– Вы чем там двое занимались?
– Не поверишь, – хмыкнул я. – Библиотеки с «Колыбели зла» выкачивали. Но если тебя интересует именно наблюдаемая картина – то баловались с лабораторией на борту «Авроры». Анька далеко, кстати?
– Работает, – нахмурилась Томка. – Я её попросила перепроверить опись вложений к…
Пришлось прервать подругу детства. В данной конкретной ситуации детали меня волновали меньше всего. Хоть опись вложений, хоть вложение описей. Чем бы Рыкова-старшая не занималась, ей определённо стоит присоединиться к нашему разговору.
– Пошли. Есть разговор.
Юлька тихо подошла со спины и нерешительно потянула меня за рукав кителя.
– Дядь…, – негромко, едва слышно прошептала она. – А, может, не надо…?
– «Надо, Федя», – вздохнул я. – Ну… надо!
У Томки полезла наверх вторая бровь.
– Да что у вас там, на хер, происходит?!
– Узнаешь.
Аньку Рыкову нашли в старом помещении покоя больных, где раньше лежали раненые. Там, рядом с кучей, не побоюсь этого слова, барахла, на коврике-пенке лежала бывшая люсианка, всем своим видом показывая, что происходящее её не касается. Вырвиглазным бельмом на глазу выглядел её китель: аккурат напротив сердца зияло обожжёнными краями входное пулевое отверстие. Весь передний левый борт кителя активно семафорил херово застиранной кровью. Лишь поверхностное, но заметное взглядом дыхание выдавало, что биолог спит. При любом другом раскладе неподвижно лежавшая доктор сошла бы за покойницу. Разве что, цвет морды лица не такой бледный, каким мог бы быть.
– Подъём в космических войсках, – я подошёл к биологу и легонько ткнул её ботинок своим. – Доктор, мы к вам на приём. Дело срочное, поэтому без записи.
Анька открыла глаза и посмотрела на меня отсутствующим взором. Вроде бы, и в сознании человек, и осоловевшей спросонья её не назовёшь, а всё равно в глазах ни капли жизни не видно. Как будто и впрямь неживая.
– Ты как? – поинтересовался у неё. – Жива-здорова?
Биолог отозвалась ненормально хриплым для неё голосом:
– Мне пистолетом в упор разнесли сердце и вернули к жизни с того света. Это можно считать жизнью и здоровьем?
Изречение по своей бронебойности можно приравнять к философским диспутам. Но мне зарплату платят не за это. Вот я ещё доктором филологии и философии не подрабатывал…
– Ты это…, – буркнул я. – Кончай симулировать. Дышать дышишь? Еду ешь? Питьё пьёшь? Дырки есть? Я имею ввиду от пули.
– Вообще-то, пулевые отверстия…, – начала было Томка, но быстро умолкла.
– Это у вас, хирургов, они отверстия! – перебил я. – И входные, и выходные! А у нас, троечников-ПТУшников, любое отверстие – дырка! Вне зависимости от результатов итоговой аттестации и решения квалификационной комиссии!
Мордашку Юльки подёрнула лёгкая тень улыбки.
Анька тяжело вздохнула и поднялась с коврика.
Достала из нагрудного кармана кителя сложенный лист А4 и передала его Томке.
– Всё проверила, как просила, – произнесла биолог. – Согласно описи, всё на месте. Ничего не пропало и внезапно не прибавилось. Что жаль.
Беляева забрала лист и бегло пробежалась глазами по его содержимому.
– Спасибо, – поблагодарила врач. – А то уж подумала, что крышей тронулась, считать разучилась. Спасибо, что помогла с перепроверкой.
Рыкова-старшая посмотрела на меня.
– Ну? И на кой ляд я тебе понадобилась?
– Не мне, – усмехнулся я и отошёл на шаг в сторону.
Потянул за плечо Юльку и подвёл её ближе к бывшей люсианке.
По враз потяжелевшему взгляду старшей и опустевшему взору младшей стало очевидно, что обе догадались обо всём сами. Не требуется иметь звание магистра по психологии, чтоб сообразить: дальнейшие комментарии излишни. Но только для тех, кто, что называется, в теме.
– Да ладно, бл9ть. Серьёзно?
Глава 73. Да, бл9ть, серьёзно.
9 марта
Великая Стена Слоуна
«Рассвет»
– Да ладно, бл9ть. Серьёзно?
Этот вопрос, заданный в условиях практически идеальной акустической обстановки, бесконечным эхом отозвался в подсознании. Задан был буквально монотонным голосом, лишённым каких бы то ни было эмоций и проявлений чувств, без интонаций. Но в мозгу будто бесконечной петлёй на изношенной виниловой пластинке только он и слышался. По сути своей, он был фабулой чуть ли не всего нашего злоключения с момента прибытия в эту галактику.
Вопрос Рыковой-старшей повис в воздухе. Ну, а что ты на него ответишь?
«Нет, бл9ть, шучу». Такой себе розыгрыш, если честно. Хотя, если б мы разыгрывали Аньку, Юлька играла просто великолепно. Я бы даже сам поверил б, что происходящее реально.
«Да, бл9ть, серьёзно». Ну, в общем-то, оно и впрямь серьёзно. Ну, то есть, буквально. Я не умею читать мысли людей, но готов поставить эскадрилью «прыгунов» против бумажного самолётика, что доктор биологии подумала именно о том, о чём она подумала. Мне не остаётся ничего другого, кроме как подтвердить её догадку.
– Я техник, а не биолог. Слесарь-оружейник, а не слесарь-гинеколог. Многое о живом мире не знаю. Или знаю, но забыл.
Взгляды всех трёх собеседниц сошлись на мне.
– Но технический Древний знаю. Помощь в переводе мне не нужна. И технический Древний в форме заключения по результатам сравнительного анализа дал односложное заключение.
– Вот, любишь же ты нагнетать, – буркнула под нос Анька. – Сказал бы уже прямо, что твоя молоденькая подружка беременная…
Томка хлёстко шлёпнула себя ладонью по лицу, в международном жесте, в простонародье именуемом «фейс-палм», попытавшись проломить себе мордашку.
– Да уж, лучше б была беременной…, – буркнула Юлька. – Это, хотя бы, объяснить можно…
Подколку Рыковой-старшей я проигнорировал. Сейчас обсуждаются материи, дозволяющие шутки. Но эти же самые шутки способны увести нить разговора прочь. Чего я, лично, постарался бы избежать.
– Вот скажи мне, как биолог слесарю, – поинтересовался я. – С какой вероятностью могут быть признаны родственниками две биологические особи?
– Ты про процент идентичности? – спросила Томка. – Или о чём, вообще, речь?
– В душе не ведаю, – признался ей. – Не в курсах вашей терминологии. Но если мы сравниваем, допустим, мать и дочь, или двух сестёр. Насколько схожей будет их ДНК?
– Процентов девяносто, – не задумываясь, отозвалась Рыкова-старшая.
Ещё бы. Она ж биолог. Это же её профиль по образованию.
– В близкородственных случаях – процентов девяносто, но редко больше, – слегка задумалась она. – Исключений, по крайней мере мне, не известно. Всё, что ниже – указывает на последовательность поколений. Второе, третье… Братья, там, или сёстры. Всё, что выше или ниже – как правило, ошибка экспертизы…
– То есть, – мягко подвёл я. – Даже самые близкие родственники не могут иметь ДНК схожую больше, чем девять десятых. Так?
– В общем и целом, да, – нахмурилась Томка. – Да не тяни ты уже, демагог! Колись!
Сами напросились.
– Девяносто восемь целых и пять десятых процента.
Повисшую в помещении бывшего лазарета тишину нельзя называть даже МХАТовской. Это не была театральная пауза. Образовавшуюся вокруг нас немоту можно было смело резать ножом, колоть штыком и кромсать плазморезом. Молчание в этот момент начало обретать практически осязаемые свойства.
Рыкова-старшая молча переводила взгляд с меня на Юльку. Изредка бросала ничего не выражавший взор на Беляеву.
Рыкова-младшая в упор смотрела на Аньку и являла собой образцово-показательную композицию солевого изваяния. Буквально застыла столпом.
Томка, в изумлении изломив бровь, то и дело косилась то на меня, то на Рыковых, пытаясь сложить полтора и полтора. На выходе получалось не то, что должно было получиться, что заставляло мозг военврача перегреваться. Треск и шелест шестерёнок в голове фельдшера я слышал даже со своего места.
– Чего, бл9ть? – хриплым спросонья голосом переспросила Анька.