Охваченный острейшим приступом жалости к себе, Олег не думал о том, что завидует тому, за кем несколько часов назад захлопнулась заслонка печи крематория.
И, разумеется, он ничего не знал о судьбе Стаса. А если бы даже и знал — скорее всего позлорадствовал. Мол, «так ему и надо — а почему к нему судьба была добрее, чем ко мне, почему именно его взял к себе добрый инженер?»
В жизни каждого рано или поздно происходит какое-нибудь событие, которое заставляет человека всерьез пересмотреть свои взгляды. Вот только события, призванные сделать лучше именно нас, случившиеся, быть может, в том числе и для того, чтобы именно мы взглянули по-новому на свои поступки и мотивации, и как знать — возможно, стали бы лучше, чище, добрее, честнее… Зачастую эти события остаются не замечены нами, или неверно истолкованы, или же и вовсе их важность и значимость оказываются перечеркнуты нашей злобой, обидой, завистью.
Лютая ненависть Олега ко всем, кому, по его мнению, несправедливо повезло в жизни, его черная зависть к каждому, имевшему то, чего лишен был он сам, сыграла свою роль. Он больше не думал о том, что случилось с Кириллом, и не помнил коснувшегося щеки холодного, равнодушного дыхания смерти, прошедшей совсем близко.
У Олега Черканова была цель. По его мнению — благая, бесконечно прекрасная и необходимая всему человечеству… точнее, той его части, которая этого блага заслуживала. И он готов был пойти на все, чтобы этой цели достичь. Шагать по трупам? Легко! Они сами виноваты — оказались слабее, не смогли победить. Предавать и продавать доверившихся? Запросто! Они сами виноваты — нельзя доверять, никогда и никому. Лгать и изворачиваться? Пусть! Обманутый сам виноват в том, что позволил себя обмануть.
Только одним Олег пока не готов был пожертвовать во имя этой цели — собой. Если не станет его — то кто создаст лучший мир? Совершенная уверенность в собственной исключительности, в своей избранности, надежно защищала его от нападок совести и тому подобной ерунды. Нет, угрызения совести, чувство вины и прочая дребедень — это роскошь для дураков, а он, Олег Черканов, родился для великой цели. И все, что ему придется ради достижения этой цели сделать, легко оправдывается ее величием и благом для тех, кто встанет на его путь, для тех, кто пойдет за ним.
Пока же, кипя от злости и негодования, ненавидя всех и каждого, кому повезло хоть самую чуточку больше, чем ему, Олег быстро шел к общежитию института, сжимая кулаки и кусая губы.
Небо затянули серые облака, зарядил частый, холодный и колкий дождь — люди открывали зонты, прятались по машинам и флаерам, теснились под металлическими грибами метростанций. Черканов шел по середине тротуара, не глядя вокруг. Волосы быстро намокли и неаккуратными полосами облепили лицо и шею, струйки воды стекали за шиворот…
Шипучая энергия злобы покинула Олега, выметенная резкими порывами усилившегося ветра, ярость и ненависть прошли, уступив место детской обиде и разочарованию, а еще — свинцовой усталости. Он неожиданно осознал, сколько времени уже не спал и как же тяжело стоять на ногах… На глаза попалась какая-то скамейка, Черканов не размышляя опустился на нее, запрокинул голову, подставляя лицо колким иголочкам дождя, закрыл глаза… Через несколько секунд стало темно и спокойно.
Он пришел в себя от того, что его кто-то настойчиво тряс за плечо, тормошил, что-то зло и раздосадованно выговаривая:
— Нашел, придурок, место, где спать! До общаги два шага! Тьфу ты, пропасть… Черканов, мать твою, вставай! Простынешь!
Олег мысленно скривился — он узнал этот голос. Он узнал бы его в какофонии тысячи тысяч голосов.
— Ветровский, отвали. Не твое собачье дело! — Черканов дернул плечом, пытаясь сбросить руку заклятого врага, но тело подло отказывалось повиноваться, вместо рывка выдав какое-то нелепое подергивание, да и резкая, грубая фраза прозвучала как-то жалко.
— Ага, не мое, — покладисто согласился Стас. — Давай вставай!
Сопротивляться было лень. Кроме того, по большому-то счету Олег понимал правоту однокурсника, а принцип «назло маме отморожу пальчик» никогда не казался ему умным. Мысленно сказав себе: «Я не принимаю помощь, я просто использую подвернувшийся человеческий инструмент в своих целях», — он поднялся со скамейки — и тут же был вынужден ухватиться за плечо Ветровского. Ноги отказывались держать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Черт знает до чего себя довел, — проворчал Стас, который, казалось, сам уже не рад был, что не прошел мимо. В какой-то момент Черканов даже понадеялся, что тот бросит его и уйдет, но надеждам не суждено было сбыться. Человек, которого он считал своим личным врагом номер один, крепко обхватил его за плечи и повел в сторону общежития — благо до него и правда оставалось не более километра.
— На хрена ты это делаешь? — машинально пробормотал Олег еле слышно и тут же прикусил язык, надеясь, что Стас его не услышит — вступать в пререкания ему не хотелось совершенно.
Но Стас услышал.
— Тебе нужна помощь. Я могу помочь, ничего не теряю при этом, а только приобретаю, — пояснил он. — Такая мотивация для тебя доступна?
— Где-то я это уже слышал, — огрызнулся Черканов, мгновенно пожалев, что связался с этим подлецом. — Дай припомнить… не на вступительных ли экзаменах, когда ты, ссылаясь на эту свою «помощь», меня подставил?
Ветровский резко остановился, явно едва удерживаясь от того, чтобы оттолкнуть однокурсника.
— Я тебе уже говорил, я сам ошибся! Тесты у всех поступающих разные, у меня были другие вопросы! Я был уверен, что подсказываю правильно!
— Да ладно, не заливай, — хрипло рассмеялся Олег. — Какая теперь уже разница. Я все равно тебя сделал!
Стас хмыкнул. И в следующее мгновение Черканов до боли прикусил губу, отчаянно жалея, что не может поймать и запихать себе в глотку опрометчиво брошенные слова. Он до боли отчетливо вспомнил тот подслушанный летним днем телефонный разговор между соперником-абитуриентом и каким-то его приятелем.
«— Ты все сделал?
— Да. Витценко принял меня за отца, а я позаботился о том, чтобы он не заговорил с ним на эту тему случайно. Велел говорить насчет Черканова только тогда, когда я сам начну, так что проблем не будет.
— А как это будет выглядеть со стороны? Как Витценко обоснует бесплатное место для Олега?
— Понятия не имею. Но это уже не наши проблемы. Главное, что я перечислил деньги, и он поступит.
— Тогда только один вопрос: если я провалю последний экзамен, Олег выйдет на первое место автоматом. Что тогда?
— Тогда ты пойдешь на второе бесплатное. Какая разница-то? Я только не понимаю, зачем тебе это.
— Гранд, я же объяснял. Я видел, в каких условиях живет Олег. Ему необходимо это бесплатное обучение, жизненно необходимо!»
Тогда Олег четко решил для себя — во что бы то ни стало он поступит сам, одержит победу над Ветровским, окажется лучше! Так и вышло… но до сих пор его иногда терзали сомнения: а правда ли он — сам? Или все же он попал на бесплатное лишь потому, что об этом позаботился Стас?
— Немедленно меня отпусти! — зашипел Черканов, пытаясь вывернуться из жесткой хватки.
— Хорошо подумал? — ухмыльнулся Стас. — Ну ладно.
Хватка разжалась. Олег резко рванулся в сторону, но голова предательски закружилась, земля под ногами ушла куда-то в сторону, и через несколько секунд он с ужасом обнаружил себя в наиболее унизительном из всех положений — почти на руках у заклятого врага.
Черканов ругался, угрожал, проклинал — но больше Ветровский его не выпускал, практически на себе таща к общежитию. Сообразив, наконец, как нелепо он выглядит, Олег успокоился, хотя внутри него клокотала ярость. К счастью, сокурсник хотя бы молчал.
Через несколько минут они оказались у входа в корпус. Стас молча кивнул охранникам, знавшим большую часть студентов в лицо, затащил Олега в лифт, прислонил к стенке.
— Какой этаж?
Ломаться было глупо. Унизить его сильнее Ветровский уже не мог.