем Окладиным Вологды. Насколько убедительна вологодская версия судьбы библиотеки Ивана Грозного, судить не мне, но вот сообщение Метелина о разговоре Тучкова и Веретилина на автобусном вокзале, после чего у Веретилина резко испортилось настроение, заслуживало самого пристального внимания. Странное поведение Тучкова на юбилее отмечали и другие гости. На встрече в Вологде, возле дома Метелина, легковой машины, в которой сидел Тяжлов, я остановлюсь позднее.
В сообщении Ивана Алексеевича Пташникова о поездке в Александров мне показалось весьма любопытным замечание, что Веретилин зачем-то разыграл на юбилее сцену знакомства с Тяжловым и Ниткиным, с которыми неоднократно встречался раньше. Что же касается александровской версии, то она кажется более убедительной, чем вологодская. Однако рассказ инженера Ивашова делает обе эти версии маловероятными. У меня почти нет сомнений, что с разницей в двести с лишним лет дьяк Василий Макарьев и Ивашов со своим приятелем шли навстречу друг другу одним подземным ходом, в котором и надо искать тайник с библиотекой московских государей.
Перехожу к показаниям учителя Тучкова. Из его рассказа неопровержимо следует, что приехавший на юбилей Веретилин действительно не тот человек, за которого выдавал себя. Выяснилось, чью биографию конкретно он использовал для перевоплощения. Но с какой целью и когда это случилось? У лже-Веретилина, судя по его статье, обубликованной в сборнике «Тайны русских книг», оказалась федоровская Псалтырь, взятая настоящим Веретилиным на фронт. Затем эта Псалтырь каким-то образом очутилась в доме Тяжлова в Ростове. Ясно, что между этими людьми – Тяжловым и лже-Веретилиным – существовала какая-то связь.
Не стану пересказывать, каким образом удалось узнать, что скрывалось за смертью лже-Веретилина, сообщу только результаты проведенного расследования.
Выяснилось следующее. Настоящий Виктор Степанович Веретилин в 1942 году был тяжело ранен на Калининском фронте и оказался в одном из госпиталей Костромы. Здесь-то и произошла его подмена: настоящий Веретилин умер, его документы исчезли – и появился лже-Веретилин. Одновременно пропали документы еще одного умершего солдата – Тяжлова.
В то самое время в госпитале работала медсестрой Галина Глотова – дочь старика, у которого уголовник Самойлин и Угаров оставили сокровища, похищенные в усадьбе Мусина-Пушкина в Иловне. Вероятней всего, она по приказу своего брата Самойлина и провела эту операцию с подменой. Так Самойлин еще раз сменил фамилию и стал Тяжловым, а Галина Глотова – женой лже-Веретилина.
Больших трудов стоило выяснить, кто этот человек на самом деле. Им оказался Сергей Вадимович Неелов – сын последнего владельцы усадьбы в Петровском, дезертировавший незадолго до этого с фронта. Каким образом сошлись дороги таких разных людей, как уголовник Самойлин и потомственный дворянин Неелов, теперь остается только гадать.
Успеху подмены Веретилина дезертиром Нееловым способствовало сразу несколько обстоятельств. Во-первых, за время работы в Никольском монастыре конюхом Самойлин достаточно хорошо узнал биографию Веретилина. Во-вторых, перед самой войной Сергей Неелов закончил Ленинградский университет, тоже, как и Веретилин, по образованию был историком, поэтому легко смог выступить в его роли. В-третьих, воинская часть, в которой служил Веретилин, во время боев понесла очень тяжелые потери, поэтому встреча с бывшими однополчанами была маловероятна. Наконец, все родственники Веретилина во время блокады умерли в Лениграде, а жена с сыном, как считалось, погибли под бомбежкой при эвакуации. Достаточно образованный, не лишенный способностей, Неелов после войны быстро пошел в гору: защитил кандидатскую диссертацию, стал преподавателем одного из костромских институтов, печатался в научных и краеведческих сборниках со статьями, посвященными истории русской книжности.
Здесь надо вернуться к личности Самойлина-Тяжлова. Матерый уголовник, случайно ставший обладателем ценнейшей коллекции древностей из собрания Мусина-Пушкина, после войны он круто изменил свою жизнь, направив преступную деятельность на похищение и перепродажу антиквариата. Вероятно, именно это и заставило его приблизить к себе Неелова, который стал его оценщиком, экспертом, консультантом.
Тяжлов создал хорошо законспирированную банду, занимавшуюся ограблением музеев, церквей и частных коллекционеров. Милиция неоднократно арестовывала рядовых членов банды, но