— А что такое крепостные, Эмми? — озадаченно спросил Гер.
— Это невольники, Гер, — они являются принадлежностью земельного участка. Когда кто-то покупает участок земли в стране, где крепостничество — часть социального устройства, он становится владельцем не только земли, но и живущих на ней людей.
— Значит, они рабы? — спросил Элиар.
— Не совсем, — ответила Двейя. — Они принадлежат земле, вот и все. Быть крепостным лучше, чем быть рабом, но не намного.
— Я, конечно, уж не стал бы терпеть подобное, — сказал Гер. — Я перешел бы горы раньше, чем кто-либо заметит мой побег.
— Иногда такое случается, — подтвердила Двейя. — И все это одна страна, — спросил сержант Халор, — или там есть всякие баронства, герцогства и тому подобное? хочу сказать, есть ли там централизованное управление?
— Теоретически Магу является столицей, — ответила она, — но никто не обращает на это особого внимания. В основном власть в Перкуэйне находится в руках церковников.
— Да, — согласился Бхейд, — и духовенство Перкуэйна худшее из всех. Там господствует Коричневая Ряса, а священники ордена Коричневой Рясы гораздо больше интересуются богатством и привилегиями, нежели благосостоянием низших классов. Орден Черной Рясы — мой орден — имеет там представительство, то же самое можно сказать и о Белой Рясе, но они занимают минимальное место в общей социальной структуре. На протяжении веков между тремя орденами выработалось негласное соглашение о том, что мы не будем вторгаться на территорию друг друга.
— Недавно я был в воровской таверне в Магу, — рассказал им Альтал, — и воры обсуждали там ситуацию, сложившуюся в Южном Перкуэйне. Очевидно, Генд собирается извлечь выгоду из положения перкуэйнских крестьян. В прибрежных городах действует группа священников, самостоятельно присвоивших себе сан, которые проповедуют революцию и сеют смуту среди крестьян.
— Самостоятельно присвоивших себе сан? — резко спросил Бхейд.
— Воры были абсолютно уверены, что эти смутьяны на самом деле никакие не священники. Они носят красные рясы и читают проповеди о социальной справедливости, о жадных аристократах и коррумпированном духовенстве. К сожалению, они во многом правы — особенно что касается Перкуэйна. Крестьяне живут плохо, а священники Коричневой Рясы поддерживают знать в угнетении бедняков.
— Не существует ордена Красной Рясы, — усмехнулся Бхейд.
— Существует, брат Бхейд, — не согласилась Двейя. — Церковники Неквера носят алые рясы. Мой братец всегда был падок на яркие цвета.
— Ты хочешь сказать, что перкуэйнские крестьяне обращены в веру, которая поклоняется демону Дэве?
— Вероятно, нет, — ответила она, пожимая плечами. — Пока, во всяком случае. Возможно, это конечная цель, но на сегодняшний день служители Красной Рясы, похоже, сосредоточились на социальных изменениях. В общественной системе, которая основана на аристократии, очень много несправедливости — вероятно потому, что аристократы считают плебеев людьми низшего сорта. В прошлом совершалось множество революций, и они никогда не приносили результата, в основном потому, что лидеры этих революций стремились только к тому, чтобы завоевать то же положение и привилегии, которыми пользовалась отвергаемая ими знать. Единственное, что действительно изменялось в результате революции, это терминология.
Альтал задумался.
— Бхейд, а кто главный в ордене Коричневой Рясы? — спросил он.
— Экзарх Алейкон, — ответил ему Бхейд. — Главный храм Коричневой Рясы раньше находился в Дейке, в Экуэро, но после падения Деиканской Империи они обосновались в Магу. У них довольно величественный храм.
— Спасибо, — сказала Двейя, слегка улыбнувшись.
— Что-то я тебя не совсем понимаю, — озадаченно признался Бхейд.
— Это же мой храм, Бхейд. Коричневые Рясы присвоили его себе несколько тысяч лет назад.
— Никогда об этом не слышал, — сознался Бхейд.
— Служители Коричневой Рясы не любят в этом сознаваться. Их почему-то раздражает идея о том, что Богом может быть женщина.
— Крестьянам действительно живется так трудно? — спросил Халор. — Всегда найдутся недовольные, которые только и знают, что ворчать, но их недовольство вызвано, как правило, либо жадностью, либо завистью.
— Вот окно, сержант, — сказала ему Двейя. — Подойдите и посмотрите сами.
— Пожалуй, я так и сделаю, — ответил Халор. — Мне нужно знать, с чем же мы столкнулись на деле.
Вид, открывавшийся из южного окна, затуманился и постепенно стал светлеть, превращаясь в заснеженные поля, возвышавшиеся над серым, неласковым морем.
— Южный Перкуэйн, — определила Двейя, — неподалеку от морского порта Эньи.
— Почему там все еще светло, когда у нас уже темно? — с любопытством спросил Гер.
— Мы находимся ближе к северу, — ответила Двейя.
— Ну и что? — спросил мальчик.
— Альтал может объяснить, — сказала она с легкой улыбкой.
— Ты не права, Эм, — возразил Альтал. — Я могу рассказать ему, что происходит каждый год, но почему это происходит, я пока не знаю.
— Я же давным-давно объясняла это тебе, милый.
— Знаю. Но я все равно не понимаю.
— Ты же говорил мне, что понял.
Он пожал плечами.
— Я соврал. Это легче, чем слушать, как ты объясняешь по третьему разу.
— Мне стыдно за тебя, — с упреком проговорила она.
— По-моему, у них сейчас уже наступает вечер, — заметил сержант Халор, взглянув на западный горизонт. — Что эти крестьяне делают там, на полях, зимой?
— Ничего особенного, — ответила Двейя. — Знатный владелец этих полей любит, чтобы его крестьяне были при деле, вот и все.
Крестьяне были одеты в какое-то ветхое тряпье из мешковины, подвязанное бечевкой, кроме того, они были худые и грязные. Они устало тыкали мерзлую землю грубыми мотыгами под неусыпным взглядом верхового надсмотрщика с мрачным лицом и кнутом в руке.
Затем к надсмотрщику подъехал богато разодетый господин.
— Это настолько они продвинулись за сегодняшний день? — спросил он.
— Земля замерзла, милорд, — объяснил надсмотрщик. — Вы же знаете, это пустая трата времени.
— Их время принадлежит мне, — заявил господин. — Если я прикажу им копать, они будут копать. Им не обязательно знать зачем.
— Я понимаю, милорд, — ответил надсмотрщик, — но мне бы это знать не помешало.
— Повсюду снуют агитаторы, Алкос, — сказал господин. — Мы будем так загружать своих крестьян работой, чтобы у них не оставалось времени на слушание речей.
— А-а, — протянул надсмотрщик. — По-моему, это разумно. Только неплохо бы, если бы вы их получше кормили. Дюжина из них свалилась у меня сегодня.