Следом выскакивает Рина – младшая сестра Артема и тот самый трудный ребенок, которого так часто и якобы неохотно нянчит Даня Шатохин. Она раскрепощенная донельзя. Фестивалит между нами так, что засматриваешься. И что вы думаете? Этот типа уставший нянька-Данька выходит к ней. Прибрав царевну-кобру к рукам, ловко подавляет все ее протесты. Ну да, у него же опыт. Вскоре они уже выплясывают вместе со всеми как настоящая пара.
 После этого выходят на площадку и Бойки, и Филя с Лией, и другие…
 Этот танец – не часть запланированной программы, но танцуем мы поразительно слаженно. Подозреваю, что весь секрет в том, что нас объединяет та самая любовная магия.
 – Я так счастлива за Лизу, – выдаю Сашке в какой-то момент. – Она попала в чудесную семью! Именно о такой я для нее и мечтала!
 Он реагирует не сразу. В начале моего эмоционального выплеска напрягается. Но через пару секунд все же кивает.
 – Ты права. С Чарушиными можешь больше за нее не волноваться. Залюбят ее все. Не отобьется.
 Наверное, мы оба невольно сравниваем с его семьей. Итоги плачевные, понимаем тоже оба. И все равно мне плевать. Говорю Сашке об этом, обнимая его.
 – Будем с тобой вдвоем. Нам и вдвоем шикарно!
 – Согласен, – смеется он.
 – Мы сильные!
 – И с этим согласен.
 – Каким бы серпантином не был наш путь, справимся!
 – И снова согласен!
 Я не хочу думать, что этот день – короткое перемирие. Не допускаю мысли, что обиды, ревности и ссоры снова вернутся, как только утихнет эйфория. Отрицаю упорно, но правда в том, что за последние месяцы подобное уже происходило не раз.
 Нет… Сейчас по-другому! Я ведь открыла ему почти все, что меня тревожит.
 И все же…
 Все хмурые и колкие взгляды Людмилы Владимировны принимаю с некоторым злорадством. Пусть видит, что больше у нее нет власти, чтобы заставить Сашу меня игнорировать. Он, конечно, достаточно мягко ее на место поставил. Не так, как хотелось бы мне. Но пусть хоть так. И нам, вроде как, нет нужды беспокоиться о ее здоровье. Она живее всех живых! И слава Богу, конечно.
 – Что-то меня мутит, – сообщаю сестре, обмахиваясь руками. – Душно тут… Пойду, подышу.
 – Пойти с тобой? – сжимает мою неожиданно вспотевшую ладонь.
 – Нет… Не покидай свое торжество. Я быстро! Пока Сашка с парнями покурит, вернусь.
 Лиза одалживает мне свою белоснежную шубку. Накидываю ее на плечи. С кокетливой улыбкой позирую, когда вижу, что фотографирует меня. Пританцовывая, пересекаю зал и, наконец, выхожу на балкон. Мороз трещит, народ сюда в такое время неохотно тянется. Разве что покурить кто-то изъявит желание непременно на воздухе, а не в отведенном для этого помещении.
 Такими ценителями кислорода оказываются Игнатий Алексеевич и отец Влады – Владимир Всеволодович Машталер.
 Услышав мои шаги, оба, замолкая, оборачиваются к двери. Я сдержанно киваю, вежливо улыбаюсь и, дождавшись ответной реакции, прохожу к противоположному краю балкона. Все время, что я там стою, мужчины сохраняют тишину. Слышу только, как попеременно затягиваются и выдыхают табачный дым. Мне, несмотря на расстояние, становится от этого запаха дурно. Да и неуютно я себя чувствую. Кажется, что наблюдают за мной.
 С деланной неторопливостью отступаю от перил и, не глядя на мужчин, удаляюсь обратно в зал.
 Только еще до того, как я добираюсь до двери, они, не заботясь о том, что я услышу, выдают странные фразы.
 – Это пора прекращать, – говорит Машталер. – Если ты понимаешь, о чем я говорю…
 – Понимаю, – поддерживает Игнатий Алексеевич столь же холодно.
 У меня по спине озноб бежит, и я все-таки прибавляю ходу, чтобы скорее нырнуть в зал. Там почти сразу же в Санины объятия попадаю. Греюсь и смеюсь, но внутри бьется, как раненый монстр, тревога.
 Знать бы тогда, чем все это закончится…