— Что, кусается? Сувенир с острова Свободы.
Таня не ответила, едва сдерживая подступившую тошноту. Сдали по новой. Она начала проигрывать. Перед глазами у Тани все поплыло. Голые женщины на картах пустились в бесстыдный пляс, переплелись голыми ляжками, терлись друг о дружку большими грудями, крутыми задами, овальными животами. Теперь Таня уже с трудом различала масть и достоинство карт. Сняв второй носок, Таня лихорадочно стала думать, что же делать дальше.
— Танечка! — сквозь шум в ушах прорвался жесткий голос Игоря. — Что же ты медлишь? Снимай!
Таня устремила на него непонимающий затуманенный взгляд, потом посмотрела на себя. Она сидела в трусиках и в лифчике. Больше на ней ничего не было. Она обвела взглядом полуголых партнеров. В нее впились три пары горящих глаз. Ирина, как ей показалось, глядела насмешливо. Игорь с нескрываемой похотью, а по черным хитрым глазам Сашки Расулова ничего понять было нельзя. Таня опустила голову.
Трусики и лифчик. Боже мой… Она разжала пересохшие губы и прошептала:
— Я не… Могу…
— Э, девочка, так не пойдет! — нахмурился Игорь. — Мы тут все в одинаковом положении. Игра есть игра. Уговор дороже денег. Так что давай, давай! Таня глубоко вздохнула и закрыла глаза. Такого с ней еще не было. Когда в Можайске она приходила на школьные «бардаки», все происходило в кромешной тьме. И ей не было стыдно. Было немножко неловко — поначалу. Но потом она привыкла к торопливым нервным рукам одноклассников, которые жадно забирались ей под юбку, под трусики, лифчик и гладили ее сильные длинные ляжки, вынимали из плотных чашечек ее большие тяжелые груди и гладили налившиеся, отвердевшие соски…
А здесь — совсем другое. Ей придется самой раздеться догола при свете под ненасытными взглядами этих самодовольных юнцов и девиц. Боже мой!
— Сама! Сама! — донеслись до ее слуха слова Игоря. Ее дрожащие пальцы послушно потянулись за спину к застежке. Щелк! Белые чашки лифчика повисли на высоких белых холмах, точно не желая падать. У Тани горело лицо. Она чуть свела плечи вперед, и лифчик упал к ее ногам. Освобожденные полушария радостно вспорхнули вверх и тяжело осели вниз. Только набухшие коричневые соски, напрягшись, торчали вперед.
И сразу ей стало легче. Усилием воли она заставила себя поднять взгляд. Все смотрели на нее. Нет, не в лицо, не в глаза, а — на ее груди. Таня всегда немного стеснялась их: ей казалось, что они у нее слишком большие, слишком заметные, «выдающиеся». Так назвал их Петька Гладков после очередного «бардака», когда ему посчастливилось увести Таню на кухню и там дать волю своим блудливым ручонкам…
— Ну, продолжим наши игры, — хрипло предложил Игорь.
Тамара оказалась первой, кому пришлось раздеться догола. Она была жгучей брюнеткой, и треугольник волос в низу живота тоже был черным, чем подчеркивал ее ослепительно-белую наготу.
— Красивая у нас Тома! — сказал Сашка.
— Красивая! — подхватил Игорь. — Почему бы не запечатлеть эту красоту? — И, не дожидаясь ответа, принес фотоаппарат. Аппарат зажужжал и выплюнул черный квадратик.
Дождавшись, когда фотография проявится, Игорь взглянул на свое произведение и присвистнул.
— Ну, такую фотку можно посылать сразу в «Плейбой».
— Вполне годится, — добавила Ирина, заглянув ему через плечо.
Фотографию голой Тамары пустили по рукам. Когда квадратик попал в руки к Семке Гольдштейну, он даже засмеялся:
— У тебя такой вид, милая, будто тебя только что трахнули. И не раз, и не два.
— Вечно ты фантазируешь! — фыркнула, нимало не смутившись, Тамара. И добавила с вызовом. — Хоть бы раз что-нибудь сделал на самом деле!
Где-то к полуночи все игроки — за исключением Игоря и Ирины — остались в чем мать родила. Игорь то и дело щелкал «полароидом», и перед ним на столике уже образовалась целая куча фотографий. Когда наконец Ирина сняла с себя трусики и Игоря объявили победителем, он предложил сделать коллективный портрет. Таня села на диван между Сашкой и Семкой. Игорь решительно подошел к дивану.
— Вот что, мужики, я вам записался что ли в фотографы? Давай-ка, Семка, бери аппарат и сам снимай! — Игорь всучил Семке «полароид» и занял его место справа от Тани. Взглянув на Танины груди, оказавшиеся так близко, он перевел взгляд на ее поросший светлыми редкими волосами лобок. Таня инстинктивно сомкнула ноги потеснее и положила на колени руки.
— Нет, так не пойдет, — сказал Игорь. — Дай-ка мне руку. А ты, обратился он к сидящему слева от Тани Сашке, — возьми ее за другую. Так, теперь, красавица, клади ладошку вот сюда, сюда, не бойся! Обхвати покрепче!
Таня почувствовала в ладони что-то твердое и горячее. Она скосила глаза вниз и у нее перехватило дыхание. Игорь заставил ее взять свой восставший член — большой, с розовой, как шляпка гриба, блестящей головкой. Она крепко сжимала длинный, чуть изогнутый ствол. И в этот же момент ощутила, как ее левая рука обхватила другой такой же горячий ствол, правда, немного тоньше и короче. Она взглянула на Семку, прижавшего к лицу «полароид». Его молочно-белый с небольшой алой головкой член прямо у нее на глазах запульсировал и рывками стал подниматься вверх, все выше и выше. Семка сопел и долго не мог нажать спуск.
— Ну что ты там копаешься? — нетерпеливо крикнул Игорь.
Семка не отвечал. Он переминался с ноги на ногу и не отрывал глаз от видоискателя. Таня смотрела на багровую головку отчаянно вздувшегося члена, и вдруг Семка спазматически содрогнулся, а его серповидный брандспойтик дернулся и выпустил мощную струю белой жидкости, которая попала Тане на грудь и тотчас стекла на живот. Семка машинально нажал на «пуск» и, отпустив аппарат, стоял, страдальчески морща лицо. Таня высвободила левую руку и стала стирать с кожи липкое теплое желе. Неожиданное происшествие вызвало всеобщее веселье. Только Семка был страшно смущен.
— Давайте посмотрим на плод его трудов! — закричал Игорь и вскочил с дивана, забыв, что правая рука Тани крепко держит его за торчащий пенис. Игорь согнулся, охнул и бросил на Таню злобный взгляд.
— Подруга, ты же меня лишишь радостей секса. И отцовства. Игорь подошел к Семке и взял фотографию. Хохотнув, он протянул квадратик Тане.
Девушка обомлела: она увидела, что сидит на диване совершенно голая, держась руками за стоящие по стойке смирно пенисы своих соседей. А на ее груди отчетливо видны густые, стекающие вниз белые кляксы. И сама не зная почему, она смотрела и смотрела на эту фотографию со страхом и восторгом. Ее заворожила бесстыдная красота собственного обнаженного тела. Только белые лужицы спермы вызвали у нее отвращение, ей казалось, они оскверняли непорочное великолепие ее тела.