В тот момент Мисато, словно Евангелион в Берсерке, повалила растерянного Табриса на пол и нависла над ним дамоклов меч, потребовав:
— Говори! — И в этом одном слове было столько сдерживаемой ярости и жажды разрушения, что смогли впечатлить даже многосильного Табриса. Или тот был просто слишком растерян полученной оплеухой, чтобы соображать… А потом он начал говорить. И чем дальше Мисато его слушала, тем сильнее у нее возникало желание схватиться за голову и удариться пару раз об стену. По словам Каору выходило, что это не он, а ОНА, Мисато, сама затащила его в свою кровать! Вначале ей хотелось удушить Нагису, потом — застрелиться самой… Но самое ужасное, что по мере рассказа в голове Кацураги начали всплывать сокрытые алкоголем подробности минувшего вечера. И они, как это не печально, полностью подтверждали слова Ангела.
Мисато сжала кулаками свои волосы и несколько раз стукнулась головой о столешницу: рассказ запустил цепочку всплывающих из глубины сознания воспоминаний. Она вспомнила, как будучи уже изрядно навеселе о чем-то рассказывала подозрительно розовощекому (с его-то обычной бледностью) Табрису. И в тот момент он казался ей таким чутким и внимательным слушателем… а еще надежным и даже привлекательным(!) парнем. А еще он так сочувственно и понимающе кивал!..
«Что я пила?!» — Обреченно подумала женщина, тершись лбом о стол.
Новое воспоминание было ещк краше предыдущего: Притянутый за ворот рубашки альбинос был яростно и жадно целован ее губами. Красные глаза, находящиеся так близко к ее глазам, пораженно расширены и казались такими умильными..
Новое воспоминание: Лифт, опускающийся на стоянку базы. Мисато опять целуется с Каору. Он пытается отвечать ей тем же, но делает это неловко и неумело. Ей это нравится и кажется милым..
Воспоминание: Темнота квартиры, шорох спешно снимаемой одежды. И ее шепот, которым она говорит что «сделает все сама».
Еще воспоминание: Они вошли во вкус..
Воспоминания, воспоминания, воспоминания… Память услужливо вываливала на нежелающую того женщину все больше и больше подробностей.
— Что ты делаешь? — Убитым голосом спросила Мисато, надеясь хотя бы в разговоре отвлечься от постыдных картинок из минувшей ночи. Пусть даже со своим совратителем… или невинно совращенным?!
— Не могу понять… Человеческие отношения так сложны. Я что-то сделал не так?.. — Пожаловался Табрис, роясь в блокноте. Он поднял глаза на Мисато и пояснил: — Тут написано, что в подобных случаях мужчина должен принести женщине приготовленный горячий кофе, разбудить поцелуем и предложить горячего напитка… Но я, кажется, в чем-то ошибся..
Альбинос потер выразительный отпечаток руки майора на своей левой щеке. А Мисато в очередной раз растерялась. Это что же выходит — он не понимает причин происходящего? То есть — совсем?! Тут же, в осознании ситуации, к растерянности примешалась изрядная доля стыда: как же тогда ее могли соблазнить, если до вчерашнего… происшествия… Каору, судя по всему, совершенно ничего не понимал в межполовых отношениях? Значит все же это она, Мисато…
«И показала, и научила!» — Мелькнула в голове мысль, от которой женщине нестерпимо захотелось провалиться под землю, до самого Геофронта! Неужели ее спьяну «на молоденьких потянуло»?! Но Кацураги мужественно задавила самоуничтожающие мысли и решительно встала.
— Дай-ка сюда. — Произнесла женщина, выхватывая из рук альбиноса книжку. Именно книжку, стилизованную под блокнот, которая на деле оказалась своеобразным самоучителем для «юных мужчин». Что-то на подобии рекомендаций «Как составить идеальное свидание» в журналах как для девушек, так и для юношей. Сейчас же «записушка» была открыта на букве «П», подраздел «Пощечины», где рядком шли такие пункты как «Пощечина на первом свидании», «Пощечина за..», «Пощечина…».. Табрис недоуменно пытался понять за что отхватил звонкого леща и найти свою ошибку! — Гхм.. — Мисато смутилась. Похоже, что Ангел, как бы ей этого не хотелось, на самом деле не виноват. — Где ты это достал, Нагиса… кун?
— Когда вы пригласили меня к себе, Кацураги-щоса, — Альбинос как-то замялся на слове «пригласили», — мы натолкнулись в толпе на Наги… Он и отдал мне этот самоучитель, порекомендовав пролистать с утра..
— Ясно.. — И тут фокус ненависти Мисато нашел новый угол падения: наверняка, наверняка все произошедшее — дело рук одной красноглазой и сероволосой сволочи! Что-то подмешал, что-то подстроил… И напоил всех тоже он!
И Кацураги вновь начала думать, причисляя Командующему все грехи человеческие и примеряя на него все казни египетские. Но, если говорить по-честному, то подозрения майора были беспочвенны, так как все участие Трикстера оканчивалось лишь вручением своему другу рекомендательного блокнотика.
— Простите, Кацураги-сан.. — От размышлений Мисато отвлек Нагиса. Выглядел он чуть сконфужено, несмотря на свой по обыкновению беззаботный вид. — Но я должен это сказать. Кацураги-сан, пусть я и Ангел, пусть у меня есть АТ-поле… — Тут его лицо посетила привычная улыбка. — но даже будучи пьяным, я больше не сяду в машину, если вы за рулем. Извините, но мне никогда еще не было так страшно!..
Кацураги недоуменно посмотрела на альбиноса. Моргнула. И вдруг, неожиданно для самой себя, глупо хихикнула, а после и вовсе рассмеялась.
* * *
— Пчхи! — Громкий чих разнесся по лаборатории.
Пока Мисато смеялась, а Каору готовил новую порцию кофе взамен потерянной во время утреннего недопонимания, чем же в это время занималась «красноглазая сероволосая сволочь»?
А «сволочь» был занят очередной своей идеей. Не нуждающийся ни во сне, ни в отдыхе разум просто не терпел бездействия. Тем более, у него образовался новый интересный проект, который требовал тщательного внимания и заботы.
Ранним утром, Наги поцеловал что-то бурчащую во сне Аску, потом тихо сопящую Майю. Обе девушки сладко спали, совершенно измотанные насыщенным вечером и еще более насыщенной ночью, а потому проснуться должны были в лучшем случае к обеду.
«Это начинает надоедать», — подумала сущность, перетекая сознанием из одного сосуда в другой. Первое тело, потерявшее руку, открыло глаза и встало из своего саркофага в глубинах Геофронта. Наги решил не уничтожать свою поврежденную оболочку, а припасти как раз для вот таких вот случаев. — «Хочу свое тело! Одно и цельное. Нормального размера! Все эти биологические марионетки уже вызывают раздражение..»
И его можно было понять. Все же использование выращенных тел не давало Трикстеру, а он с подачи Семнадцатого стал наименовать себя именно так, всей полноты жизнеощущений. Если говорить грубо и примитивно, то жизнь через биокукол была похожа на секс с презервативом: вроде и действие то же, ощущения те же, но все равно «не то». Вот только для Трикстера «резиновыми изделиями номер два» были именно его тела.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});