— Слушай, друже, тогда меня занесло. И мне уже влетело от командира за «мировую революцию». Собери ребят, и я расскажу вам о наших крымских делах.
И снова они сидели под тем же дубом.
— Еще до войны служил в Симферополе в солдатах, — рассказывал Лука, — молодой паренек, бывший рабочий, сообразительный, грамотный — за четыре класса реального экзамены сдал. И самообразованием занимался. Началась война, много младших офицеров поубивало. И вот вызывает начальство этого солдатика и предлагает идти в школу прапорщиков. Через полгода он командует взводом, а потом и ротой на румынском фронте. Подружил с солдатами, познакомился с большевиками-подпольщиками. Началась революция. «Долой войну за интересы царя и капиталистов!» — провозгласили большевики. И прапорщик распустил свою роту по домам, а сам махнул в Крым, на революционную работу… В апреле восемнадцатого года молодой большевик в офицерской форме без погон, с мандатом областного военно-революционного штаба в кармане, шел по улице. И вдруг натыкается на белогвардейских офицеров. «Кто вы такой?» — спрашивает штабс-капитан Турткул, палач у полковника Дроздовского. Ну, а кто такие дроздовцы — вы сами знаете. Самая свирепая банда душителей советской власти, самая оголтелая офицерская дивизия белых. Что бы вы сделали на месте молодого большевика?
— Убежал бы! — сказал Коля, один из подводчиков.
— Выхватил бы наган и офицеров уложил! — заявил Юра.
Остальные промолчали.
Лука, улыбаясь, посмотрел на него.
— Он поступил хитрее. Он козырнул и доложил: «Штабс-капитан сто тридцать четвертого Феодосийского полка Макаров». Он действительно раньше служил в этом полку на румынском фронте, но прапорщиком. «Почему без погон, где документы?» — спрашивает белогвардеец. «Господин капитан, какие документы и погоны, если кругом красные?! Пробираюсь с трудом, чтобы быть там, где решается судьба России. Только здесь мое место!» Нашелся один офицер, который подтвердил, что знает его по румынскому фронту. И попал молодой большевик Павел Макаров в адъютанты к самому генералу Май-Маевскому — правой руке Деникина. Ну что бы вы делали на его месте? — опять задал вопрос Лука.
— Убил бы генерала! — объявил Коля.
— Сообщал бы военные секреты своим! — сказал Юра.
— Убить неумно, — заметил Лука. — А вот военные планы белых, секреты он действительно сообщал советскому командованию через брата, которого устроил к Май-Маевскому ординарцем. А главное, он мешал Май-Маевскому, войска которого наступали на решающем направлении: Орел — Тула — Москва, командовать своей армией. А как? Генерал был пьяницей, и Макаров использовал эту его слабость. Генерал был очень самолюбив, и Макаров это тоже использовал. Генерал был бабник, Макаров использовал и это. Макаров ссорил деникинских генералов между собой, натравливал их друг на друга. И тогда за неудачи Май-Маевского сменили и назначили Врангеля. А Май-Маевский уехал в Крым, и Павел Макаров с ним. Богатая и красивая молодая женщина, полюбившая Макарова и тоже переехавшая в Крым, предлагала ему уехать с ней за границу. Однако Макаров, верный революционному долгу, отказался. Потом Макаров ушел в горы, создавал партизанские отряды, не давал жизни белякам. Врангель приказал во что бы то ни стало доставить его живым или мертвым и назначил за него крупную награду. В январе этого года должно было начаться вооруженное восстание в Крыму. Контрразведка через агента выследила в Севастополе штаб восстания во главе с Владимиром Макаровым, братом Павла, и расстреляла весь подпольный штаб. Организовался второй подпольный комитет большевиков. Провокатор Мацкерле, по кличке «Барон», выдал и их контрразведке. Этого мерзавца мы поймали и расстреляли в балке.
— А когда самого Макарова арестовали, то он бежал из Севастопольской крепости, — дополнил Юра.
— Да. А откуда ты знаешь?
— Слышал. Народ говорит. Смелый, говорят, отчаянный!
— Вот какие у нас командиры. Чтобы сорвать заготовку шпал для постройки железной дороги, Макаров решил захватить присланные на это деньги. Партизаны явились в контору. Макаров выдал себя за контрразведчика из Севастополя и под видом проверки номеров серий присланных кредиток заставил отдать ему десятки тысяч рублей, ну, и оружие, конечно. А деньги — подпольному комитету.
— Вы же сказали, что подпольный комитет партии разгромили, — напомнил Юра.
— Создали другой… Да их не один, как и партизанских отрядов… Сейчас многие мелкие партизанские отряды сливаются в крупные. Нас уже несколько полков. Скоро с нами сольется Степной партизанский отряд. Им командует перебежавший от Врангеля штабс-капитан Бродский.
— Степной отряд? — выкрикнул Юра. — Бродский?
— А что тебя удивляет? Партизаны есть и в горах, и в городах, и на берегу, и в степи.
— Капитан Бродский — врангелевец, белогвардеец!
— Ну и что? Как-то мы встретили переодетых офицеров. Спрашиваем: куда? Туда, отвечают, где настоящая Россия. Они ушли из врангелевской армии и хотели укрыться у рыбаков, чтобы перебраться в Советскую Россию. Мы взяли с собой их и их товарищей, притаившихся в кустах. Думаем: верить им или нет? А ночью явился Иван Пашков и спрашивает: «Офицеры появлялись? Они люди честные, и послал их подпольный комитет большевиков».
— Значит, правда, что партизанским отрядом командует Бродский?!
— А тебе не все равно? — Лука снисходительно засмеялся.
Но Юра уже вскочил и быстро зашагал в сторону.
— Эй, куда ты? Я еще не кончил! — крикнул ему Лука.
Но Юра шел, опустив голову, не оглядываясь.
6
Поглощенный своими мыслями, Юра подошел к кустам, возле которых оставил Серого с повозкой. Ни повозки, ни лошадей, ни Бескаравайного не было. Перепуганный, он бросился к реке. Стреноженные лошади паслись вдоль берега, а неподалеку, привалившись спиной к дереву, полулежал Бескаравайный. Неуклюжее сооружение из бинтов и ваты, сделанное на его голове Юрой, грязно-черное от пыли и крови, сменила аккуратная, легкая снежно-белая повязка. Выглядел он совсем здоровым. Рядом с ним сидели два партизана. Одного из них Юра видел с Бескаравайным на перекрестке в Судаке. Второй — огромный, рыжий, в фуражке на затылке, — с увлечением о чем-то рассказывал. Заметив подошедшего Юру, он резко оборвал рассказ, вскинув на него злые, прищуренные глаза. Последние его слова, которые Юра расслышал, были: «…так что теперь наши станичники не дюже в почете!»
Другой партизан — тот, который раньше видел Юру, — тоже смерил хлопца подозрительным взглядом и сказал:
— Шел бы ты, милок, отсель, не мешал бы нам про меж себя толковать…