По левую руку от них, чуть наискосок, на другой стороне переулка, должно находиться трехэтажное строение, в котором располагается офис Гильдии редакторов. Но в том месте – опять же, не столько виден, сколько угадывается – провал…
Сотник с трудом поборол желание чихнуть. Воздух, который он сейчас вдыхает, настоян на жирной копоти, резком запахе окалины, пороховой вони и сдобрен наждачной пылью и мельчайшей кирпичной крошкой. Очень похоже на то, что еще совсем недавно в этом самом месте, в этом квартале шел жестокий бой… Он знал по рассказам ветеранов спецподразделения, в котором служил до перехода в Спецотдел, что именно так обстояли дела в Грозном – и когда брали его в первый раз, в новогоднюю ночь на девяносто пятый, и во время второго штурма спустя пять лет. От этой висящей в воздухе взвеси уже через несколько суток воспаляются глаза и трескаются губы; кожа поначалу покрывается жирной маслянистой пленкой, но затем быстро высыхает, превращаясь в тонкий пересушенный пергамент…
Городской квартал, в котором они оказались, выглядит примерно так, как выглядели развалины Грозного в районе площади Минутка. И во многом так, – как бы ни жутко это было видеть, понимать, воспринимать – как выглядели переходящие из рук в руки разрушенные, руинированные кварталы окраин и городского центра Севастополя или Сталинграда в самый пик боев за эти города с иноземными захватчиками.
Холодно, стыло… изо рта вырывается пар при дыхании.
Сотник поднял очки на лоб. Запрокинул голову вверх. Небо над ними низкое, тяжелое, темное, с багровыми прожилками, страшное; оно раскроено, расчерчено там и сям пунктирами трассеров; местами подсвечено сполохами пожаров и быстро тонущими в дыме – или в морозной дымке – возносящимися от земли, вспухающими то и дело, разноцветными шарами сигнальных ракет… Ледяное дыхание ветра, стужа; мороз под тридцать.
С той стороны, где расположились – распластались на покрытой ледяной коркой земле – остальные двое, послышался быстрый шепот:
– Эй… Сотник!.. Видишь кого-нибудь? Людей наблюдаешь?
Валерий повернул голову в ту сторону, откуда слышались звуки интенсивной пальбы. Очагов сражения, судя по тому, что он слышал и видел, было несколько. Имеется в виду, именно поблизости от того места, где они оказались. Поскольку звуки стрельбы, а, временами, даже и уханье пушек – из самоходок стреляют? из танков садят? – слышались и из более отдаленных мест…
Довольно интенсивный, судя по этим звукам, бой идет в одном из соседних кварталов – в той стороне, где Тверской бульвар. Также отчетливо слышны звуки выстрелов и резкие, отдающиеся эхом вдоль переулка, хлопки взрывов с другой стороны, отделенной от них чем-то вроде баррикады, Там, где темнеет башня расположенного близ самой мэрии комплекса «Усадьба-центр», – она, кажется, лишилась стеклянного навершия – видны какие-то всполохи; в оконных провалах там и сям пульсируют дымные язычки – кто-то ведет огонь из самого этого здания, кто-то обстреливает оттуда невидимые Сотнику цели.
– Пока никого не вижу, Николай… – шепотом отозвался он. – Но дело обстоит хреново!.. Стреляют, кажется, повсюду!
– Сам вижу!.. И слышу – тоже.
– Что дальше?
В этот момент подал голос Редактор.
– Сотник, – приглушенно произнес он, – вы узнаете местность?
– Не совсем… то есть, да… Но это мало походит на привычный вид!
– Мы сейчас находимся в Вознесенском?
– Так точно. Но квартал выглядит так…
– Как? – спросил редактор.
– Так, словно мы попали в Сталинград!.. – жарким шепотом произнес Николай. – Похоже, тут были жестокие бои!..
– А здание Гильдии?
– Разрушено, – одновременно сказали Сотник и Николай.
– От него ничего не осталось, – добавил личный телохранитель Павла Алексеевича, повернув голову в ту сторону, где располагалось хорошо знакомое ему строение. – Соседние здания стоят… хотя уцелели только коробки! А вот нашего офиса, нашего здания, как и не было!..
«Повезло, – подумал про себя Павел Алексеевич, – что в самый последний момент выбрал для перехода не здание самой Гильдии, а эту точку в переулке, где обычно дежурит – дежурила – машина спецслужбистов…»
Он и сам не знал, что с ними тремя произошло бы, «десантируйся» они там, именно в той точке пространства, где стоит – стоял в том времени, откуда они сюда явились – реконструированный особняк, в котором находится штаб-квартира Гильдии редакторов. Возможно, они точно так же, как и сейчас, вывалились бы из перехода в переулок, сам вид которого ужасает и потрясает. А может быть, ничего бы не добились, ничего бы не увидели. Или же – такое тоже нельзя исключить – сами бы пропали с концами, не смогли бы вернуться обратно в рубку Ближней дачи…
Николай извлек из кармана куртки портативную «моторолу». Размотал провод с гарнитурой; надел на голову поверх черной вязанной шапочки, вставил микродинамик в ушную раковину. Убедившись, что рация настроена на дежурный канал Спецотдела, и что звук подается не на динамик, а в наушник, включил ее.
В наушнике слышался треск, сопровождаемый – как фон – низким гулом.
– Центральная! – полушепотом произнес он. – Ответьте Третьему посту!
Сотник извлек сначала сотовый (точно также поступил и Редактор). Уже вскоре подтвердились худшие опасения: сотовая связь – не работает!..
Вернув мобильник в кармашек куртки, Валерий надел гарнитуру и включил портативную рацию. Настроился на спецволну Дежурной части столичного ГУВД.
Обычно на этой частоте ведутся интенсивные переговоры… Но не в этот раз, не сейчас – в наушнике слышны лишь треск, слышны лишь какие-то шорохи на фоне низкого неприятного звука.
Ни на одной из полицейских волн не было слышно переговоров; никто не отзывался на их вызовы.
Сотник спрятал портативную рацию в кармашек разгрузки. Прежде, чем запахнуть полы этой «пуленепробиваемой» куртки, закрепив липучки и манжеты, достал из другого кармашка фонарь, снабженный светофильтром. Включил его; направил узкий подсиненный луч на некий предмет, или холмик, – он виден под стеной, там, где в мирное время был тротуар. Именно об него, об этот предмет, или же заледенелую кочку, он споткнулся, когда выбрался первым из «перехода»…
Кружочек синего света выхватил из темноты… сжатую в кулак руку!.. Луч фонаря на мгновение дрогнул. Потом двинулся дальше… вдоль согнутой неестественно, как будто даже вывихнутой или сломанной руки к предплечью. А затем осветил обращенное к небу, стянутое смертной маской, заледеневшее, – как будто даже покрытое полупрозрачной глазурью – но все равно хорошо различимое человеческое лицо…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});