Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Умер Готшалк, епископ Гавельберга.
A.1086
1086 г. aИмператор Генрих опустошает Саксонию. Саксы и аламанны осаждают Вюрцбург; для его освобождения Генрих собрал огромное как пешее, так и конное войско и, вступив в сражение у Плейхфельда1, отступил без победы. Враги тут же взяли город, ввели в него епископа Адальберона и, оставив вместе с ним военный гарнизон, вернулись каждый к себе. Но спустя малое время этот город был возвращен императору, Адальберон и его люди - изгнаны, а Мейнхард со своими людьми восстановлен.a
Умер граф Герман, дядя герцога Магнуса, не оставив законных сыновей.
bИмператор назначил Братислава, князя Чехии, правителем как Чехии, так и Польши, и, собственноручно возложив ему на голову королевский обруч, велел Эгильберту2, архиепископу Трирскому, помазать его в короли в его столице Праге и возложить ему на голову корону. На том же соборе брат этого князя Гебхард, епископ Пражский, представил в письменном виде свою прежнюю жалобу на Иоанна, епископа Моравии, который в этом году ушел из этого мира. Император возобновил также привилегию, данную св. Адальберту, его предшественнику, папой Бенедиктом и императором Оттоном I. Потому и вышло, что князь Вратислав и его брат Конрад вернули и закрепили за епископом Гебхардом Моравский приход; для придания авторитета этому воссоединению император приказал составить грамоту и скрепить ее печатью со своим гербом. Это было сделано в Майнце 29 апреля. А Эгильберт, архиепископ Трирский, придя в Прагу, 15 июня во время торжественной мессы возложил корону на [голову] Братислава, облаченного в символы королевской власти, и его супруги Сватавы, после чего, щедро одаренный, вернулся домой.b
A.1087
1087 г. aГерман, сложив королевский титул, с разрешения императора вернулся в свои земли и через несколько дней погиб при осаде какого-то замка1.a
Конрад, сын императора, был посвящен2 в Ахене в короли Сигевином, архиепископом Кёльнским. В Шпейере ради умиротворения государства собрался многочисленный съезд князей со всего королевства, но из-за действий некоторых из них возникло еще большее несогласие. Император предпринял поход в Саксонию, но по совету своих друзей вернулся в Херсфельд. Со стороны саксов к нему сюда прибыл маркграф Экберт ради заключения обоюдного мира. Когда он наобещал от себя императору всяческих благ, император распустил войско, а Экберт отказался затем от всех благ, которые обещал, показав себя с тех пор уже не тайным, но явным врагом императора.
Соломон, некогда король Венгрии, и Кнут3, король Дании, были убиты своими [подданными].
Генрих, маркграф Штаденский, сын Удо, умер бездетным, и маркграфом стал его брат Лотарь по прозвищу Удо4. Он отдал свое Штаденское графство Фридриху5, который держал его 40 лет. Этот Удо, его мать Ода, брат его Рудольф и муж их сестры Фридрих, пфальцграф фон Путелендорф, изгнав по совету Херранда, епископа Хальберштадтского, и других благочестивых мужей клириков из построенного ими места Гарзефельда, разместили там монахов. Так приорство, которое там было, стало теперь аббатством. Женой этого Удо была Ирмгарда, сестра Хелприка, графа фон Плёцкау; он имел от нее сына Генриха и двух дочерей6.
Прибытие мощей св. Николая в Бари.
A.1088
1088 г. aУмерла1 императрица Берта и погребена в Шпейере.a
В это время Бурхард или Букко, почтенный епископ Хальберштадтский, вместе с другими равно католическими мужами, решительно отказался от [всякого] общения с императором Генрихом, решив лучше претерпеть какую угодно крайность, нежели вступить с ним общение. Но, так как подобные радуются подобным, а преступление уравнивает тех, кто совершает пакости, маркграф Экберт, упорно содействуя неправой стороне, стал открыто действовать против почтенного епископа, и в воскресенье, в середину 40-дневного поста, огнем и мечом опустошил пределы его епархии, дабы силой заставить праведного мужа подчиниться своей тиранической власти. Однако тот, претерпев ранее из-за своей справедливости многие лишения, - ведь в течение многих лет он находился в плену и изгнании, лишь благодаря удивительной милости Божьей избежав смертельной опасности, -равнодушно взирал на все неприятности; наконец, мучаясь пастырской заботой о вверенных ему овцах, он через послов просил о мире, умолял пощадить собственность св. Стефана, просил перемирия до ближайшего воскресенья, дабы в Госларе провести с друзьями доверительную беседу, и едва добился просимого срока. Экберт же, коварно согласившись с его просьбой, не оставил в душе укоренившуюся там злобу, но изо всех сил продолжал начатую против Божьего человека несправедливость. Так, упреждая их приход в Гослар, он тайно вызвал некоторых горожан и путем ряда благодеяний резко усилил партию императора; сторонников же противной [партии] он обвинил во многих грехах и путем различных ссылок постарался выставить не заслуживающими прощения. Такими гнусными действиями достопамятному мужу была устроена засада, чтобы, когда возникнет мятеж, - поводом к нему должна была стать любая случайность, - он вместе со своими сторонниками был застигнут внезапной смутой и убит. И вот, за 3 дня2 до Вербного воскресенья муж Божий Бурхард пришел в Гослар со своими министериалами; сюда же с немалой свитой прибыли Гартвиг, архиепископ Магдебурга, и Коно, граф Байхлингена, сын Отто, бывшего некогда герцогом, вместе со многими саксонскими и баварскими князьями. Всех их привлекла сюда как ненависть к маркграфу, так и любовь к епископу и одно желание, одна воля была у всех - бороться против всех планов [Экберта] и всеми силами помогать епископу в любом его начинании. На следующий день епископ Бурхард открыл намерение своего сердца самым доверенным из тех, которые собрались, уверяя, что ослабленный как длительной болезнью, так и возрастом, - 60-летний уже [старик], - он не пригоден более для военных смут, но, пока жив, решил избегать общения с тираном, как смертоносной чумы. Поэтому ему будет особенно по сердцу, если решением нынешнего собрания он, пока не решится судьба их дела, отправится в изгнание, где навсегда избавится не только от общения, но и от самого вида тирана. Когда это и прочее было оговорено, и с обеих сторон сказано много слов, они под предлогом отдыха разошлись, с условием по прошествии этой ночи опять собраться и еще более тщательно обсудить отдельные [вопросы]. Уже каждый вернулся под своды своей гостиницы, уже блаженный владыка, отложив заботы, привел свою, привыкшую к созерцанию Бога душу в состояние покоя, когда внезапно в городе началось восстание и [горожане] с мятежными криками бросились к оружию. Ибо явился некий Вольфер, один из знатнейших рыцарей св. Стефана, входивший в свиту епископа, и [мятежники], долго искавшие повод, яростно напали на его воинов и убили как его, так и его спутников. И вот, замечательной красоты мужи, стройные телом, выдающиеся силой, внезапно были настигнуты мятежом и зарезаны и растоптаны словно простой скот. Наконец [мятежники] толпой сбежались к жилищу Божьего мужа и, дабы не мог он никуда бежать, окружили здание со всех сторон. Тот, не ведая о случившемся, был разбужен криками мятежной толпы и укрылся в сильно укрепленном помещении; на него напали, когда он пытался заговорить с ними через окно, и поразили мечом, когда он протянул руки в знак того, что сдается. Некоторые между тем, силой взломав стены и двери, свирепствовали со всевозможной жестокостью, и всех, найденных там, - даже беззащитных детей - убивали. Затем дикая толпа взобралась на крышу здания, - она была покрыта каменной черепицей, балками и густым тесом и защищена от всякой опасности пожара, - и дружно принялась ее разрушать. Блаженный владыка, увидев, что все здание доверху заполнено [людьми], протянув в молитве, по примеру блаженного мученика Лаврентия, [сложенные] в форме креста руки, бросился на землю и с задушевными молитвами и стонами вверил дух и душу свою милосердию Всевышнего. Немедля нечестивцы набросились на праведника с камнями, палками, железом, свирепствуя против него со всевозможной жестокостью. Ибо должно было исполниться видение, которое могущественный муж Эзико3 видел о нем 13 лет назад, а именно: он с величайшей радостью увидел, будто [епископ находится] в собрании одетых в белое мучеников различного пола и возраста, блистающих окропленными кровью столами, и отличается точно таким же нарядом и украшением. И вот град камней обрушился на невинного и праведного [мужа], наказанного без причины и ослабевшего как от старости, так и от болезней - ведь он до того был подавлен подагрой, что уже почти 8 лет не мог выходить к людям без экипажа или помощи какой-либо повозки. Однако и в столь многочисленных мучениях он оставался тверд в молитве, пока за добрую битву, которую вел, за курс, которым следовал до конца, за веру, которую хранил, не был ему уготован венец праведника, вскоре полученный им от справедливого судьи. Наконец один из [мятежников], более свирепый, чем прочие, изо всех сил поразил жертву Христову копьем, оставив в его груди наконечник, который, когда было извлечено древко, остался в теле Божьего мужа. Между тем его вассалы, которые [в страхе] перед восставшими горожанами бежали из города, опять обрели уверенность: большинство подожгли город, а прочие, вооружившись, поспешили вырвать из рук палачей хотя бы бездыханное тело своего господина. Увидев их, враги устрашились духом: одни разбежались из страха перед вооруженными людьми, другие, напуганные взметнувшимися [языками] пламени, решили позаботиться о своих домах. И вот, когда поднялось столь сильное смятение, почтенного епископа положили на носилки и той же ночью доставили в Ильзенбургский монастырь, который он реформировал в соответствии с правилами монашеского благочестия, - ибо тот прежде был лишен почти всякой религиозности, - одарил землями и различными дарами и наметил в качестве места своего упокоения, - [этот епископ] и ныне покоится там. Доставленный согласно своему желанию в этот монастырь, он вместе со своими клириками громким голосом запел гимн « Уже добрый пастырь Петр» и с прежней силой пропел также 2-й и 3-й стихи. Затем, следуя с должным почтением правилу католической веры, он признался в том, что истинно веровал сердцем в справедливость, а устами во спасение, и чистотой молитвы со смиренной преданностью воскурил милости Божьей сладчайший фимиам, а сокрушенным духом доставил ей угодную жертву. Затем его доставили в тайную комнату, где он в течение всего дня вел беседу о духовном, приобретая духовное духовным, но никому ничего не открыл о поразившем его тело наконечнике. Так, некоей благочестивой рабе Божьей, доверительно спросившей его об этом, он кратко ответил, что это-де ведомо Богу, от которого у него нет секретов. Уже солнце склонилось к закату, когда боль поразила его жизненно важные [органы]; сделав открыто, в присутствии многих благочестивых - монахов, клириков и мирян - слезную исповедь о своих грехах и исполнив все согласно обычаю, он, зрелый заслугами и годами, 7 апреля, в четверг, взволнованно начав посвящение: «Верую в единого Бога», вступил на путь всякой плоти и, если можно так сказать, солнце закатилось вместе с солнцем. Когда почтенное тело было омыто, то наконечник, что скрывался в нем, стал виден всем желающим и погребен затем вместе с ним, как он того и хотел, чтобы и на Страшном суде свидетельствовать всему миру о его мучениях. Погребли его в том же монастыре, в середине хора, как он и хотел.