Кипчаки, визжа, попытались восстановить «карусель» – но куда там! Кони спотыкались о трупы, падали, топча и сминая всадников, – даже если те успевали соскочить с падающего коня, их тут же сбивали с ног и затаптывали другие.
А в воздух уже взметнулся новый смертоносный рой…
– Отступление, – бросил Субэдэ барабанщику, поворачивая коня…
Алмас стоила всех кипчаков, вместе взятых. Но даже лишившись превосходного меча, сломавшегося в самый неподходящий момент, не стоит разбрасываться тем оружием, которое осталось. Хотя кипчаки были мечом, по которому настоящий воин сожалеет недолго, но все-таки это было оружие.
…Воевода вложил в колчан последнюю неизрасходованную стрелу и отстегнул от шлема металлическую защитную маску.
– Все, – устало сказал он. – Больше не сунутся. Все поле шипами усыпано.
– Это так, – кивнул стоящий неподалеку Ли. – Но это только сегодня. Ночью хашар соберет шипы, а завтра все начнется сначала.
– Кто соберет? – не понял воевода.
– Хашар. Так они называют пленных. Притом неважно, кто это – воины, мирные жители, женщины, старики, дети. Это даже не боол – рабы, которые имеют хоть какую-то ценность. Хашар – это только мясо, которое стоит гораздо дешевле лошадиного. Ослушавшихся просто убивают на месте.
Воевода вперил в Ли тяжелый взгляд. В его глазах, посеченных красной паутиной от недосыпа и перенапряжения, было недоверие.
– Правду ли молвишь, купец иноземный? Люди так не воюют.
Во взгляде последнего из чжурчженей не было ничего. В который раз уже мелькнуло в голове воеводы – а живой ли человек перед ним. Рука сама дернулась кверху – перекреститься, но остановилась на полпути и лишь легла на рукоять меча.
– Люди, может, и не воюют, – бесцветным голосом произнес Ли. – А ты уверен, воевода, что это люди, а не смертные демоны с куском мрака вместо души? Я – нет. Хорошо только, что у них мало хашара – это значит, что им самим уже не хватает еды. Они уже убили детей и самых слабых. Сейчас у них остались только взрослые и сильные пленники, которых они пошлют на штурм впереди своих воинов.
Воевода отрицательно покачал головой.
– В своих мы стрелять не станем.
– Мудрое решение, – сказал Ли. – Но тогда твои воины скоро сами станут хашаром. Хотя нет. И тебя, и твоих воинов, а также их жен и детей ждет смерть – ведь вы посмели сопротивляться. Те, кто стали хашаром, не сопротивлялись.
– То их выбор.
Воевода поднял лицо к небу, придержав рукой шлем. Высоко-высоко, рядом с редкими облаками, раскинув крылья, парил степной орел. Воевода улыбнулся.
– Ишь, вернулся уже в родную сторонку. Тоже свой выбор сделал. Хоть сторонка-та вытоптана да выжжена.
Словно в подтверждение его слов, со стороны леса пахнуло паленым. Воевода втянул носом воздух, нахмурился и вновь повернулся к Ли.
– Так вот, друже, – промолвил воевода сурово, – у нас тоже свой разум имеется. И свой выбор. Своих бить – то не по-нашему. Придумается что-нибудь.
– Это твой Путь, воин, – кивнул Ли. – Но учти – утром ордынцы снова пойдут на штурм и, возможно, попытаются поджечь город. Когда им надоедает топтаться у стен крепостей, они сметают эти стены.
– Пусть пытаются, – сказал Федор Савельевич. – До того не удалось им нас взять – глядишь, и в этот раз обломаются. Эх, жаль, железа маловато. А то б наделать тех шипов, да поболе…
* * *
Субэдэ думал.
Он сидел, скрестив ноги, на простой кошме, свалянной из овечьей шерсти. Его верный конь пасся где-то у подножия холма под присмотром верных воинов ночной стражи. Конь нуждается в пище и отдыхе. Человеку порой не нужно ни то ни другое. Когда его разум работает на пределе, все остальное может подождать.
Город лежал у ног Непобедимого, неприступной черной громадой плавая в темноте ночи. Пока все было так, как он и предполагал. Закаленные в стычках с кочевниками урусы приграничья оказались крепким орешком. Первая попытка взять крепость с ходу провалилась, обжегшись о чжурчженьский огонь. Но две сотни кипчаков и камнемет пропали не зря. Пошли он тогда тумен своих кешиктенов штурмовать стены – и дымился бы сейчас тот тумен черными головешками под стенами… как его? Ко-ззи… Нет, не выговорить с ходу непривычное название. Но город это памятен будет не названием, а его защитниками. А что памятен будет – то без сомнения.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Могу-Болгусун. Злой Город, – прошептал Субэдэ.
Ему, непобедимому и непобежденному не только в битвах, но и в искусстве игры в шатар[127], было ясно – игра только началась. Стороны обменялись зайцами и петухами[128], но тигр и собака[129] еще даже не двинулись с места. Пусть урусы думают, что легко отделались и убили многих – пусть. Цена заплачена не зря. И притом заплачена не своими воинами.
Ни один из его кешиктенов не был даже ранен. Камнемет… Что камнемет? Бесценные металлические части осадной машины остались целыми. Значит, за пару дней механики даругачи Тэмутара соберут новую. Уже сейчас из леса слышна вонь жженого дерева – то для прочности обжигают раму уже почти готового камнемета. Несколько Желтозубых, погибших при взрыве, не в счет. Обучить любого, даже увечного воина стрелять из аркебуза – дело нескольких дней. Другое дело – лучник, которого нужно тренировать с детства. Тем более что по сравнению с презренными пожирателями падали самый паршивый кешиктен ценнее во много раз. Легкая конница, вооруженная дальнобойными луками, и железный клин тяжеловооруженных кешиктенов – вот залог бессчетных побед Орды.
Конечно, было жаль алмас, вскрывшую своей громадной дубиной ворота не одной крепости. Но в последнее время она стала слишком беспокойной. Все чаще и чаще раздавался из железной кибитки заунывный вой, переходящий в яростный рев. И все реже видел Субэдэ страх в ее глазах, когда открывал тяжелую дверь ее кибитки. Что ж, алмас выросла и, наверное, помимо живой крови ей, как и любому другому живому существу, потребовался детеныш. Свой детеныш, которого нужно кормить и защищать. И кому больше это нужно, матери или ее детенышу, – еще вопрос. Так что, может быть, оно и к лучшему. Вряд ли Субэдэ смог бы найти ей самца.
Он хмыкнул.
Разве что можно было попробовать знаменосца с серебряной челюстью втолкнуть в железную кибитку – вдруг в темноте сошел бы за взрослого самца алмасты? Но теперь уж поздно…
Зато сейчас Субэдэ знает, с каким противником столкнулся. И что этот противник может противопоставить ему. А может он многое. Неожиданно слишком многое. Да и все ли свои военные хитрости выложили защитники Злого Города? Еще предстоит думать. Много думать для того, чтобы найти их слабое место…
Где-то там, впереди, под холмом, на поле, усыпанном железными шипами, в темноте ползали пленные урусы, взятые в маленьких селах и больших городах и дожившие до сегодняшнего дня. Ползали, натыкаясь руками на заточенные острия, собирая их в холщовые котомки и собственными животами проверяя, не осталось ли где на земле смертоносной железки. Потому как знали приказ Непобедимого – за каждый оставленный на поле шип трое из хашара лишатся головы. Страх и жадность – вот единственное, что управляет людьми в этом мире. Но страх всегда будет впереди жадности…
Его плеча осторожно коснулась чья-то рука. Субэдэ резко обернулся.
Сзади в почтительном поклоне застыл молодой кебтеул.
«Плохо. Очень плохо, – пронеслось в голове Субэдэ. – Задумался настолько, что не услышал шагов. Что шагов – голоса не услышал. Вряд ли он осмелился бы дотронуться до Непобедимого, не окликнув. Проклятый урусский город! Так и подкравшегося сзади убийцу недолго проворонить…»
– Что тебе нужно? – отрывисто бросил Субэдэ.
– Простите, что потревожил ваш покой, – вновь поклонился кебтеул. – Но от великого хана Бату прибыл вестник, который сообщил, что хан посылает вам своего шамана и звездочета по имени Арьяа Араш, дабы он помогал в осаде города.