162
Здесь же, пожалуй, стоит заметить, что с «царскими» притязаниями Андрея Боголюбского и с политической и идеологической борьбой его времени иногда связывают ещё одно сочинение, сохранившееся в списках не ранее XV в., — «Повесть о царе Дариане». В ней осуждается некий древний царь Дариан (или Адариан, т. е. Дарий), которому пришло на ум назваться богом: в этом видят памфлет против Андрея (Рыбаков Б.А. Русские летописцы и автор «Слова о полку Игореве». М., 1972. С. 87–90). Но это чисто переводной памятник, имеющий все черты сходства с другими переводными апокрифическими сочинениями, переписывавшимися в древней Руси (см.: Зайцев А. И., Каган М.Д. Повесть о царе Адариане // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 1. С. 368–370).
163
Первый исследователь наплечников Г.Д. Филимонов писал, что первоначально эта их часть (правая) хранилась при мощах князя Андрея и лишь затем попала в ризницу собора. Это указание можно было бы рассматривать как твёрдое доказательство их принадлежности князю Андрею Боголюбскому. Однако ныне свидетельство Филимонова ставится под сомнение: ни в одной из сохранившихся описей собора ни о чём подобном не сообщается [Родина М. Наплечники Боголюбского или армиллы Барбароссы? // Родина. 2006. № 5. С. 65 (со ссылкой на: Филимонов Г.Д. Древнейшие западные эмали в России, приписываемые Св. Антонию Римлянину и Андрею Боголюбскому // Вестник Общества древнерусского искусства при Московском публичном музее. М., 1874. С. 22)].
164
В этом Абуласане одни историки видят армянина, «именитого купца, бывшего в разных краях по торговым предприятиям», или крупного армянского феодала (Еремян С.Т. Юрий Боголюбский в армянских и грузинских источниках // Научные труды Ереванского Государственного университета им. Молотова. Т. 23. Ереван, 1946. С. 395; автор отождествляет Абуласана с крупным армянским феодалом Амир-Курдом Арцруни, занимавшим при царе Грузии Георгии III наследственную должность «эристава эриставов и амира амиров Картлии и Тбилиси», а также министра финансов), а другие — грузинского дворянина или грузинского же купца, главу местной городской организации (Папаскири 3. В. Указ. соч. С. 141).
165
В Ипатьевской летописи сообщение о рождении княжича, заимствованное из Суздальской летописи, помещено не на своём месте, под 6680 г., среди событий 1169/70 г. (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 551). В Радзивиловской Василий ошибочно назван сыном Андрея (ПСРЛ. Т. 38. С. 135).
166
Лаврентьевская и Ипатьевская летописи содержат практически совпадающие рассказы о походе: ПСРЛ. Т. 1. Стб. 364 (под 6680 г.); ПСРЛ. Т. 2. Стб. 564–566 (под 6681 г.). О походе сообщается, что он имел место «тое же зимы», после сообщения о смерти князя Глеба Юрьевича. Затем в Лаврентьевской летописи следует краткое известие о посылке Андреем на киевский стол князя Романа Ростиславича и вокняжении в Смоленске Романова сына Ярополка, неправильно датированное также зимой («тое же зимы»), хотя в действительности Роман прибыл в Киев летом 1171 г. (см. выше). Н.Г. Бережков видел здесь явное нарушение хронологии и датировал поход на Волжскую Болгарию зимними месяцами 1171/72 г. (Бережков. С. 77). С его мнением соглашаются большинство историков; см., напр.: Кучкин В.А. О маршрутах походов древнерусских князей… С. 37, прим. 38; и др. Однако никаких видимых оснований предполагать, что автор летописи нарушил хронологическую последовательность событий, у нас нет. Датировка похода «той же зимой», т. е. зимними месяцами 1170/71 г., после января (смерти Глеба), но до вокняжения Романа в Киеве, кажется предпочтительной.
167
Дополнительные сведения о походе приведены в «Истории» В Н Татищева. Здесь названа примерная численность «передней дружины» Мстислава «лучших людей с 2000 человек» По представлениям Татищева, хорошо знавшего регион, удар был нанесен не столько по болгарам, сколько по мордве, чьи «великие села» и были захвачены и разорены русскими Болгары нагнали Мстислава в восьми верстах от Оки (видимо, кириллическая цифра «к» (20) была прочитана Татищевым как «ы» (8)), когда воины Мстислава, «с полоном наперёд пущенные», переправлялись через реку. Но Мстислав, «хотя был с малым числом, однако ж, помощию Божиею, сохранно» отошёл. «И тако Мстислав возвратился в дом со многим полоном к великому обрадованию отца своего и народа…» [Татищев. Т. 3. С. 97].
168
Если же, вслед за большинством историков, датировать болгарский поход зимними месяцами начала 1172 года, то получится, что Мстислав умер совсем скоро после возвращения из него. В таком случае, может быть, от полученных ран?
169
Согласно преданию (впрочем, едва ли надёжному), некогда над гробницей князя Мстислава Андреевича возвышалась мраморная статуя, поставленная будто бы самим Андреем, но впоследствии утерянная; см.: Георгиевский В.Т. Святой благоверный великий князь Андрей Боголюбский. С. 96, прим. Стоит, пожалуй, заметить, что подобные скульптурные надгробия были распространены в то время в Западной Европе.
170
Историк Русской церкви Е.Е. Голубинский в своё время предположил, что Глеб — это не кто иной, как князь Юрий (Георгий) Андреевич (Голубинский Е.Е. История канонизации святых в Русской церкви. 2-е изд. М., 1903. С. 134–135, прим. 2). Заметим, что Голубинский не знал грузинских источников о Юрии Андреевиче и считал легендой указание Н.М. Карамзина на факт его женитьбы на царице Тамаре. Привлечение же грузинских источников (о них см. ниже, в следующей части книги) делает предположение исследователя, и без того кажущееся зыбким, совершенно невероятным. Между тем гипотеза Голубинского получила распространение в историографии. Так, она по существу принята составителями современной «Православной энциклопедии» (статья «Глеб Андреевич»: Т. 11. С. 562–565, автор соответствующего раздела А.В. Сиренов).
171
20 июня 1818 года мощи князя Глеба Андреевича были переложены в новую, также серебряную раку, в которой почивают и до настоящего времени. В феврале 1919 года, наряду с мощами других владимирских святых, мощи князя были подвергнуты вскрытию. В протоколе осмотра засвидетельствована их исключительно хорошая сохранность. Последний настоятель Свято-Боголюбовского монастыря Афанасий (Сахаров), впоследствии епископ Ковровский, причтённый ныне к лику святых, отмечал, что «тело святого… было мягким и гибким, и кожу на нём можно было схватить пальцами, она отставала, как у живого». Изъятые из собора, вместе с останками других владимирских святых мощи князя были впоследствии возвращены Церкви; в настоящее время находятся в Успенском соборе Владимира [См.: Православная энциклопедия. Т. 11. С. 562–565].
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});