Читать интересную книгу Лёд - Яцек Дукай

— Господин Дусин, — произнесло я-оно на морозном выдохе, — немедленно бегите стеречь доктора Теслу — monsieur Верусс — который вовсе не monsieur Верусс — он сейчас взорвет его вагон.

О силе презрения

Панна Елена Мукляновичувна поправила pince-nez[210] на ястребином носу Павла Владимировича Фогеля. Седой охранник переложил наган из одной руки в другую, вытер внутреннюю часть ладони о полу сюртука и кивнул. Проводник провернул ключ в двери купе Жюля Верусса, нажал на дверную ручку. Фогель вскочил вовнутрь.

— Его нет!

— Я же говорил! — раздраженно буркнуло я-оно. — По одному взгляду он догадался; я выдал себя; и он теперь знает, что мы знаем. Забрал бомбу и пошел взрывать арсенал Теслы.

— Так чего мы ждем? Уезжать отсюда, как можно быстрее! — бросила панна Елена.

Начальник Экспресса покачал головой. Он вынул часы-луковицу, глянул на циферблат.

— Двадцать пять минут.

Выглянуло через окно.

— Он ушел в метель, мы никак его уже не найдем. Нужно стеречь Теслу и его машины, это единственный способ.

Фогель по коридору направился к двери вагона.

Елена повернула на месте.

— Пан Бенедикт, подождите, я возьму пальто!

Прежде чем она вернулась, вынуло из-под расстегнутой шубы Гроссмейстера, развернуло зимназовый револьвер из тряпок, проверило тунгетитовые пули в барабане-бутоне, слегка пошевелило спуском-змеей. Начальник поезда сконфуженно приглядывался ко всему этому, дважды открывал рот и два раза сглатывал невысказанные слова. Под конец лишь с мрачной миной перекрестился.

Я-оно машинально потирало стволом по ребру другой ладони.

Прибежала панна Мукляновичувна.

— Уже… шепнула она, запыхавшись, — думала, что… не… ждать… женщину…

— Вам хотелось приключений.

— Но… может… убьют…!

— Действительно. Этим и отличается настоящее приключение от воображения о нем. — Указало на проход. — Прошу.

Она еще глянула на Гроссмейстера — огромные темные глаза на бледном личике — и пошла вперед.

Вышло на перрон. Застегнуло шубу. Трость в левой, Гроссмейстер в правой руке, лед под ногами. Со стороны вокзала бежал мундирный железнадарожник, с ним урядник и два полицейских с винтовками. Панна Елена разглядывалась по сторонам, вжимая лицо в пушистый соболий воротник. Лют нависал над путями, распялившись над Экспрессом, над складами с углем и дровами, над боковыми ветками и локомотивами. Пульсирующий свет мираже-стекольных ламп разрисовывал морозника волнами водянистых красок: бледной зелени, морской синевы, неяркого персика, пережженной желтизны. Даже падающий снег, ба, сам воздух — они тоже переливались теми же самыми цветами.

— А если это не Верусс?

Застучало палкой по мерзлой земле.

— Панна сомневается? Здесь Шерлоки Холмсы рождаются на камне, то есть, на льду.

— Пан Бенедикт все шутит, — нервничая, фыркнула девушка.

— Пишущая машинка, панна Елена. Дедукцию следует проводить не только из того, что существует, но и из того, что не существует. Я иду к Тесле, вы или идете со мной, или же не идете, прошу решать, но сейчас же — которая Елена Мукляновичувна въезжает в Край Льда.

Она глянула — странно.

— Вы снова выглядите как-то иначе. Тени под глазами — я слышала, что потом, ночью, вас пришлось относить…

— Так вы идете — или нет?

Елена сунула руки глубже в карманы.

— Думаете, что я испугаюсь?

— Есть у меня такая надежда, это правда.

Она высвободила из легких глубокий вдох, облако пара развернулось перед нею шелковым веером. Когда оно исчезло, девушка глядела уже по-другому, другая гримаса морозила ее лицо. Елена выпрямилась, подняла голову. Ожидало молча; ведь знало, насколько это трудно, насколько болезненно — и насколько стыдливо, когда смотрят люди, когда глядит хотя бы один человек. И дело здесь не в банальном страхе. Это совершенно другой вид тревоги. Даже те, которые никаким образом не способны выразить ее на языке второго рода, испытывают в такой миг всемогущее чувство несуществования. Ожидало покорно, метель шумела в ушах.

Вздохнув второй раз, панна Елена приподнялась на цепочки и быстро чмокнула в замерзшую, заросшую щеку.

— Спасибо.

Идя затем вдоль поезда, ежесекундно она то подбегала, то приостанавливалась, нетерпеливо оглядываясь через плечо; только я-оно не пробовало ускорять, опасаясь несчастного случая с Гроссмейстером, если бы снова покатилось кубарем на этом льду. А метель тем временем сделалась плотнее, если не считать размазанного над землей зарева огней, мало что проникало сквозь клубящийся туман. Люди пробегали туда и сюда, ветер приносил их обрывистые окрики, свистки, стук вагонных дверей, хруст растаптываемого льда. Уже поднимало руку с Гроссмейстером, когда из радужного снега выпадала очередная фигура — а это оказывался салдат, полицейский, лохматый железнодорожник, человек князя или капитан Насбольдт — он тоже с револьвером, приготовленным к выстрелу. Усмехнулся, извинился, поклонился девушке, побежал дальше.

— И снова набегает толпа, — дышала Елена, — а потом окажется…

— Что?

— Он мог попросту испугаться и сбежать, иногда пан Бенедикт способен перепугать.

— Пишущая машинка, панна Елена. Ведь вы сами описали его методику той ночью, с коньяком. Ведь кого мы искали? Пассажира, который купил билет в последний момент, ибо в самый последний момент ледняки узнали о компрометации и решили посадить в Экспресс еще одного агента. Следовательно, Зейцов; следовательно, Поченгло, очередные подозреваемые. Но — когда вы сами купили свой билет? Вы и Мариолька Белчик, так когда купили, а? вы его не покупали! — Я-оно крутило головой в тупом изумлении. — Вы все мне выложили, а я не понял; впрочем, вы сами тоже не понимали. Поездка — это магическое время, панна Елена. Мы являемся теми, кем видят нас незнакомые. Каким образом вы можете подтвердить истинность Бенедикта Герославского? Каким образом я могу подтвердить правдивость Елены Мукляновичувны? Не могу! То же самое касается и любого из путешествующих. В большинстве паспортов нет даже подробных описаний личности. Так что делает агент? Выискивает среди пассажиров Люкса одинокого мужчину, такого, у которого наверняка нет никаких старых знакомых среди других, едущих в Сибирь, и…

— Жюль Верусс — это не Жюль Верусс.

— Не знаю, как его зовут. Настоящего Верусса наверняка уже давно сожрали волки. Этот Не-Верусс — могу поспорить, он даже не иностранец. И говорил он неуклюже и беспомощно не потому, что не знает русского или немецкого языка, но потому, что его родной язык — русский. Я же говорил вам: следует проводить дедукцию так же и по тому, что не существует.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});