Читать интересную книгу Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах. Том 2. - Иван Гончаров

Еще я попробовал вчера где-то кирпичного чаю: тоже наркотического мало; похоже на какую-то лекарственную траву. Когда я подскакал на двух тройках к Ыргалахской станции, с противоположной стороны подскакала другая тройка; я еще издали видел, как она неслась. Коренная мчалась нахально, подымая шею, пристяжные мотали головами, то опуская их к земле, то поднимая, 10 как какие-нибудь отчаянные кутилы. Они сошлись с моими лошадьми и дружески обнюхались, а мы, то есть седоки, обменялись взглядами, потом поклонами. Это был заседатель.

«Лошадей вот нет», – сейчас же пожаловался я. Он оборотился к старосте и сказал ему что-то по-якутски. Я так и ждал, что меня оба они спросят: «Parlez-vous jacouth?»1 – и, кажется, покраснел бы, отвечая: «Non, messieurs».2 Потом заседатель сказал, что лошади только что приехали и действительно измучены, что «лучше вам подождать 20 до света, а то ночью тут гористо» и т. п.

Нечего делать: заседатель – авторитет в подобных случаях, и я покорился его решению. Мы принялись за чай. «У меня есть рябчики, и свежие», – сказал я. «А! – значительно сделал заседатель, – а у меня огурцы», – прибавил он. «А! – еще значительнее сделал я. – У меня есть говядина», – сказал я, больше затем, чтоб узнать, что есть еще у него. «У меня – белый хлеб». – «Это очень хорошо; у меня есть черный…» – «Прекрасно!» – заметил собеседник. «Да человек вчера просыпал 30 в него лимонную кислоту: есть нельзя. Но зато у меня есть английские супы в презервах», – добавил я. «Очень хорошо, – сказал он, – а у меня вино…» – «Вино!» Тут я должен был сознаться, что против него я – пас.

Он ехал целым домиком и начал вынимать из так называемого и всем вам известного «погребца» чашку за чашкой, блюдечки, ножи, вилки, соль, маленькие хлебцы, огурцы, наконец, покинувший нас друг – вино. «А у меня есть, – окончательно прибавил я, – повар».

665

VIII

ИЗ ЯКУТСКА

Ураса. – Станционный смотритель. – Ночлег на берегу Лены. – Перевоз. – Якутск. – Сборы в дорогу. – Меховое платье. – Русские миссионеры. – Перевод Св. Писания на якутский язык. – Якуты, тунгусы, карагаули, чукчи. – Чиновники, купцы. – Проводы.

Было близко сумерек, когда я, с человеком и со всем багажом, по песку, между кустов тальника, подъехал 10 на двух тройках, в телегах, к берестяной юрте, одиноко стоящей на правом берегу Лены.

У юрты встретил меня старик лет шестидесяти пяти в мундире станционного смотрителя со шпагой. Я думал, что он тут живет, но не понимал, отчего он встречает меня так торжественно, в шпаге, руку под козырек, и глаз с меня не сводит. «Вы смотритель?» – кланяясь, спросил я его. «Точно так, из дворян», – отвечал он. Я еще поклонился. Так вот отчего он при шпаге! Оставалось узнать, зачем он встречает меня с таким почетом: 20 не принимает ли за кого-нибудь из своих начальников?

Это обстоятельство осталось, однако ж, без объяснения: может быть, он сделал это по привычке встречать проезжих, а может быть, и с целью щегольнуть дворянством и шпагой. Я узнал только, что он тут не живет, а остановился на ночлег и завтра едет дальше, к своей должности, на какую-то станцию.

«А вы куда изволите: однако в город?» – спросил он. «Да, в Якутск. Есть ли перевозчики и лодки?» – «Как не быть!

Куда девается? Вот перевозчики!» – сказал он, 30 указывая на толпу якутов, которые стояли поодаль. «А лодки?» – спросил я, обращаясь к ним. «Якуты не слышат по-русски», – перебил смотритель и спросил их по-якутски. Те зашевелились, некоторые пошли к берегу, и я за ними. У пристани стояли четыре лодки. От юрты до

666

Якутска считается девять верст: пять водой и четыре берегом.

«Мне надо засветло поспеть на ту сторону», – сказал я.

«Чего не поспеть, поспеете! – заметил смотритель и опять спросил перевозчиков по-якутски, во сколько времени они перевезут меня через реку. – Часа в три, говорят, перевезут». – «Что вы: да ведь через три часа ночь будет!» – возразил я. «Извольте видеть, доложу вам, – начал он, – сей год вода-то очень низка: оттого много 10 островов и мелей; где прежде прямиком ехали, тут едут между островами». – «Где же река?» – спросил я, глядя на бесконечное, расстилавшееся перед глазами пространство песков, лугов и кустов. «А вот она и есть, – сказал смотритель, указывая на луга, пески и на проток, сажен в пять шириной, на котором стояли лодки. – Это-то всё острова», – прибавил он.

«Лена, значит, шире к той стороне, к нагорной, как Волга», – заключил я про себя.

Смотритель опять стал разговаривать с якутами и успокоил 20 меня, сказав, что они перевезут меньше, нежели в два часа, но что там берегом четыре версты ехать мне будет не на чем, надо посылать за лошадьми в город.

«А там есть какая-нибудь юрта, на том берегу, чтоб можно было переждать?» – спросил я. «Однако нет, – сказал он, – кусты есть… Да почто вам юрта?» – «Куда же чемоданы сложить, пока лошадей приведут?» – «А на берегу: что им доспеется? А не то так в лодке останутся: не азойно будет» (то есть: «Не тяжело»). Я задумался: 30 провести ночь на пустом берегу вовсе не занимательно; посылать ночью в город за лошадьми взад и вперед восемь верст – когда будешь под кровлей? Я поверил свои сомнения старику.

«Там берегом дорога хорошая, ни грязи, ни ям нет, – сказал он, – славно пешком идти». – «Человек мой города не знает: он не найдет ни лошадей, ни гостиницы», – возразил я. «Однако гостиницы нет в Якутске», – перебил смотритель.

«Как нет: где же я остановлюсь?» – спросил я, испуганный новым, 40 неожиданным обстоятельством. «Извольте послать вашу подорожную в управу: сейчас квартиру отведут; обязаны».

– «A tout malheur remede»,1 – заметил я почти про себя. «Чего изволите?» -

667

«Нет, это я так, по-якутски обмолвился. Вот что, господин смотритель: я рассудил, что если я теперь поеду на ту сторону, мне все-таки раньше полночи в город не попасть.

Надо будить всех. Не лучше ли мне ночевать здесь, в юрте?..» – «Оно, конечно, лучше, – отвечал он, – юрта хорошая, теплая; тут ничего не воруют; только блох дивно».

Мне наскучил якутский язык, я обрадовался русскому, даже и этому, хотя не всё и по-русски понимал. Решено: я 10 остался. Мы вошли в юрту, или, правильнее, урасу. Это просто большой шалаш, конической формы, из березовой коры, сшитый довольно плотно, так что ветер мало проходил насквозь. Кругом лавки, покрытые сеном, так же как и пол. Посредине открытый очаг, вверху отверстие для дыма. Кроме того, там были два столика, крытые красным сукном; на одном лежала таблица, с показанием станций и числа верст, и стояла чернильница с пером. Юрта походила на военную ставку, особенно когда смотритель повесил свою шпагу на гвоздь. 20 Я пригласил его пить чай. «У нас чаю и сахару нет, – вполголоса сказал мне мой человек, – всё вышло». – «Как, совсем нет?» – «Всего раза на два». – «Так и довольно, – сказал я, – нас двое». – «А завтра утром что станете кушать?» Но я знал, что он любил всюду находить препятствия. «Давно ли я видел у тебя много сахару и чаю?» – заметил я. «Кабы вы одни кушали, а то по станциям и якуты, и якутки, чтоб им…» – «Без комплиментов! давай что есть!»

«Скажите, пожалуйста, каков город Якутск?» – стал я 30 спрашивать смотрителя.

О Якутске собственно я знал только, да и вы, вероятно, не больше знаете, что он главный город области этого имени, лежит под 62° с‹еверной› широты, производит торг пушными товарами и что, как я узнал теперь, в нем нет… гостиницы. Я даже забыл, а может быть и не знал никогда, что в нем всего две тысячи семьсот жителей.

Я узнал от смотрителя, однако ж, немного: он добавил, что там есть один каменный дом, а прочие деревянные; 40 что есть продажа вина; что господа всё хорошие и купечество знатное; что зимой живут в городе, а летом на заимках (дачах), под камнем, «то есть камня никакого нет, – сказал он, – это только так называется»; что проезжих бывает мало-мало; что если мне надо ехать дальше,

668

то чтоб я спешил, а то по Лене осенью ехать нельзя, а берегом худо и т. п.

Потом он поверил мне, что он, по распоряжению начальства, переведен на дальнюю станцию вместо другого смотрителя, Татаринова, который поступил на его место; что это не согласно с его семейными обстоятельствами, и потому он просил убедительно Татаринова выйти в отставку, чтоб перепроситься на прежнюю станцию, но тот не согласился, и что, наконец, вот он просит 10 меня ходатайствовать по этому делу у начальства.

Я всё обещал ему. «Плотников – моя фамилия», – добавил он. «Очень хорошо – Плотников», – записал я в книжечку, и мне живо представилась подобная же сцена из «Ревизора».

Потом смотритель рассказывал, что по дороге нигде нет ни волков, ни медведей, а есть только якуты; «еще ушканов (зайцев) дивно», да по Охотскому тракту у него живут, в своей собственной юрте, две больные, пожилые дочери, обе девушки, что, «однако, – прибавил он, – на 20 Крестовскую станцию заходят и медведи – и такое чудо, – говорил смотритель, – ходят вместе со скотом и не давят его, а едят рыбу, которую достают из морды…» – «Из морды?» – спросил я. «Да, что ставят на рыбу, по-вашему мережи».