Однако я удивился, что он так легко сдался. Я смотрел на ноги людей, проходивших мимо причала, и гадал, в шапках эти люди или нет и — в сотый раз — что же чувствуют люди в шапках. Печально думал я о том, что вскоре, вероятно, мне придется это узнать, но тут вернулся папа, неся чемоданчик дяди Яна. Он достал оттуда одну из шапок.
— В основном это радиоприемник или нечто аналогичное. Проводка под резиной. Ее легко перерезать ножницами. Шапка внешне ничем не отличается, но передачу не принимает. Поэтому никакого индуцированного транса, никакого приказа повиноваться триподам.
— Вы уверены? — спросил Энди.
Папа покачал головой:
— Не вполне. Но можно попробовать на одном из нас, и узнаем.
Я сказал: “Но тот, кто попробует, может стать триппи”.
— Один против четверых. Снимем шапку, если понадобится, силой. — Он помолчал. — Я вызываюсь добровольцем, но лучше попробовать на физически самом слабом, если дойдет до этого.
Анжела вновь заплакала. Я не знал, что она слушает, тем более понимает.
Марта сказала:
— Не Анжела. Я, если хотите.
— Ладно, пусть буду я, — сказал Энди.
Папа не смотрел ни на меня, ни на Анжелу. Я сказал:
— После Анжелы я самый слабый. Давайте закончим.
Все молчали, пока папа лезвием своего швейцарского армейского ножа взрезал резину. Потребовалось время, но наконец он протянул мне шлем:
— Разрезал в двух местах. Должно вывести ее из строя.
Эта штука, казалось, корчится в моих руках, как змея. Раньше я не рассматривал ее внимательно: похоже на гибкую тюбетейку. Несколько дней назад я бы не поверил, что она может отнять у меня свободу мысли и воли, но теперь верил. И не так-то легко поверить, что ее так просто вывести из строя. Если папа ошибся и она по-прежнему действует…
В десять лет я однажды купался в бассейне с пятиметровой вышкой для прыжков в воду. Другие мальчики прыгали с нее, но когда я поднялся, вода мне показалась в ста милях. Я хотел слезть, но смотреть в насмешливые лица показалось мне хуже, чем нырнуть. Немного, но все же хуже. И тогда был просто физический страх; сейчас же я боялся утратить свой мозг, свою индивидуальность — все во мне, что имеет значение.
Потом пришла другая мысль: а что будет, если им придется связать меня и силой снимать шапку. Уберет ли это приказ триподов из моего мозга? Доктора Монмута, чтобы разгипнотизировать меня, здесь нет. И что они сделают — свяжут меня и заткнут рот, чтобы я не поднял тревогу? И что, если снятие подействует лишь наполовину — я буду частично рабом и частично свободным? И скоро ли я окончательно сойду с ума?
Все смотрели на меня. Если бы я хоть что-нибудь из этого сказал, они бы решили, что я стараюсь увильнуть. И они были бы правы. Я подумал о доске и головах, торчащих из воды. Чем дольше оттягиваешь, тем хуже. Я перевел дыхание и натянул шапку на голову.
Да здравствует трипод…
Мне показалось, что я произнес это, я подумал, что теперь полностью на стороне врага. Представил себе, что остальные слышали и сейчас схватят меня. Но ничего не происходило. Может, просто случайная мысль? Я мысленно повторил: “Да здравствует трипод”, — с замирающим сердцем проверяя себя. Потом сознательно подумал: “Ненавижу триподов…” — и испытал прилив облегчения.
— Ну? — беспокойно спросил папа.
— Все в порядке. — Я почувствовал, что дрожу. — Не работает.
Папа тоже надел шапку, и мы с ним пошли в кассу аэропорта. Он попросил пять мест на вечерний рейс в Хитроу. Клерк в очках с роговой оправой, надетой поверх резины шапки, нажал клавиши и посмотрел на экран.
— Есть пять мест, но вам придется разделиться: места в салоне для курящих и некурящих.
— Хорошо. — Папа извлек кредитную карточку из бумажника. Клерк покачал головой:
— Карточки не действуют.
— Что?
— Пока не кончится чрезвычайное положение.
— Возьмете чек?
— Если он на местный счет.
— У меня нет местного счета. Я на катере.
Клерк понимающе улыбнулся:
— Англичанин? Я так и думал. Английские чеки не принимаются. Простите. Да здравствует трипод.
Папа забрал свою карточку:
— Да здравствует трипод.
Банк находился рядом. Папа выписал чек и протянул служащему, который внимательно изучил его и вернул назад.
— Только на местные счета.
Папа, сохраняя спокойствие, сказал:
— У меня нет местного счета. Как мне получить деньги?
— Вернитесь в Англию. — Служащий потер рукой лоб под шапкой. — Мы обойдемся без вас.
Вначале Марта не поверила:
— Это Гернси, здесь все всегда дружелюбны. Я добуду деньги, управляющий в Беркли знает меня. Он уже двадцать лет меняет мои чеки.
Папа ответил:
— Ты не понимаешь, Марта. Все изменилось. Если управляющий на месте, на нем шапка. И если ты будешь спорить, он заподозрит, что твоя шапка действует ненормально. Это не просто местное правило, а полная перемена отношений.
— Но почему? Почему, когда человек надевает шапку, он настраивается против иностранцев?
— Не знаю, но это, наверно, нужно триподам. Они думают, как Юлий Цезарь по отношению к галлам: разделяй и властвуй. Может, если они победят, мы все будем жить в маленьких деревушках, а не в городах. Так легче сохранять контроль.
Впервые я слышал, чтобы кто-нибудь говорил, что мы можем проиграть. Анжела спросила:
— Может, мы пойдем на дачу? — Голос ее звучал испуганно.
Марта резко сказала:
— Они не выиграют, кем бы они ни были. Сколько денег нужно, чтобы купить билеты?
— Три сотни хватит. Но…
Она порылась в своей сумке и извлекла украшения — золотые браслеты, ожерелья, кольца.
— Торговля антиквариатом учит ценить подвижный капитал. Я достану денег.
Папа сказал:
— Я пойду с тобой.
Она решительно покачала головой и потянулась за одной из шапок.
— Нет. Я лучше справлюсь одна.
Между Гернси и Англией действуют две авиалинии. Папа попробовал другую, на случай, если первый клерк поинтересуется, откуда мы нашли средства для уплаты. Второй принял груду местных банкнот без вопросов и записал нас на последний рейс.
Прежде чем покинуть “Эдельвейс”, папа приспособил для Энди последнюю оставшуюся шапку. Для Анжелы уже не оставалось, но папа решил, что на ребенка не обратят внимания. Когда мы поднимались от причала, я оглянулся на лодку: еще одно остается позади. Что бы ни лежало впереди, мы уходим в него без гроша, если не считать остатков украшений Марты.
Погода прояснилась, и вторая половина дня была освещена водянистым солнцем. Такси провезло нас по холму, ведущему к Сент-Питер-Порту, и я узнавал знакомую местность. В прошлом все это было частью каникул и предвкушения долгих дней на море и на солнце. Слева на Куинс-роад — вход в Дом губернатора. Что-то новое стояло у входа — деревянная модель полусферы, поддерживаемая тремя паучьими ногами. Надпись под ней я не мог прочесть, но я знал, что там написано.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});