— Успокойся — это просто царапина, сейчас остановится, — Наташа обняла его, скользнула ладонями по его спине, потом запустила пальцы в его мокрые волосы. — Бедный мой, бедный… ты ничего не знаешь, ты не поймешь этого… тебе уже ничего не исправить.
Он схватил ее за запястья, чтобы оттолкнуть, но вместо этого дернул к себе и начал целовать — жадно, грубо, уже не отдавая себе отчета в том, что делает, бормоча ее имя, как чудодейственное заклинание, которое должно было все исправить, и Наташа отвечала на его поцелуи с такой же страстностью, сладостно изгибаясь под ласкающими руками, только что чуть не перерезавшими ей горло.
Пронзительный телефонный звонок отсек их друг от друга, резко и безжалостно вернув все на свои места. Слава, вздрогнув, повернул голову в сторону коридора, и в тот же момент Наташа легко соскользнула с его колен, подхватила с пола свою сумочку и отбежала за опрокинутый журнальный столик. Слава не взглянул на нее, а все так же пристально смотрел в дверной проем, только выражение его лица изменилось, и губы раздвинулись в странной презрительной усмешке, адресованной то ли Наташе, то ли самому себе. Телефон продолжал звонить. Наконец из коридора донесся щелчок, потом раздался незнакомый бархатистый голос, в котором Слава только под конец фразы узнал Наташин.
— Если вам есть, что сказать, говорите пожалуйста.
Что-то пискнуло, потом приглушенный, тяжелый мужской голос сказал:
— Аня… Извини, что так поздно… Анечка, возьми трубку.
Голос замолчал, сменившись каким-то шумом, потом снова появился:
— Аня, я знаю, что ты дома! Я тут… я хочу немедленно тебя видеть! Я… короче, я сейчас приеду!
Телефон замолчал, и тотчас же Слава медленно произнес:
— Я знаю этот голос. Я столько раз слышал его, лежа с закрытыми глазами в той проклятой больнице! Я помню наизусть каждое его слово! И я помню, как он назвал своему подручному день, на который была назначена моя смерть. Таким тоном просят купить сигарет… Говоришь, клубника со сливками? Не смущает кровь в качестве подливки? Хотя, тебя-то смутить невозможно.
— Замолчи и уходи, — тихо сказала Наташа. Слава усмехнулся.
— А если нет, то что? Добавишь в мою голову еще одну пулю — для симметрии? — он повернулся и рассеянно взглянул вначале на Наташино лицо, потом на зажатый в ее пальцах маленький пистолет, нацеленный ему в грудь. Пистолет был снят с предохранителя, и ее рука не дрожала.
— Возможно. Если он поймет, что к чему, то убьет нас обоих. А я умирать не хочу. Инстинкт самосохранения сильнее любви, Славочка. Поэтому уходи. Уходи, пока я еще могу тебя отпустить!
Он наклонился, подобрал с пола свой нож и сложил его, спрятав испачканное в крови лезвие, потом снова взглянул на Наташу. Ее волосы были всклокочены, плащ сполз с плеч, расстегнутый, измятый, измазанный кровью пиджак распахнулся, юбка с разошедшимся швом была косо задрана почти до талии, по колготкам пошли широкие стрелки, макияж расплылся, но и сейчас она была необыкновенно хороша… если не смотреть ей в глаза.
— Сигареты кончились, — неожиданно сказал Слава, глядя на валяющуюся на паркете начатую пачку «Давидофф». — Одолжу у тебя.
Он поднял сигареты и встал, пряча их в карман. Наташа улыбнулась с пугающей ласковостью.
— Бери так. Может, еще прихватишь вина? У меня в шкафу есть «Фонталлоро», итальянское. Всего-то восемьдесят долларов бутылка. Вряд ли ты пил такое.
— Добиваешь? — Слава засмеялся и неторопливо вышел из комнаты. Наташа двинулась следом, неслышно ступая босыми ногами по испачканному паркету и нацелив пистолет ему в затылок. Дойдя до двери, Слава повернулся, и Наташа тотчас остановилась. Теперь на ее лице снова было любопытство. — А ты как, ради всего этого барахла спишь только с Баскаковым или сразу с несколькими?
— Не твое дело, — она широко улыбнулась. — Возвращайся в свое измерение, Новиков. И ее с собой прихвати — не сомневаюсь, что она тоже приехала.
— А по имени ты ее уже не можешь назвать, да? Или ты его не помнишь?
— Я и твое помню не всегда, — Наташа прижала свободную ладонь к все еще кровоточащему порезу. — Уезжайте из Волжанска — все трое. Для вас здесь нет места. Это теперь мой город. А вы — прошлое. Глупый, ненужный сон. Уезжайте и не вздумайте мешать мне! — в ее глазах и голосе появилась тяжелая угроза, но улыбка на лице осталась. — Волжанские кладбища и без вас переполнены!
Слава чуть повернул голову и взглянул ей в глаза. Он смотрел несколько секунд. Потом молча повернулся, открыл дверь и шагнул за порог. Наташа бросилась вперед, толкнула дверь и щелкнула замком, потом прижалась к двери ухом, но ничего не услышала. Тогда она быстро прошла через гостиную, поднялась по короткой лестнице в спальню и открыла дверь огромной застекленной лоджии, превращенной в зимний сад. Включив свет, Наташа обошла плетеную диван-качалку, отвела в сторону пальмовый лист и посмотрела сквозь стекло вниз. Дверь подъезда не открывалась, все было тихо.
— Ну, где же ты?! — прошипела она нетерпеливо и взглянула на часы. — Быстрей, быстрей!
У дальнего конца ее длинного дома появились два ярких пятна, которые начали медленно продвигаться вперед, и Наташа напряглась. Ее зубы нервно прокатывались по нижней губе, сминая ее и сдирая кожу. Пальцы крепче сжали пистолет, потом она недовольно взглянула на него и сунула в карман плаща. В этот момент дверь подъезда наконец-то отворилась, и из нее выскочила темная человеческая фигура, а следом за ней — еще одна, и они помчались к противоположному концу дома беззвучно, как призраки, — стекло не пропускало звуков с улицы. Второй человек бежал грузно, тяжело, начав довольно быстро отставать, а потом и вовсе остановился, когда между ним и преследуемым вдруг вклинился неизвестно откуда взявшийся дряхлый «жигуленок». Открылась дверца, «жигуленок» проглотил бежавшего и исчез так же неожиданно, как и появился, а вахтер, судя по его жестам, грязно ругаясь, повернул обратно к подъезду, возле которого как раз притормаживал темный «блейзер». Дальше Наташа смотреть не стала и ушла с лоджии. На ходу она провела рукой по щеке, удивленно посмотрела на свои мокрые пальцы, потом вытерла их о плащ, который сполз уже до локтей и волочился следом за ней, точно неопрятный шлейф. Пистолет в кармане стучал ее по бедру — ощущение было странным и не лишенным забавности.
По дороге в ванную Наташа с запоздалой досадой вспомнила о сигаретах, которые забрал Слава — в пачку она засунула тщательно сложенный план баскаковского дома, который только сегодня передал ей Шестаков. Конечно, это не так уж страшно — Илья живенько нарисует новый, главное, чтобы план не попал не в те руки. Остается надеяться, что Слава вовсе не заметит бумажки, а если заметит — не придаст ей особого значения.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});