Чарльзу Харингтону такое послание: «Сэр! Учитывая, что в Стамбуле моя жизнь в опасности, я ищу защиты у британского правительства и прошу как можно скорее переправить меня из Стамбула в другое место. Мехмед Вахидеддин, мусульманский халиф». Под видом утренних учений британские солдаты затолкали султана в карету «Скорой помощи» (с красным крестом на боку) и помчали его из дворца Йылдыз в Долмабахче, оттуда на лодке отвезли в порт, где посадили на британское военное судно, которое доставило этого монаршего изгнанника на Мальту, а затем в Италию. Последний стамбульский султан – Мехмед Вахидеддин – умер в Сан-Ремо в 1926 г. И на генерала Чарльза Харингтона легла ответственность за пятерых жен султана. А некий итальянский предприниматель тем временем превратил дворец Йылдыз в казино.
2 октября 1923 г. британские войска, наконец, ушли из Костантинийи, а их корабли отчалили от пристаней у дворца Долмабахче. Вооруженные силы Турции, до сей поры в большинстве сохранявшие верность султану, обратились на Восток, примкнув к армии Мустафы Кемаля. Последний султан Стамбула совершил величайшее преступление – фактически отдал «Город вселенской мечты», «Алмаз меж двух сапфиров», Город с большой буквы, врагам. Без власти над этим городом древняя мечта османов была разрушена. Затаившиеся недруги воспряли.
Глава 76. Катастрофа
1921–1923 гг. (1339–1342 гг. по исламскому календарю)
Жуткий сумбур… кошмар, в котором видишь все то страшное, чему предстоит случиться – можно протянуть руку и остановить все это.
Гертруда Белл о ситуации на Среднем Востоке после распада Османской империи, 1919 г.{944}
Святая София – это купол света. В этом и есть Святая София – это мудрость. Именно она-то и нужна миру больше всего, именно ее мы и утратили.
Томас Виттемор, будущий реставратор Айя-Софии, в письме из Костантинийи, 6 июля 1920 г.{945}
На севере Греции неподалеку от города Кавала, где в XI–XII вв. христиане дотла сжигали города своих братьев по вере, чуть дальше от побережья находится заброшенная деревушка под названием Хортокопи. Здесь царит полная тишина, только жаворонки поют в кронах деревьев да скребутся довольные цыплята в соседнем монастыре. Пробираясь по разрушенным стенам развалин, где в 1950-х гг. была классная комната, нейроученый вспоминает стихотворение, которое ему пришлось здесь выучивать, чтобы потом рассказать учителю. Этот человек вспоминает, с каким волнением он, городской мальчишка, слушал звяканье колокольчиков на шее пасущихся высоко в горах коз. Тогда он мечтал стать пастухом – это было бы большой потерей для нейронауки.
Еще профессор Сильвиаридес вспоминает, как здесь на простенькой кухоньке по ночам плакала его мать. Семья Сильвиаридесов, родом из Трапезунда, была из понтийских греков – в 1923 г. их переселили в рамках обмена населением в соответствии со статьей 142 Лозаннского договора. За один только год из Греции в Турцию переместили 500 000 мусульман, а из Анатолии в Грецию – 1,3 миллиона греков.
Этот договор признавал победу Турции в греко-турецкой войне и был средством предотвращения межэтнических столкновений, обособляя греков-христиан от турок-мусульман. Но дедушка профессора Сильвиаридеса только-только построил новый дом на берегу Черного моря, где христиане почти 500 лет жили бок о бок с мусульманами. Он считал, что этот обмен населения был проявлением политического безумия, и твердо намеревался вернуться.
Жители должны были уехать в срок до 26 декабря – суровое время для подобного путешествия. У многих выселяемых по религиозным соображениям жителей, которые отправлялись по Эгнатиевой дороге на восток или на запад, было с собой всего по одному чемодану – разрешалось взять только то, что можно унести. Возвращаться без официального разрешения государства, гражданами которого они прежде являлись, запрещалось. Когда-то меньшинства были защищены системой миллетов, а теперь беззащитных изгоняли. Вскоре вышел закон, по которому все оставленное беженцами имущество переходило государству.
Прибывавшим беженцам пришлось выйти на большую дорогу, пересекая просторы сельхозугодий, – и на свет показалась римская брусчатка Эгнатиевой дороги, на протяжении 2000 лет остававшаяся нетронутой в этих северных фракийских землях.
Лозаннский договор, составленный на французском языке и подписанный под невозмутимым взором швейцарских гор, создал жуткий прецедент, первый в истории подобный прецедент, разрешенный международным законодательством – массовое перемещение населения. Политики, опираясь на правовую концепцию, которой будут злоупотреблять на протяжении всего XX в., изображали из себя богов.
Обмен населением вполне мог повлечь за собой продолжительные неприятности, но из-за того, что в потерпевшей крушение Османской державе практически отсутствовали какие-либо нормы права, массового кровопролития не произошло. Однако огромному количеству людей это дорого обошлось. Те, кто пострадал от последствий этого обмена, описывали это так: «Постыдный торг “живым товаром” во вред современной цивилизации»{946}.
В тех регионах Северной Греции, где наблюдали, как православные бредут в одном направлении, а мусульмане – в другом, царила какая-то апатия: казалось, в этом была некая унылая скоротечность. Большинство покидающих Малую Азию греков принадлежали к торговому классу, многие говорили только на турецком. Большинство мусульман, идущих на восток, были табаководами. Во всей Европе, Северной Африке и на всем Среднем Востоке курильщики десятилетиями дымили сигаретами из Яницы – табак для этих сигарет выращивали проживавшие в Европе мусульмане, на полях, окружавших город, основанный в 1383 г. принявшим ислам османом Эвреносом-беем. По пальцам пересчитать, кто выиграл от этого вмешательства, но самые большие затруднения, несомненно, возникли в Малой Азии. В окрестностях Стамбула выросли лагеря беженцев, где умерло немало народу.
Греческие беженцы пытаются уплыть из Стамбула. 1922 г.
В самом городе, где особой милостью разрешили остаться греческой патриархии и где осталось значительное число семей (в греческом квартале в окрестностях Перы), православные христиане вскоре оказались в совершенно невыносимой изоляции. Около 150 000 решили, что выбора нет – придется уехать. В 1922 г. из 1413 ресторанов города 1169 (83 %!) принадлежало грекам. Греки, как и другие немусульмане города, хоть и не стояли у руля власти, зато поддерживали жизненный цикл всей системы. Однако в 1932 г. грекам-христианам запретили работать по 30 профессиям: от портного до врача. А еще через десять лет новым налогом обложили и торговую деятельность. В 1955 г. во время Стамбульского погрома разгневанные турецкие юноши нападали на