Читать интересную книгу Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов - Филип Дик

Мимо шел в своем свитере и неглаженых свободных брюках молодой учитель арифметики Ван Эке, и Роджер поздоровался с ним.

— А, здравствуйте, — откликнулся Ван Эке, очевидно, не узнав его. — Как ваши дела?

— Хорошо, — ответил Роджер.

Помолчав, Ван Эке сказал:

— В этот день родители пристрастно изучают нас, хотят понять, стоит ли овчинка выделки. Большинство из них не появляются здесь до конца семестра. Ну, некоторые, конечно, заезжают иногда, но таких немного. — Он внимательно смотрел на Роджера. — Увидим.

— Я Линдал, — напомнил ему Роджер.

— А–а. Ну да. Как ваш ребенок? Да, вы все решили? Что–то там было по поводу его комнаты или одежды.

— Да, все утрясли, — сказал Роджер.

— Я вижу вон там вашу жену, — заметил Ван Эке. — Какая очаровательная женщина. Миссис Альт говорила, что она танцует. А что за танцы? Балет?

Роджер объяснил.

— А, как Сид Шарисс[152], — кивнул Ван Эке. — Да, в городе много всего такого. Разное экспериментальное искусство. Боюсь, для меня это слишком сложно. А вы чем занимаетесь, мистер Линдал?

— У меня магазин телевизоров в Лос–Анджелесе, — ответил Роджер.

— Ничего себе! Наверное, за телевидением будущее. И спектакли, и спорт, и комедии — все можно показывать.

Роджер спросил:

— Вам Боннеры на глаза не попадались?

Ван Эке отрицательно мотнул головой:

— Они уехали рано утром — ночевали тут. У них здесь сыновья. Кажется, они старше вашего мальчика: им не то по одиннадцать, не то по двенадцать. — Он сделал пару шагов назад, намереваясь отойти. — Надеюсь, еще увидимся, Линдал.

Была половина десятого. Привлеченный запахом кофе, Роджер вошел в столовую. Большинство столов были не накрыты, но на нескольких, в углу зала, стояли чашки, сливочники, сахарницы, лежало столовое серебро и салфетки. Из–за дверей кухни появилась двухэтажная металлическая тележка со стеклянными кофейниками. Ее катила огромная смуглокожая женщина, по–видимому, мексиканка. Потом она принялась расставлять на столах чашки. Вокруг толпились люди. Все казалось приятным. Роджер подошел и взял себе чашку.

Он уже сидел, помешивая кофе, когда соседний стул занял мужчина в синем деловом костюме. Бросив взгляд на Роджера, он пододвинул себе чашку, попросил кого–то передать сахар и, наконец, спросил:

— Вы случайно не учитель?

— Нет, — ответил Роджер. — Я родитель.

Мужчина кивнул.

— Неплохая у них тут школа, — немного смущенно заметил он, помешивая кофе. — Хотя поездка еще та, с виражами.

— Просто не тормозите на поворотах, — посоветовал Роджер. — Держите ногу на газе.

— Но ведь тогда разгонишься сильно.

— Не надо тормозить, когда поворачиваете, — повторил Роджер. — Всегда можно притормозить, сбросив газ. Сбавляйте скорость до виража. Иначе занесет.

— Понятно, — сказал его сосед по столу. Он еще немного помешал кофе, а потом пробормотал: — Извините, — и, поднявшись, куда–то побрел.

«Что–то не то сказал», — подумал Роджер. И почувствовал себя одиноко. Но возвращаться к жене у него не было ни малейшего желания. За стол садились новые люди, кивали ему или здоровались и через некоторое время уходили.

Наконец он поставил чашку и вышел из столовой. Через боковую дверь выбрался на воздух, на террасу, закурив, стал смотреть на открывавшийся с нее вид. Потом спустился по ступенькам к дороге, прошел к ельнику, а оттуда к земляному гребню, возвышавшемуся над футбольным полем.

Детей не было видно.

Засунув руки в карманы, он стоял, не думая ни о чем конкретном и ничего особенного не чувствуя. Было около десяти часов, начинало по–настоящему теплеть. Далеко в долине по дороге ехал грузовик. За ним шлейфом тянулся дым от дизельного двигателя.

Услышав за спиной шаги, Роджер обернулся. К нему шел негр со стопкой бумаг в руках.

— Вы мистер Рэнк? — спросил негр.

— Нет, — сказал Роджер.

— Прошу прощения.

Негр резко развернулся и ушел туда, откуда появился.

Это Джеймс, решил Роджер. Здравствуй, Джеймс, и до свидания. И в нем проснулся страх, вечно живущая память о нем, боль в губах.

Постояв, он пошел дальше, куда глаза глядят. Впереди стояло небольшое бетонное здание с торчащей трубой. Часть школьной отопительной системы, решил он. Миновав постройку, он взобрался по крутой тропе обрыва. Невдалеке был еще один домик, ветхий, от него попахивало кормом, навозом и животными, но запах был незнакомый. Это не лошади, подумал он, направляясь в ту сторону.

Постройка была без дверей. Он вошел в темноту. Ряд клеток — и больше ничего. В клетках что–то возилось и фыркало. Кролики. Он остановился у первой клетки. Коричневато–желтый кролик, подергиваясь, смотрел на него. Воняло невыносимо, но Роджера это не беспокоило. Он заглянул в каждую клетку. Некоторые кролики обратили на него внимание, другие сидели, повернувшись широкими задами к решетке, и их мех клоками торчал сквозь нее. Он легонько пощекотал одного кролика, тот подвинулся и сел подальше от решетки. Животные беспрерывно шевелили носами. Их большие равнодушные глаза наблюдали за ним.

Он вышел из сарая и снова отправился сам не зная куда. На глаза ему попалась группа родителей с детьми. Он перебрался через нагромождение валунов — русло пересохшего ручья — и взбежал на другую сторону. Там все было тихо, ничто не нарушало эту тишину.

Роджер продрался сквозь кусты и оказался на футбольном поле, на дальней его стороне.

Смотря себе под ноги, он пересек поле, шагая по траве. И остановился на том месте. Вот тут, подумал он. В тени, под холмом. Где не было солнца. Он потоптался, пиная комки грязи.

На земле валялась длинная увядшая травинка, в рыхлый грунт были вдавлены несколько окурков. Да, здесь. Травинка была брошена, когда миссис Боннер отправилась на поиски миссис Альт.

Наклонившись, он поднял травинку и положил в карман.

Видимо, я спятил, сказал он себе и пошел дальше, по той же тропе, что тогда, вверх. Нет, подумал он. Это заведет меня не туда, куда надо.

Я правда чокнулся.

Он добрел до своей машины. Отперев дверь, сел и опустил окна. Включив радио, стал слушать музыку, новости, рекламу. Потом выключил его, вылез из машины и снова запер дверь. Черт, окна. Забыл поднять. Открыв дверь, он дотянулся до противоположного окна и закрыл его.

Затем снова направился к главному зданию школы.

В вестибюле он нашел стул и устроился на нем. Кто–то из родителей поднялся наверх, в комнаты детей, кто–то был в классных комнатах, кто–то вышел на улицу — народу стало поменьше.

Его заметила миссис Альт, подошла и упала в стоявшее рядом кресло с плетеным сиденьем.

— Совсем замоталась, — призналась она.

— Прямо светопреставление, — согласился он.

— Знаете, я очень рада, что вы передумали.

Он кивнул.

— Можно, я кое–что скажу о вашей жене?

— Конечно, — сказал он.

— Мне кажется, она очень холодна с детьми, — поделилась с ним миссис Альт. — Отстранена. Думаю, она вообще не очень умеет с ними ладить. Это мнение, которое у меня сложилось спонтанно. Ей я это уже сказала, иначе не стала бы говорить вам. Я сказала ей, что именно поэтому хочу, чтобы Грегг остался у нас.

— Это правда, — согласился Роджер. — Наверное.

— Она хотела, чтобы у вас был ребенок?

— Не помню.

— А ее мать, какая она?

— Еще хуже, — усмехнулся он.

— Она сказала, что ее мать живет где–то недалеко от вас.

— Слишком недалеко. Она проследовала за нами с Востока.

— Думаю, вы приняли правильное решение, — сказала миссис Альт. — Ваша жена вселяет в Грегга слишком сильное чувство уязвимости.

— Как и я, — ответил он.

— Да, как и вы.

— Но не нравится вам именно Вирджиния.

— Это так, — подтвердила миссис Альт. — Не люблю таких людей.

— Странно, что вы так прямо это говорите.

— Почему бы и нет? — Она повернулась к нему. — Вирджиния это понимает.

— Вирджиния считает вас замечательным человеком.

— Разумеется.

Последняя реплика осталась ему непонятной.

— Полагаю, на меня так подействовал ее снобизм, чувство своего рода–племени, — сказала миссис Альт. — Я из Айовы. И принимаю это близко к сердцу.

Она рассмеялась раскатистым грудным смехом.

— Я так и подумал, что вы со Среднего Запада, — признался он.

— Когда–нибудь бывали там?

— Один раз, — сказал он. — Ребенком. С отцом ездили. Он покупал какую–то технику для фермы. У нас был грузовик.

— Да, Лиз Боннер вы огорчили, — сообщила миссис Альт. — Она просто вылетела отсюда… Но — с ней это бывает. У нее неистощимая способность перевирать в уме то, что ей говорят: она все понимает иначе, и никто не может ничего с этим поделать. Она из тех милых, искренних людей, что верят всем на слово, а потом в ее мозгах — если они есть — происходит бог весть что. Например, мы должны доставать специальную зубную пасту для двоих ее сыновей, потому что она где–то вычитала, что в обычной пасте — той, что рекламируют, — содержится кизельгур, а он снашивает зубы. По–моему, кизельгур не добавляют в зубную пасту с двадцатых годов. А может, и добавляют, не знаю. Может быть, она права. В том–то и дело, что ее неправоту никогда не докажешь. Она как… — Миссис Альт не могла найти нужное слово. — Не хочу сказать сумасшедшая, нет. Она как дурочка с налетом мистицизма. В Средние века ее, наверное, сожгли бы заживо на костре, а через много лет причислили бы к лику святых. Да, так я себе представляю Жанну д’Арк. Так и вижу, как Жанна слышит голоса о войне с англичанами, о дофине, как она полностью перестраивает всю ситуацию у себя в уме — а потом выбегает в дверь, примерно так же, как Лиз выбежала отсюда, когда я сказала ей, что вы передумали оставлять Грегга в школе.