Но все-таки, несмотря на тяжелый процесс в экономике, страна потихоньку начала выбираться из кризиса, связанного с событиями октября 1993 года. Выбирался, безусловно, и Ельцин.
Психологический портрет президента 1994 года — это отнюдь не только усталый человек, страдающий от своих хронических болезней, измотанный бессонницей, ушедший в себя.
Это, конечно, и деловой, рабочий Ельцин, который борется за подписание Договора об общественном согласии, подписывает проекты важнейших законов, возвращает их на доработку, ведет сложные и многоступенчатые переговоры с депутатскими фракциями, впервые выступает с ежегодным президентским Посланием Федеральному собранию.
Неудовлетворенность тем, что происходит в стране и в Кремле, далеко не всегда заставляет его «уходить в себя». Усталость сменяется бодростью, энергией, активностью.
Огромную часть его работы в 1994 году составляют международные визиты. Их много. Иногда он посещает сразу несколько стран. Довольно часто перелетает из одного края мира в другой. Режим его поездок плотный, даже очень.
Ельцин с трудом воспринимает любой протокол, особенно дипломатический. Вот как он сам напишет об этом в своей книге:
«Вообще у нас в России очень не любят выполнять всякие правила, законы, инструкции, указания, в общем, соблюдать какой-то заранее установленный регламент. Непунктуальный мы народ, и регламент для нас — острый нож. Часто спрашивают: смущали ли меня вот эти протокольные тонкости — куда ступить, где остановиться, и как я со всем этим справлялся?
Естественно, поначалу далеко не всегда я чувствовал себя уверенно. Не до таких уж мелочей протокол продуман: встать справа или слева, делать шаг вперед или у самого флага остановиться… Тут я сам, присмотревшись к окружающим, пытался уловить, как именно надо поступить» («Записки президента»).
А вот еще один интересный фрагмент:
«Международный протокол всегда был для меня каким-то камнем преткновения. Я довольно часто нарушал установленные правила. Просто из чувства внутренней свободы, из-за того, что на меня давила тень прежней, советской, дипломатии. Но, нарушая протокол, я всегда четко осознавал и его значение…» («Президентский марафон»).
Кстати, именно Ельцину принадлежит возрождение «дипломатии без галстуков», та новая степень свободы, которую вдруг приобрели в общении между собой мировые лидеры[25].
Оказалось, что так легче.
Но поначалу мир трудно привыкал к этой новой манере Ельцина вести себя.
Во время российско-американского саммита на высшем уровне, на встрече в музее-имении Ф. Рузвельта, президент США Клинтон и президент России Ельцин в прекрасном расположении духа вышли на пресс-конференцию к журналистам.
Б. Н., который выпил за завтраком сухого вина, был в возбужденном настроении, «широко жестикулировал, громко и безостановочно шутил». Клинтон старался делать вид, что всё в порядке, но когда настала пора заявления для прессы, Б. Н. сделал суровое лицо и сказал журналистам: «Вы говорили, что эта встреча закончится провалом! Но провалились вы сами!»
В этот момент Клинтон разразился приступом страшного хохота. Это был рекорд его смеха по продолжительности — по Интернету до сих пор гуляет видео с этой пресс-конференции, заразительный смех Клинтона длится на нем около четырех минут… Кто-то писал, что президент США смеялся «деланым смехом», чтобы спасти положение, поскольку Ельцин уж слишком сильно нажал на журналистов, провоцируя резкую атаку с их стороны.
Однако попробуйте сами хохотать четыре минуты, «чтобы спасти положение». Ничего не выйдет. Безудержный хохот Клинтона был совершенно естественным. Ельцин, увидев, как хохочет его напарник, тоже начал улыбаться (что бывало на его пресс-конференциях далеко не всегда). Почему же смеялся американский президент?
Ельцин потряс его тем, что никого не боялся…
Он не боялся выйти за рамки, нарушить приличия, он не боялся ничего. Степень внутренней свободы российского президента оказалась для Клинтона просто заразительной.
На следующий день, возвращаясь из Нью-Йорка, самолет российского президента приземлился в ирландском аэропорту «Шеннон». Там была запланирована сорокаминутная встреча с ирландским премьер-министром. Ельцин не вышел из самолета. Вместо него, примерно через час, вышел смущенный вице-премьер Олег Сосковец.
Наша пресса после этого эпизода была полна злобных карикатур и фельетонов. Широко обсуждалась версия, что «Ельцин напился», и во многих статьях и книгах того времени этот апокриф остался в том самом неизменном виде — как «непотребное» поведение Ельцина в аэропорту «Шеннон».
На самом деле события разворачивались таким образом.
В самолете президент и его супруга обсудили с министром иностранных дел Андреем Козыревым итоги визита и отправились спать. Лег спать и телохранитель Ельцина Александр Коржаков.
…Пробуждение было страшным.
Наина Иосифовна вызвала его и почти исчезнувшим от волнения голосом сказала, что Борис Николаевич пошел в туалет, упал, потерял сознание и лежит в салоне, на полу. «Он лежал на полу неподвижно, с бледным, изменившимся лицом».
Начальник охраны быстро взял шефа под мышки и вместе с Наиной Иосифовной положил Б. Н. на кровать. Позвали врачей. Ставили капельницы, делали уколы. Это случилось за три часа до приземления в Шенноне.
Что же это было? Либо сильный сердечный приступ, либо микроинсульт.
Через полтора часа после посадки в Шенноне (все это время Олег Сосковец вел переговоры) самолет взял курс на Москву. Врачи помогли Ельцину, ему стало лучше. Он позвал в свой салон помощников, чтобы посоветоваться, как объяснить инцидент, что сказать встречающим его журналистам. Было придумано, на мой взгляд, странное оправдание — мол, проспал, вовремя не разбудили…
Да, Борис Николаевич не любил показывать свою слабость.
Выглядел во время этого объяснения в аэропорту Ельцин, прямо скажем, ненатурально. Отсюда потянулись слухи, опровержения, домыслы, мол, был пьян, не вязал лыка, шатался и т. д. Сложился стереотип, который для современников Ельцина, знающих его по газетным статьям, уже не выветришь, не исправишь никакой правдой.
А ведь правда была и человечна, и печальна — там, в Шенноне, вернее, в самолете, Борис Николаевич потерял сознание, лежал с тяжелейшим приступом, под капельницей.
Однако здоровье президента еще долго будет темой прежде всего политической. Поэтому вопрос о том, что же случилось в Шенноне, будет закрытым для журналистов.
Тем не менее эти проблемы становились всё явственнее. Среди помощников Ельцина постоянно обсуждалась тема здоровья президента, его вредных привычек, психологического состояния. Катализатором ситуации стал эпизод в Берлине.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});