Дейчер подчеркивал, что «евреи были очень заметны среди оппозиции… В то же время мало евреев было среди сталинцев и еще меньше среди бухаринцев». Однако вряд ли эти различия в национальном составе играли принципиальную роль. Следует учесть, что многие видные защитники курса Сталина были евреями (например, Ярославский, Каганович, Землячка, Мехлис). В «школе Бухарина» также было немало лиц еврейской национальности (А. Айхенвальд, Д. Розит, Е. Гольденберг, Е. Цейтлин и другие). Однако и Троцкий, и сторонники Зиновьева и Каменева активно использовали тему антисемитизма для самообороны.
С целью нейтрализовать действие этого аргумента оппозиции Сталин выпустил специальное заявление о том, что ЦК борется с Троцким, Зиновьевым и Каменевым не потому, что они евреи, а потому, что они оппозиционеры. Однако это заявление было также истолковано как часть антисемитской пропаганды. В «Термидоре и антисемитизме» Троцкий писал: «Каждому политически мыслящему человеку была совершенно ясна намеренная двусмысленность этого заявления, по видимости, направленная против крайностей антисемитизма, фактически же питающая их. «Не забывайте, что руководители оппозиции – евреи», – вот настоящий смысл слов Сталина, опубликованных во всех советских газетах».
Было очевидно, что Троцкий готов был атаковать с одинаковым жаром и пассивность, и активность Сталина и других в борьбе против антисемитизма. Обвинения Троцкого в антисемитизме своих противников были демагогичны и определялись исключительно задачами политической борьбы. В этих же целях Троцкий прибегал и к обвинениям в предвзятости к нему лично, как к лидеру оппозиции 1923—1924 годов. Выступая на апрельском (1926 г.) пленуме ЦК ВКП(б), Троцкий жаловался: «По любому поводу обвинения в полутроцкизме летают справа налево и слева направо… Призрак троцкизма нужен для поддержания аппаратного режима».
На самом деле наступление большинства членов политбюро против Троцкого обусловливалось не его национальным происхождением или личной неприязнью к нему, а тем, что его позиция была органично близка к позиции Каменева и Зиновьева, что он позже признавал. Как и «ленинградская оппозиция», Троцкий решительно выступал против курса на построение социализма в одной стране, который был взят на вооружение партией после XIV съезда.
В ходе апрельского (1926 г.) пленума ЦК ВКП(б) Троцкий проголосовал за поправки Каменева к проекту резолюции, подготовленному Рыковым, и тем самым продемонстрировал поддержку лидерам «ленинградской оппозиции». После пленума состоялась встреча Зиновьева, Каменева и Троцкого, которая положила конец их конфликту и открыла путь для их нового сотрудничества.
Окончательное оформление блока было отложено очередным приступом болезни Троцкого, которую он опять называл «малярией». Троцкий вновь жаловался на повышенную температуру. Очевидно, что опять переход к острой конфронтации с руководством страны вызвал у Троцкого стресс, спровоцировавший острую болезненную реакцию организма. Казалось, что его организм требовал от него остановиться всякий раз, когда он вступал в очередной тур заведомо безнадежной борьбы. Не исключено, что Троцкий стал блестящим оратором в значительной степени потому, что он обладал даром острой чувствительности к окружающему. Вероятно, обладание этим даром позволяло ему улавливать настроения аудитории и с ходу переводить их в слова, жесты и мимику. Однако, будучи рационалистом по воспитанию и политическому мировоззрению, Троцкий не был готов прислушиваться к своей природной интуиции. Напротив, он был склонен слепо доверять своим аналитическим выводам, так как был убежден в глубине своих теоретических знаний. При этом он не замечал, что его аналитические выводы были нередко поверхностными и поэтому не раз подводили. Свою болезнь он решил лечить, полагаясь на достижения современной терапии и хирургии.
На сей раз Троцкий решил отправиться для лечения в Германию инкогнито. Сбрив бороду и с паспортом, выданным на имя украинского педагога Кузьменко, Троцкий в сопровождении Натальи Седовой и охранника прибыл в середине апреля 1926 года в Берлин. Большую часть своего шестинедельного пребывания Троцкий провел в частной поликлинике, где ему были удалены миндалины. Но после того, как полиция сообщила администрации больницы о подготовке белоэмигрантами покушения на Троцкого, он спешно эвакуировался в посольство СССР, где имел возможность долго беседовать с послом в Германии Н.Н. Крестинским, активным членом троцкистской оппозиции с 1923 года.
Вскоре Троцкий вернулся в СССР и снова стал жаловаться на лихорадящее состояние и повышенную температуру. Примерно через год (4 мая 1927 г.) лечащий врач Ф.А. Гетье признавался Седовой в том, что состояние здоровья Троцкого ставит его в тупик. Он отмечал, что «температура изредка поднимается до 37,0-37,1, но уже не ослабляет его; дело идет к лету, к теплу, и я очень надеюсь, что он скоро совершенно оправится. Любопытно, что охота с ее физическим утомлением, с пребыванием на довольно свежем воздухе, с сидением в шалаше и др. совершенно не отзывается вредно на нем».
Троцкий считал, что в ходе «утиной охоты» 1923 года он заразился малярией, которая время от времени возобновлялась, ставя в тупик медицинских светил. На самом деле охота, в ходе которой он подвергался и переохлаждению и сквознякам, но одновременно отвлекался от политических баталий, избавляла его от температуры и признаков простуды. Очевидно, что, находясь в Сухуми или Берлине, он выздоравливал по этим же причинам. Однако стоило Троцкому вернуться в Москву и вступить в политическую борьбу, как его болезненное состояние возобновлялось. Как и в предыдущих случаях болезнь Троцкого совпала с острой политической борьбой, которая началась в партии с середины 1926 года и велась до конца 1927 года. Как и прежде эта болезненная реакция организма совпадала с ситуацией, когда он терпел серьезные политические поражения. Тонкая нервная система Троцкого и его болезненный организм отчаянно сигнализировали его сознанию, что он в опасности. Однако, как и прежде, Троцкий пренебрегал этими предупреждениями и продолжал вовлекаться в опасную политическую игру.
Вернувшись из Берлина, Троцкий со всей энергией приступил к сплачиванию объединенного блока оппозиции. Это было нелегкой задачей. Многие троцкисты не доверяли зиновьевцам, а последние – троцкистам. Однако эти оппозиционеры, к которым присоединились и члены «рабочей оппозиции», решили объединить свои ряды. В своем письме, направленном в политбюро 6 июня 1926 года, Троцкий, под предлогом критики доклада Угланова, на расширенном пленуме Замоскворецкого райкома выдвинул ряд положений политической программы «объединенной оппозиции». Как и на V съезде партии в 1907 году, он предлагал в качестве альтернативы нынешним вождям создание нового «руководства на более высоком культурно-политическом уровне». Перемены в руководстве должны были быть осуществлены во имя демократии. Троцкий требовал изменения «партийного режима» с целью обеспечить «за пролетариатом надлежащего места» в хозяйстве и культурной жизни страны и осуществлять «курс на рабочую демократию и прежде всего внутрипартийную».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});