расхваливать Семенчика Харитина. — Грамотный.
— Говорите, скрывался?.. От кого?
— От Колчака. — Иннокентий запахнул поплотнее полы шубы. — Он в красных служил, как я полагаю. В тот вечер приехал к нам Яковлев Федорка. Сели ужинать. Вислогубый опрокинул рюмку и стал рассказывать, что, мол, сынок-то Федора Владимирова, сякой-такой, где-то спрятался. Поймаю, говорит, своими руками задушу. А Семенчик тут же сидит, помалкивает. Вислогубый повернулся к нему и спрашивает: «А ты чей, парень?» Говорю: «Это мой конторщик». Утром встали — нет Семенчика. Убежал.
— Может, убил его Яковлев? — прерывающимся шепотом спросил Федор.
— Нет, нет! Федорка сказал бы, — успокоил его хозяин. — Убежал парень.
— Куда?
Иннокентий пожал плечами.
— А о матери ничего не говорил? Где она? Что с ней? Говорите все, как есть, не скрывайте. Я видел всякое, выдержу. Только не томите!..
— Мы и расспросить у него толком не успели. Говорил, кажется, что мать жива-здорова. — В голосе старика не было уверенности.
— А этого душегуба Федорку больше не видели?
— Нет, больше не показывался.
Больше ничего не смог Федор добиться от стариков. Он готов был плакать от досады, что, находясь неподалеку отсюда, на протяжении десяти месяцев ни разу не выбрался в эти места, куда приходил его сын. Возможно бы, встретил или на след напал. А теперь где его искать?
«А вдруг Семенчик уехал к родственникам Майи? — подумал Федор. — Наведаться бы в Средневилюйск».
II
На дальнем севере наступила весна. Склоны гор зазеленели. В воздухе жужжали комары, гудели осы. Охотники-оленеводы перекочевали в горы.
Всю весну и лето они ждали купцов, чтобы обменять пушнину на ситец, чай, табак, водку. Но ни один торговец и близко не показывался. За щепотку табака отдавали местным богачам беличью шкурку. Чай на одну заварку ценился на вес золота.
— Куда запропастились купцы? — спрашивали отчаявшиеся оленеводы.
Богачи посмеивались:
— Нет больше купцов. Были да сплыли.
— Как нет? Куда же они делись?
— Вы что, с неба свалились, глупые головы? Говорят же вам, произошла революция.
— А это что такое?
— Это когда власть переходит к ворам и разбойникам и начинается поголовный грабеж. Торгашей всех обчистили, поэтому те и не едут. Скоро и сюда революция нагрянет.
— У нас брать нечего.
— Найдут. Отнимут последних оленей, упряжь. Вот тогда запоете.
У оленеводов испуганно округлялись глаза:
— За что такая напасть?
Так хитрые богатеи настраивали доверчивых оленеводов против Советской власти.
В Намцах, куда прибыл Федор Владимиров, по существу никакой власти не было. Местные богачи, услышав о перевороте в Якутске, самоустранились от управления. Пришлось Федору первое время, пока не были созданы улусный и наслежные ревкомы, выступать во всех лицах — и за ревком, и за судью, и за милицию.
Федор поднаторел в проведении сходок населения так, что ему, пожалуй, позавидовал бы сам Волошин. Начальник милиции, ладный, спокойный, выходил вперед председательского стола и буднично спрашивал, хотят ли батраки и бедняки, чтобы вернулись Колчак и богачи. И тут же поднимался невероятный шум.
Федор поднимал руку, и шум запихал:
— Хотите или не хотите?
Нет, никто не желал на свою голову такой напасти. Богачи, конечно, не в счет. Их теперь не особенно слушали. И тогда Федор произносил краткую речь. Его глуховатый голос слышали все: надо самим же оглядеться и решить, кого поставить у власти. Выбрать ревком, то бишь — Советскую власть в своем родном наслеге и держаться этой власти, защищать, не щадя жизни, от мировой и внутренней контрреволюции…
После одной из таких сходок к Федору подошел сухой изогнутый старик в ветхой, заплатанной одежде. Когда старик заговорил, обнажив в улыбке, беззубые десна, Федор узнал в нем Николая Толлора.
— Николай… — воскликнул обрадованный Федор. — Жив-здоров.
— Жив. Скриплю помаленьку. Я тебя, Федор, сразу признал, как только ты заговорил. Гляжу и глазам своим не верю. Ну, что, разыскал семью?
— Да нет. Никак не разыщу. Ты ничего не слышал?
— Был твой сынок у нас. Был… прятался.
— Так он от Иннокентия подался к вам?
— К нам. А куда же? Мы же не чужие, ему. Почитай, целое лето и зиму прожил у нас. Уже весной собрался и уехал.
— Куда?
— Должно быть, в Якутск. Он все туда рвался.
— А о матери он ничего не говорил? — Голос у Федора задрожал.
— Как же, говорил. Вспоминал о матери. Часто вспоминал.
— Что говорил?.. Ради бога не тяни. Где она?..
— Убей бог, не помню. Память стала… все забываю. Ты в тюрьме сидел. Это я помню. А Майя осталась с малым дитем. Потом она уехала. А куда, побей меня бог… забыл. Сынок твой долго рассказывал. Скитались, одним словом, горе мыкали.
Сколько ни расспрашивал Федор, он ничего толком не мог добиться от Толлора. Ничего нового не сказали ему и Семен Чемет с Афанасием Бороннуром.
После разговора с земляками Федор уверился, что Майя давно вернулась в Средневилюйский улус, к своим родителям.
Почти месяц понадобился Федору, чтобы создать в улусе ревкомы, организовать в Намцах милицию. Больше нельзя было сидеть в Намцах — в Якутске Владимирова ждали дела.
В течение лета 1921 года с верховьев Лены не поступило ни фунта груза. В области чувствовалась острая нехватка товаров первой необходимости. Советские руководители били тревогу, прося центр выделить фонд товаров широкого потребления. Вскоре был получен ответ: «На охотском побережье, в порту Аян, скопилось 300 тысяч пудов различных товаров. Совнархоз распорядился передать эти товары якутской областной потребительской кооперации „Холбос“. Немедленно организуйте своими силами вывоз указанных грузов».
В областном Совете стали ломать голову, как доставить из далекого Аяна грузы, хотя бы в Нелькан.
— Летом туда не пробраться, — говорили одни. — Надо ждать зимы.
— До зимы ноги протянем от голода, — возражали другие. — Вывозить грузы нужно немедленно.
После долгих споров решено было послать в Аян представителя областной потребительской кооперации, выделив ему в помощь людей.
Не так просто оказалось найти человека, который бы справился со столь трудной задачей. Надо было в течение трех дней принять огромное количество товаров и организовать срочную переброску их до порта Нелькана.
Выбор остановился на торговом инспекторе Куликовском, работающем в системе «Холбос». При Колчаке бывший интендант царской армии Куликовский управлял всей торговлей Якутского края. Куликовского недавно освободили из тюрьмы, решив использовать его опыт в организации советской торговли. Понимая, что на бывшего эсера нельзя полностью положиться, решено было послать с ним десять коммунистов.
Торговый инспектор охотно согласился выехать в Аян. Ему было известно, что на Охотском побережье орудуют банды есаула Бочкарева и Сентяпова, и он надеялся, улучив подходящий момент, переметнуться к ним.
За два