Она не стала вдаваться в детали. Ее устраивало, что я не задаю вопросов. Наверное, сразу поверила мне.
Мы называли таких, как она, «белянками». В этом прозвище были не только очевидные энтомологические отсылки (достаточно вспомнить хотя бы наше самоназвание), но и чувствовалось еще какое-то пренебрежение, замешанная на зависти насмешка. Почему вы не такие, как мы?
Она училась на журфаке и пробовала подрабатывать моделью. «Белянкам» необходимо внимание извне, они питаются сиянием софитов и фотовспышками, они – экстраверты и эгоисты.
Мы – интроверты и эмпаты. Мы сотканы из ночной тьмы, наш цвет – черный, наш проводник – полная луна.
Сейчас мы лежим, обнявшись, обессиленные и почти счастливые, мы засыпаем вместе, сплетя голые ноги и тесно прижавшись друг к другу.
Мне снится, что я выступаю у классной доски, под ядовитым светом ламп. И говорю переполненной аудитории:
– Привет, я Сергей, и я ворую у людей ихние сны.
Где-то на «галерке» ржут Винни с Даноном, крутят пальцем у виска.
На первом ряду Надя прячет лицо в ладони от жгучего стыда за меня.
Председатель просит: говорите, пожалуйста, громче.
Я повторяю приветственную фразу, а рот сам собой опять говорит «ихние». И ничего с этим не поделать.
Все надо мной смеются.
Мне хочется стать невидимкой. Хочется провалиться сквозь рыжий линолеум, исчерканный перекрестными черными полосами, что оставили поколения школьников, носившихся здесь, с заносом тормозя каблуками на поворотах.
* * *
– Да ты настоящий говнюк, – хохочет Винни. – До сих пор не сказал ей, а?
Я машу на него рукой, мол, не грузи, наливай давай!
Сидим у него на хате. Из мебели тут четыре табурета, водяной матрас, шесть картонных коробок, забитых разным барахлом, и поддельная дайкатана на подставке.
– Сере-е-ежа и Надя, – напевает Данон прекрасно поставленным баритоном. – Они, если честно…
– Не пара, млять, не пара! – орет Винни, перебивая его. – Все поняли уже! Вы задрали языками молоть, давай бери свой стакан, эминем хренов!
Данон выпячивает нижнюю губу и смотрит на Винни так, как барин в цилиндре, проезжающий мимо коровника в рессорной коляске, смотрит на вонючего мужика в лаптях.
– Во, кстати, – говорит он. – Я ж тут посмотрел это кино наконец, с Хопкинсом и Бенисией нашим Дель Торой.
– Про что там? – спрашивает Винни равнодушно. – Гигантские человекоподобные роботы есть?
– Не-не-не. – Данон пьяно качает у него перед носом длинным пальцем. – Там про нас же!
– Про кого это, про нас?
– Ну… про оборотней!
Мы ржем. Во-первых, все трое уже изрядно набрались. Во-вторых, ну какие мы, на фиг, оборотни?
Мы психеи.
* * *
Бывают, конечно, и такие ребята, как в кино. С острыми ушами, и большими зубами, и здоровенным шерстистым хвостом.
Одна моя старая знакомая постоянно жаловалась на своего кавалера – мол, ей каждое утро приходится вытряхивать из простыней всю эту шерсть. Потом они как-то очень быстро и тихо поженились и уехали в свадебное путешествие к теплому морю. Через неделю половину его отдела закрыли за взятки. Иногда мы переписываемся с ней по имейлу. Она рассказывала, что теперь их простыни вытряхивает степенная горничная в кружевной наколке.
Я сижу на работе, заказов нет, скучаю, разглядывая картинки на «девиант-арте».
Благодаря своей работе я и познакомился с Надей. Поехали снимать одного поблекшего секс-символа, мечту домохозяек всех возрастов. Предполагалась ролевая композиция на разворот – дрессировщик в окружении девочек-тигриц. Пока секс-символ со своим пожилым бойфрендом рылись в реквизитных цилиндрах, примеряя их, хихикая и щелкая друг друга на мобильники, мы с фотографом пошли утверждать кастинг. Тут-то я ее и увидел.
Я сразу понял, кто она такая на самом деле. Я даже почувствовал, какого цвета у нее крылья. Но меня это не остановило.
Нынешним вечером мы с Надей встречаемся на верхнем этаже торгового центра. Благодаря работе я счастливо избежал всех этих радостей шопинга, хождений по рядам кофточек-платьицев и долгих ожиданий у шторки примерочной с вариантами на выбор, зажатыми в зубах.
Надя нагружена разноцветными пакетами, глаза ее блестят, на щеках румянец.
Мы заходим в японскую забегаловку, с некоторым трудом устраиваем на диванчики все эти ее пакеты и коробки.
Она, придирчиво выбирая, заказывает роллы в спектре от Аляски до Фудзи – для нас и сливовое вино для себя. Палочки – для себя и вилку с ножиком – для меня. Я беру сразу два бокала пива. И пока пью первый, думаю о том, как начать наш разговор. Как я расскажу теперь все то, что собираюсь рассказать.
Но у нее, оказывается, тоже есть чем со мной поделиться. Ловко подцепляя палочками сверток с останками копченого угря и огурцов, она говорит:
– Ленка совершенно чумовую тему предложила… Ты слушаешь, а?
– Угу, – киваю я, оставляя пустой бокал и переходя ко второму. – Что за тема?
– Заслать наши портфолио в одно агентство, оно типа совместное. Центральный офис в Штатах. Лос-Анджелес, детка! У них сейчас кастинг идет для фильма одного… Снимать будут и там, в Голливуде, и у нас, это натурные, видимо… Короче, совместный проект. И вроде как сам Рассел Кроу будет! Представляешь? Клево, скажи?
– А про что кино?
– Да там чума какая-то вообще! Ковбои и салуны, но все это в сибирских снегах, байкеры типа «безумного макса», какой-то призрачный экспресс ездит и пытаются мир спасти, как обычно…
– Хорошо хоть не про оборотней.
– Чиво?
– Да это я так, к слову.
Я не вполне понимаю, чем мне светит перспектива ее блистательной голливудской карьеры, но смутно догадываюсь, что ничем хорошим. Мы как-то подозрительно быстро скатываемся в культурологически-геополитический спор, и я вынужден вновь отложить «тот самый» разговор…
* * *
Винни говорит мне: «Чувак, я знаю, кто решит твою проблему! Поверь, этот парень рубит фишку. Он разбирается. Я все беру на себя, мне дорого твое душевное здоровье, бро!»
Он приводит меня в старый дом в центре, в паре шагов от Садового, напротив посольства некоей банановой республики с пятицветным флагом на фронтоне.
Подъезд облицован мрамором, подошвы тонут в винного цвета ковре. На входе в контору – кадки с пальмами, ростовые зеркала и двое хмурых типов, в свободных пиджаках и с короткими стрижками.
Секретарь в белой рубашке ведет меня запутанным лабиринтом комнат и коридоров.
– Сгущенка при вас? – спрашивает он вполголоса и деловито.
Я киваю. Голубую банку мне сунул Винни, который ошивается теперь в прихожей, развлекая охрану анекдотами. Он легко находит общий язык с незнакомцами. В отличие от меня.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});