Икха засмеялся тихим, шелестящим смехом.
— Правда, правда, ты еще и умен. Но все равно ты бы смог поразвлечься, убивая своих бывших врагов, у тебя ведь в Антилле остались враги. Сто пятьдесят золотых! Это заработок целого отряда наемников!
Я направился к выходу. Я был уже в дверях, когда Икха крикнул мне вслед:
— Твой брат, Бренн, он так мечтал увидеть Антилльскую ведьму на коленях! Неужели никто не отомстит ей за его неудачу?
Я замер в дверях, скованный внезапной мыслью: здесь, в этом мире, я еще смогу послужить своему вождю. Тем более что и мне было за что мстить Гелионе, не только за неудачу Бренна. Пожалуй, этот пункт был бы последним в моем списке претензий к ней.
Икха воспринял мою задержку, как возможное согласие, и затараторил:
— Ты можешь назначить свою цену. Я выполню любое твое пожелание. Ты будешь лучшим воином в моей армии, ты один стоишь целой армии.
Я вернулся и сел за стол напротив гадирца. Его лицо сияло.
— Любую цену, говоришь?
Икха оживился, наконец-то разговор пошел по нужному ему руслу. Теперь гадирец смотрел на меня взглядом покупателя, оценивающего товар. Неужели ему не страшно оказаться со мной на одном корабле, окруженном лишь бескрайними морскими просторами? Но гадирец, надо отдать ему должное, был очень выдержанным человеком, если он и боялся меня, то умело скрывал это.
— Сколько? — Икха деловито потер руки.
— Всего одна.
— Что одна? — не понял Икха.
— Одна женщина, — уточнил я.
— Женщина? — Икха тупо уставился на меня, а потом расхохотался. — Женщина?! Да я дам тебе столько женщин, сколько ты сможешь вообразить, любых, самых красивых и молодых. — Икха погрозил мне пальцем. — Бешеный Пес, так тебя прозвали за темперамент? Да я прямо сейчас могу купить тебе пару рабынь, чтобы ты не скучал в дороге, только скажи, каких женщин ты предпочитаешь.
— Чтобы я не скучал в дороге, лучше запасись хорошим, крепким вином в большом количестве. Таким крепким, чтобы я не протрезвел до конца пути и не выпотрошил всю твою команду. А заодно прихвати и обещанных рабынь, да побольше, двух может не хватить, на тот случай, если вино все же окажется недостаточно крепким. Только не включай это все в счет моей оплаты, поскольку нужно это не мне, а тебе и твоим людям, если ты, конечно, хочешь добраться до Антиллы в целости и сохранности.
Вид у Икха стал жалким, он интенсивно кивал головой и твердил:
— Конечно, конечно.
Эти слова вырывались у него с шипением, и казалось, будто он говорит: «кшшо, кшшо».
— Теперь вернемся к моей оплате.
— Какую женщину хочешь получить?
— Антилльскую царицу. Икха опешил.
— Зачем она тебе? Я не могу отдать ее. Нет, ты же понимаешь, мой государь не позволит, она его давний враг. Ну, разве что дать тебе с ней поразвлечься, но потом мне все равно придется забрать ее.
— Забирать потом будет нечего.
Икха затравленно посмотрел на меня, видимо, осознав, что ради удовлетворения простой похоти я не отправлюсь так далеко.
— Нет, нет, я не могу позволить тебе убить ее! Это удовольствие должно достаться лишь моему царю как победителю Антиллы.
Икха почти плакал, было видно, что ему очень хочется привезти с собой такого сильного и непобедимого бойца, каким я ему казался, и в то же время он действительно не может выплатить мне ту цену, которую я затребовал.
— Это невозможно, может быть, ты согласишься на что-нибудь другое?
— Бессмысленно продолжать разговор, мою цену ты знаешь, найдешь меня, если захочешь.
С этими словами я поднялся из-за стола и направился к двери, обдумывая на ходу, где мог бы найти меня Икха, поскольку я нигде не остановился и даже не знал, где это можно сделать. Тут я вспомнил о своем серебре, которое делили разбойники, перед тем как я обратился в Зверя. Оно осталось в той таверне и станет платой тому, кто будет наводить там порядок после моего разгула. Хорошо еще, что за сам путь на Медовый Остров я уже расплатился. Но теперь мне не на что было купить провизию для угаса. Придется ограбить какого-нибудь крестьянина и подтвердить нехорошую славу волколаков как завзятых угонщиков скота. Обдумать это я не успел, поскольку уловил запах гадирца, нагонявшего меня.
— Подожди меня, воитель, — зашелестел сзади голос Икхи, — я обдумал твое предложение.
Я резко остановился и обернулся. Икха с разбегу налетел на меня и отскочил назад с перекошенным лицом.
— Я согласен на твое условие, — пролепетал Икха.
— А твой царь тоже согласен? — спросил я.
— Не беспокойся, ты получишь царицу. Моему государю я смогу все объяснить. Только обещай, что убьешь ее не сразу, а дашь моему царю допросить ее.
Глупо пытаться обмануть оборотня, умеющего читать мысли. Я уловил ложь. Икха был готов наобещать все, что угодно, лишь бы привезти меня в Антиллу. Ну что ж, значит, и я не обязан соблюдать свои обещания.
— Как скажешь, Икха.
Остаток ночи я провел в какой-то каморке с маленьким оконцем, куда пристроил меня гадирец. Впервые оставшись в одиночестве после случившегося, я долго сидел у окна, размышляя. В маленькой пещере Эринирских гор на севере Медового Острова я рожден был не для зла. Волчата рождаются на свет для простой и счастливой жизни среди своих соплеменников. Почему же судьба ведет меня по грани света и тьмы, почему за мной всегда остается кровавый след?
Но горестные мысли сменились вскоре новыми переживаниями: сквозь оконце я увидел звезды, далекие и холодные, будто разбрызганное в пространстве жидкое серебро. Я смотрел на них, словно видел впервые, замечая, как мерцают они и кружатся в поразительном хороводе. Так просидел я всю ночь, почти не дыша, в полной тишине, погрузившись в бездумное созерцание прекраснейшей в мире картины. Так впервые я услышал тихий шепот времени, протекающего сквозь мое сознание, впервые увидел, как ледяная Вечность сковывает мою душу, впервые понял, что тьма действительно существует. И теперь я — вместилище этой тьмы.
И торжество, не мое, а того существа, что жило во мне, взметнулось ввысь, к так любимым им звездам.
Я — бессмертен! Я — всесилен! Я — непобедимый воин Альбиона!
На следующее утро я отвел угаса к старому моряку, с которым прежде сговорился о ладье. Я нашел его в хижине, он недовольно вышел, щуря глаза.
— Вроде бы завтра еще не настало, — зевнул он.
— Обстоятельства изменились, старик. Тебе придется плыть без меня, только с угасом.
— Э, нет, — замахал руками моряк. — С таким чудищем без тебя не поплыву.
— Поплывешь, — уверил его я. — Я заплачу тебе столько, что поплывешь. Не бойся, старик, ты с ним справишься. Он будет слушаться тебя, я с ним договорюсь.
— А ежели соглашусь, так куда его там девать?
— Ты, главное, отвези его на Медовый Остров, а там просто выпусти. Он сам дорогу найдет. Возьмешь с собой тушу быка, и угас никого не тронет. Он слишком ленив, чтобы нападать на того, кто не хочет быть съеденным, когда рядом лежит еда, неспособная к сопротивлению. Напои его снотворным, чтобы занести на твою ладью, не то еще идти не захочет. Они, что волки, терпеть не могут моря.
— Так ты и за быка заплатишь мне? — поинтересовался старик.
— Я заплачу тебе очень хорошо, старый, так что и ты, и твои сыновья нужды потом знать не будете. Но если ты коняшку не довезешь, в море скинешь или здесь бросишь, я найду тебя и…
— Не дело говоришь, — перебил меня старик. — Я свою работу знаю. Я почитай с пеленок здесь живу и хожу к берегам Медового Острова, да никто еще не обиделся, что я плохо это сделал. Плати вперед и скажи, как с твоим чучелом обращаться. А потом ступай себе с миром.
Я подвел угаса к моряку.
— Смотри, Мохх, — сказал я, — слушайся этого деда. Он не обидит тебя. Слушай его! — прикрикнул я.
Угас лизнул старику лицо. Тот с воплями отскочил, поспешно стирая с себя вонючую жижу.
— Да, да, — кивнул я, — к запаху надо привыкнуть. И убирать за ним придется. А ты как думал, я не бревно прошу через море перевезти, живого зверя. Но можешь быть спокоен, вреда он тебе не причинит. Раз он тебя лизнул, значит, признал. Он туп, как пробка, но человеческую речь понимает. Да и терпеть-то тебе его надо всего несколько дней.