Читать интересную книгу Родина - Анна Караваева

— Что ты, что ты! Я же секретарь комсомола, я вчера всю нашу молодежь призывала на воскресник — и вдруг я останусь дома…

— Да уж так оно и выходит: назвался груздем — полезай в кузов… Надежду-то будешь будить?

— Обязательно.

Василий Петрович Орлов и Иван Степанович Лосев пришли к «своей» разрушенной коробке раньше всех других. Они выбрали «для начала, по-стариковски», как говорил Василий Петрович, небольшой одноэтажный дом с наполовину сохранившейся кирпичной кладкой.

— Смолоду я кузнечные печи клал, а на старости лет вот и каменщиком заделаюсь, — сказал Лосев, простукивая ломиком срезанный наискось угол кирпичной стены.

— Вот эти два верхние ряда скинем, а дальше кирпичи сидят крепко, — произнес Василий Петрович.

Некоторое время они работали молча. Руки Ивана Степановича двигались мерно и быстро, но синие глаза его смотрели невесело.

— Что задумался, Иван Степаныч? — спросил наконец Орлов.

— Задумаешься! — вздохнул Иван Степанович и кратко рассказал, чем его озаботило письмо, полученное вчера из дому.

Зять его, бывший танкист, капитан Сергей Панков, тяжело раненный, в прошлом году-вышел из строя. Много томления и хлопот было с ним, пока он уверился в том, что жена его Таня, младшая дочь Ивана Степановича, продолжает любить его, инвалида.

Выйдя из госпиталя, Сергей Панков стал преподавать историю в средней школе. И вот, когда после многих страданий жизнь молодой семьи понемногу вошла в колею, у Сергея открылись раны, его опять положили в госпиталь.

— А уж если Сергей в госпитале, дочь моя Татьяна и сынок ее душой страждут, сна, аппетита лишаются. Вот и пишет мне жена, что дома опять все впереверт пошло!.. Эх-х!

Иван Степанович помотал головой и с силой вдвинул кирпич в подогретую цементную массу, приставил другой, третий, заровнял и пошел все дальше, вплоть до того места, где разрушенная стена круто обрывалась.

Василий Петрович некоторое время тоже работал молча, но его не удовлетворила беседа, завершившаяся горестным восклицанием Ивана Степановича.

— Та-ак… — наконец раздумчиво протянул он. — И как же ты решил, Иван Степаныч?

— А так вот и отпишу своим: «Держитесь пока без меня, потому что уехать мне сейчас из Кленовска никак невозможно. Уеду я отсюда только тогда, когда кузнечный цех пустим в ход… Что обещал, то и выполню».

Старики закурили от костерка, присели на край фундамента и некоторое время дымили молча. Потом Иван Степанович, хмуро морщась от ветра, произнес:

— Д-да… Работы тут, как говорится, еще тьма-тьмущая. Робь с утра до ночи, а забота все будет на загривке сидеть. Когда-то все это запустенье в норму придет…

— Придет, — спокойно отозвался Василий Петрович. — Многое даже еще лучше будет, чем было, — уж я тебе на Урал обо всем потом отпишу.

— Староваты вот только мы с тобой, Василий Петрович. Ясно, многого уж не увидим.

— Ну и что из того! А я думаю, что человеку важно, чтобы он не как гнилушка потух, а в общем деле, как боец, если уж на то пошло, закончил свою жизнь…

— Этак-то дай бог всем помирать, Василий Петрович.

— То-то! Однако, Иван Степаныч, мы с тобой начали за здравие, а кончаем за упокой. Разделаем же мы с тобой домик, будешь потом у себя на Урале рассказывать, как город Кленовск к жизни возвращал.

Большая группа молодежи с комсомольским бюро в полном составе, а также кое-кто из старшего поколения во главе с тетей Настей пришли еще до света к развалинам Дома специалистов на Ленинской улице.

Пока разжигали костры для подогрева, занялся мутный рассвет.

— Ну, ребята, не зевайте! Уже день пришел, — заторопила тетя Настя.

Закутанная в разное теплое старье, она стояла на выступе полуразвалившейся стены. Большая, с размашистыми движениями и звучным голосом, тетя Настя распоряжалась, как командир, давно привыкший к своей власти.

Ян Невидла пришел на воскресник еще и для того, чтобы потолкаться около «Маженки». Все здесь казалось ему столь мрачным и непоправимым, что ему трудно было даже вообразить, как может эта руина обратиться вновь в жилой, благоустроенный дом.

— Эй, Ян! На что загляделся? — прикрикнула тетя Настя.

— Если вы, Ян, будете вот так сентиментально вздыхать, мама вас и вовсе отсюда прогонит, — лукаво припугнула его Маня.

— Ой, ой! — не на шутку испугался Ян. — Я буду стараться, Маженка.

— Ян! Не ловите ворон! — расхохоталась через несколько минут Маня и смешно передразнила, как Ян открывает рот.

Ян замолчал было и надулся, а через минуту опять любовался своей волшебницей.

— Вы опять зеваете, Ян Невидла! Ну как вы кирпичи кладете?.. Надо плашмя, а вы на ребро… Что такое плашмя? А это вот что… Видите? Поняли?

Маня показывала, смеясь зелено-голубыми солнечными глазами, а сама приговаривала:

— Работайте ловчее, Ян, а то потом еще придется мне своею собственной рукой записать вас на черную доску, как отстающего, как лентяя… Понятно?

— О, как можно, Маженка! Верно я положил кирпич?

Чувилевская бригада восстанавливала стену по фасаду.

— Ты что приумолкла? — спросил Юлю Шанину Сунцов, заглядывая в наклоненное, ярко порозовевшее на морозе лицо девушки. — Опять тетя Оля что-нибудь напела?

— Да… «Зачем, говорит, ты вместе с Анатолием будешь всюду торчать? Лучше бы, говорит, ты со мной и Ксенией Саввишной на воскресниках работала».

— Та-ак. А я, выходит, зачумленный какой-то?

— Она не против тебя лично, Толя. Она считает, что мы с тобой… ну, все только воображаем… «О вас, говорит, скоро все в Кленовске будут болтать. Зелень вы зеленая, говорит, жених с невестой…»

— Вот так она всегда, — мрачно сказал Сунцов. — Никак не хочет поверить, что у нас с тобой все страшно серьезно.

Сунцов вдвинул последний кирпич, заровнял ряд, начал новый. Потом, поглядывая на Юлю, с наивным возмущением продолжал:

— Что же она думает, твоя тетя Оля, только в тридцать или в сорок лет люди имеют право любить всерьез?

— Толя! — испуганно оглянувшись назад, сказала Юля, — Сережа все что-то кивает в нашу сторону, ты же знаешь, какой у него язык…

— Когда-нибудь я такую «памятку» на спине закачу этому черту Сережке, что он навсегда оставит свои шуточки! — обозлился Сунцов. — Какого черта он мне все кивает?

— Он сюда идет! — опять испугалась Юля.

— А ну, только попробуй он, только попробуй! — захорохорился Сунцов.

— Ребята! — кричал Сережа, широко шагая по скрипучим доскам лесов. — Ребята! Соня говорит, что надо же соревнование объявить!

— Конечно, надо! — откликнулась Юля, а Сунцов облегченно расхохотался и с силой стукнул Сережку по костлявой широкой спине.

Тот боднул его головой, и через секунду оба, хохоча и брыкаясь, спустились по разрушенной лестнице на леса второго этажа.

На следующей неделе смены тети Насти и Сони, Ольги Петровны и Ксении Саввишны работали на заводе вечером, а с утра решено было пойти на стройку и работать там до двенадцати.

— Вот ты, Ольга Петровна, раньше удивлялась: как, мол, это будет! — говорила Ксения Саввишна, сноровисто откалывая от уцелевших кирпичей остатки старого цемента. — А видишь, как оно получается: до полудня поработаем, передохнем, потом обедом заправимся… и так до ночи. Авось и силы хватит?

— А знаешь, Ксения, я сегодня Пластунова и Соколова видела, когда сюда шла. Они обходят все дома, которые мы восстанавливаем. Сказали, что и у нас побывают.

— Ты сказала, что мы соревнуемся с бригадой тети Насти?

— Конечно, я им об этом сразу же объявила!

— Уважаемым строительницам привет! — раздался вдруг знакомый голос, при звуке которого Ольга Петровна еле сдержалась, чтобы не вскрикнуть от радости.

Под высокой папахой из серого каракуля смугловатое улыбающееся лицо полковника Соколова показалось Ольге Петровне особенно добрым и красивым. Подойдя к Шаниной, Соколов стал спрашивать, как идут дела и чем он может помочь.

— Какой кирпич завезли к вам, Ольга Петровна? — деловито осведомился он.

Шанина голыми руками с усилием подняла два каленых от мороза кирпича и, ударив один о другой, сказала:

— Слышите, как звенят? Как ксилофон! Когда я была девочкой, мне отец подарил ксилофон. Я и сейчас его помню… — И Ольга Петровна привычным жестом сунула руки в шерстяные варежки, обшитые грубым холстом.

— Ксилофон? — повторил Соколов. — А ведь правда, очень похоже!

Обменявшись впечатлениями о работе восстановителей, полковник и Пластунов разошлись по своим делам.

Стоя на противоположном углу, Пластунов засмотрелся на разрушенный Дом специалистов. Уже издали видны были яркорыжие заплаты на месте пробоин и такие же, словно пламенеющие свежестью, длинные ряды новой кирпичной кладки, опоясавшие дом со всех сторон.