До революции ежегодно в день храмового праздника — 26 августа — возле церкви бывало гулянье.
Прихожане церкви, среди которых было немало богатых людей, также заботились о благосостоянии храма: жертвовали иконы, богослужебную утварь, ремонтировали и украшали храм.
В старых описях храма значатся иконы: «Казанския Божией Матери (в особом киоте) и преподобных Зосимы и Савватия Соловецких (в приделе), написаны, как значится в надписях, первая в 1720 году священником сей церкви Федотом Феофановым Ухтомским, а вторая в 1749 году диаконом Иоанном Федоровым Рожновым». Можно полагать, что священнослужители-художники заботились и о художественном облике храма.
Прихожанами храма Адриана и Наталии были Перловы, и в течение тридцати трех лет Василий Алексеевич и Семен Васильевич были его старостами.
В 1887 году Перловы отмечали столетие фирмы. В честь этого события в приходском храме был отслужен благодарственный молебен, на котором присутствовали члены многих московских именитых купеческих фамилий: Морозовы, Боткины, Коншины, Карзинкины и другие. Священник обратился с особым приветствием к Перловым, сказав: «Благослови вас Боже за ваши добрые начинания, ревность и честность в деле», помянул также их благотворительную деятельность и заботу о храме. В связи со столетием фирмы Перловых Высочайшим указом им было пожаловано дворянство и герб: «В лазурном щите шесть расположенных в кругу жемчужин, или перлов, натурального цвета. Щит увенчан дворянским коронованным шлемом. Нашлемник: чайный куст с шестью цветками натурального цвета, между двумя лазоревыми орлиными крыльями, из которых каждое обременено одной жемчужиной натурального цвета. Намет лазоревый с серебром. Девиз: Честь в труде».
Герб пестроват, но красив. А главное, он пресекал неприятное истолкование фамилии его владельцев: по Москве говорили, что прозвище они получили от крупы перловки и перловой каши, на которой-де возросли основатели фирмы — посадские Рогожской слободы «из природных москвичей».
Дворянский герб чаеторговцев Перловых (деталь)
Прихожанином церкви был также художник Виктор Михайлович Васнецов, живший поблизости в одном из Троицких переулков (переименован в 1954 году в переулок Васнецова). В храме, как рассказывает его сын М. В. Васнецов, находилось Распятие работы его отца. У Адриана и Наталии и отпевали В. М. Васнецова в 1926 году.
Из разрушенной церкви храмовая икона Адриана и Наталии была перенесена в действующую церковь Знамения в Переяславской слободе.
Дом № 13 построен архитектором Г. Гельрихом в 1912 году для Приюта призрения, воспитания и обучения слепых детей. В здание была встроена церковь равноапостольной Марии Магдалины. Здание сохранилось, церковь была закрыта в 1920-е годы, купол снесен, на ее местоположение указывает килевидный выступ с тремя узкими и высокими окнами на фасаде. После революции приют был переименован в Институт слепых и помещался здесь до 1941 года.
В этом приюте в 1898–1910 годах жил и воспитывался Василий Яковлевич Ярошенко (1889–1952) — необычайно одаренный человек, сын крестьянина, поэт, писатель, музыкант, образец воли и целеустремленности. В 1914–1921 годах он жил в Японии, в совершенстве выучил японский язык, писал на японском стихи и прозу. Его сочинения на японском составили 3 тома. Японцы считают Ярошенко своим писателем. В 1923 году он вернулся на родину, работал преподавателем музыки, продолжал писать, переводил на японский язык произведения советских писателей и классиков марксизма-ленинизма.
В годы войны — 1941–1945 годы — в этом здании находилась Военная комендатура Москвы, затем помещалась общеобразовательная школа и различные учреждения. В настоящее время его занимает банк. Дом отреставрирован, над бывшей церковью восстановлен купол.
Семиэтажный дом № 15 построен в 1939 году Управлением милиции под общежитие рядового состава (архитектор К. И. Джус).
Обращает на себя внимание соседняя с ним небольшая постройка в стиле промышленной архитектуры начала XX века. Это — построенная в 1908 году (именно в этом году пошел по 1-й Мещанской трамвай) Мещанская электрическая трамвайная подстанция.
Сравнительно небольшой доходный дом под номером 19 построен в 1903 году архитектором Н. П. Матвеевым. Часть здания в 1900-е годы занимала частная женская гимназия Самгиной, имевшая репутацию прогрессивной.
За домом № 19 налево отходит улица Дурова. Она названа в честь известного клоуна-дрессировщика Владимира Леонидовича Дурова (1863–1934), построившего в 1912 году на этой улице дом-лабораторию (впоследствии получивший название «Уголок Дурова»), в которой он вел экспериментальную работу по изучению инстинктов и рефлексов животных.
В лаборатории В. Л. Дурова в 1920-е годы, в то время называвшейся Лабораторией зоопсихологии, работал А. Л. Чижевский, проводя эксперименты, связанные с одним из трех его главнейших открытий — влиянию на живой организм отрицательной ионизации. Сейчас ее лечебный эффект общеизвестен, и ионизаторы под названием «люстра Чижевского» продаются повсеместно. Тогда же у открытия молодого ученого было много врагов и мало друзей. Дуров принадлежал к числу самых горячих сторонников его открытия.
«Сам Владимир Леонидович Дуров, — рассказывает в своих воспоминаниях Чижевский, — под электроэффлювиальными люстрами во время их действия делал разные опыты с животными и уверял, что животные „умнеют“ при наличии аэроионов, что условные рефлексы устанавливаются значительно быстрее, чем без аэроионов, что животные здоровеют прямо на глазах, что случаи половой охоты учащаются и т. д. Он считал, что его аэро-ионоаспираторий — одно из чудес современной ветеринарной медицины. Я также внимательно следил за экзотическими животными, систематически подвергавшимися влиянию аэроионов отрицательной полярности. И каждый раз видел подтверждение своей основной мысли — аэроионы отрицательного знака чрезвычайно благоприятно действуют на животных. Ветеринарный врач Тоболкин не раз мог убедиться в благотворном воздействии аэроионов на больных животных. Его записи историй болезни долгое время хранились в моем архиве».
Фотография, подаренная В. Л. Дуровым А. Л. Чижевскому с надписью: «Профессору А. Л. Чижевскому от двух профессоров: признательного Дурова и Слонова. 1932 г.»
В Лаборатории зоопсихологии Чижевский получал подтверждение верности своей теории и производил эксперименты по конкретным, частным вопросам проблемы. Сам же он давно, еще в 1918 году, понял значение своего открытия и тогда же посвятил ему восторженную оду:
Человеку
Подобно ПрометеюОгонь — иной огонь —Похитил я у неба!..Я молнию у неба взял,Взял громовые тучиИ ввел их в дом,Насытил ими воздухЛюдских жилищ,И этот воздух,Наполненный живым Перуном,Сверкающий и огнеметный,Вдыхать заставил человека…
Один лишь раз в тысячелетье,А то и режеРавновеликое благодеяньеУ природыДано нам вырвать.Вдыхай же мощь небес,Крепи жилище духа,Рази свои болезни,Продли свое существованье,Человек!
Правый угол улицы Дурова и проспекта Мира занимает дом № 21 — бетонное сооружение «Дом моды и салон-магазин Слава Зайцев» — целый комбинат с демонстрационным залом, пошивочными цехами, магазином полуфабрикатов и другими помещениями. Он занял территорию двух прежних владений, поэтому следующее за ним здание имеет номер не 23, а 25.
Дом 25 — особняк, который приобрел свой сегодняшний вид в 1902 году после перестройки его (а вернее, постройки с использованием отдельных частей старого здания. — В. М.) архитектором А. С. Гребенщиковым. Тогда дом принадлежал купчихе второй гильдии С. Ф. Циммерман. В 1909 году его купил текстильный фабрикант С. П. Моргунов и владел им до 1917 года. Старики до сих пор называют его «домом Моргунова», хотя с точки зрения историка гораздо интереснее его предыдущие хозяева.
Циммерманы — известные торговцы музыкальными инструментами и владельцы фабрик по производству высококачественных пианино. Домовладение на 1-й Мещанской принадлежало им с конца 1860-х годов.
С этим домом связан самый романтичный эпизод из жизни Константина Эдуардовича Циолковского, о котором он вспоминал до конца дней.
В 1873–1876 годы юный Циолковский жил в Москве (об этом периоде уже говорилось выше, где речь шла о знакомстве К. Э. Циолковского с Н. Ф. Федоровым), об этом времени он рассказывает в автобиографических заметках «Черты из моей жизни», написанных в 1934 году. В них он рассказал и об этом эпизоде: