эжектор, следящее устройство — да все что угодно. Ван Рийн высказал ей недоверие по тем же самым вопросам. Они сошлись на том, что совместно закажут только что построенный на негуманоидной верфи корабль с полной экипировкой. Вскоре они обнаружили именно такое судно, только что возвратившееся из испытательного полета и теперь предлагавшееся покупателям.
Оформив все надлежащим образом, они сели на борт пассажирского лайнера, совершавшего рейсы внутри Солнечной системы, проверили друг у друга багаж и улетели, когда таможня дала добро на старт.
Это Эдзелу было известно. В закулисной деятельности ван Рийна он участия не принимал. Однако вовсе не удивился, узнав, что во все концы обслуживаемой Компанией специй и спиртных напитков территории были направлены специальные курьеры — с распоряжением для самых надежных торговых агентов, управителей регионов, шефов «полиции» и для других более темных личностей. Но Эдзел не представлял себе, до какой степени возбуждены торговые принцы Лиги. Разумеется, всего им не сказали. Но сделано это было не столько для того, чтобы сохранить в тайне существование бродяги, сколько для того, чтобы непредусмотрительная алчность и назойливость не помешали проведению оборонительных мероприятий. Магнатов предостерегли, что где-то за гранью известного мира имеется могущественная и, быть может, враждебная цивилизация. Некоторым из них более подробно разъяснили роль «Сириндипити», и от всех потребовали помощи.
Этого оказалось достаточно для привлечения внимания правительств! Перемещения боевых эскадр Лиги не могли пройти незамеченными. Всякие запросы, естественно, более или менее вежливо отвергались. Но государственные армейские подразделения не могли оставаться безучастными к происходящему. Эскадры Лиги группировались поблизости от наиболее важных планет; это заставило армейских чинов увеличить в тех районах численность войск.
Но на случай тотальной войны этого было мало. Поэтому торговые короли под покровом глубокой тайны повели переговоры с владыками, светскими и духовными, которые по закону — по многим, часто совершенно различным между собой законодательствам разных народов и культур — стояли над ними. Однако на данный момент переговоры эти зашли в тупик: слишком много было неизвестных — ведь даже существование опасного врага оставалось пока что недоказанным. И потому на свет вытащили старые обиды и разногласия. Ван Рийн просто вынужден был нарушить закон — ибо от взывания к общественным идеалам и здравому смыслу не было проку.
Так что дела шли крайне медленно. И вряд ли что-либо изменится — во всяком случае, пока не пройдут времена воинствующих ангелов — борцов за справедливость против Лиги.
Громадные расстояния, маломощные линии коммуникаций, разбросанные в пространстве и столь не похожие друг на друга планеты. Еще никто и никогда не пытался поднять все эти миры одновременно. Не только потому, что это было не нужно, нет — это представлялось невозможным.
— Я сделал, что смог, — сказал ван Рийн, — причем не зная, надо ли. Быть может, месяца через три-четыре — или года через три-четыре — камешек, который я бросил, и вызовет лавину. Быть может, всякий тогда будет готов отразить любой удар. А может, и нет.
Сведения, которыми не смог воспользоваться, я оставил в надежном месте. Если я не вернусь, они будут опубликованы. И тогда — ха-ха! — тогда может случиться абсолютно все! В ту игру, которой сейчас заняты лишь некоторые, окажется втянутым множество игроков. А по правилу, которое было установлено столетия назад, чем больше игроков, тем меньше смысла в игре.
Мы с тобой отправляемся прямо сейчас и постараемся сделать то, что окажется нам по силам. Если нам по силам окажется только крах — ну что ж, здешний муравейник-то мы разворошили в любом случае. Может, не очень сильно. Может, достаточно. Verolockt, чтоб ее черти взяли, эту ведьму Белдэниэл! Она таки своего добилась.
Часть четвертая
Глава 19
Гипердвигатели мчали звездолет сквозь космическую ночь. От цели его отделяло около трех недель полета.
Сначала Тея держалась настороженно, редко покидала свою каюту и мало говорила, ограничиваясь в основном приветствиями при случайных встречах да просьбами за столом. Ван Рийн на нее не нажимал. Но сам он за едой и после — за бутылкой вина или бренди — говорил почти непрерывно. Он пускался в воспоминания, рассказывал приходившие на ум забавные историйки — впрочем, надо признать, что иногда он заводил разговор и о серьезных вещах. Не оставался в стороне и Эдзел, частенько отпускавший замечания по поводу той или иной фразы своего босса. В общем, ван Рийн вел себя так, словно находился в приятельских отношениях не только с вежливым драконокентавром, но и с этой худощавой, нервной, неулыбчивой женщиной.
Сперва она сразу после еды вставала из-за стола, но потом слушать россказни торговца вошло у нее едва ли не в привычку. Делать больше было нечего; за подрагивающим металлом корпуса на биллионы световых лет раскинулся безбрежный океан одиночества; а ван Рийн так и сыпал полуправдоподобными легендами о событиях, по большей части Тее неизвестных.
— К тому белому карлику мы приблизиться не могли, потому что радиация там была выше головы… да, кванты разбегались от него во все стороны, как блохи с тонущего пса… но деваться нам было некуда — иначе нашей бедной компашке пришел бы конец. По-моему, я, так сказать, попался на крючок судьбы. Но — клянусь небом! — мысль об этом крючке заставила меня предположить, что мы могли бы…
Чего Тея не знала, так это того, что перед каждым разговором Эдзел получал подробные инструкции: что говорить, о чем спрашивать, на что возражать и, что подтверждать. Иными словами, ван Рийн раз за разом пробовал на Тее Белдэниэл свои домашние заготовки.
В скором времени он мог уже сказать, какие темы интересуют ее и доставляют удовольствие, а какие вызывают скуку или раздражают. Вне всякого сомнения, она старалась запомнить все, что, по ее мнению, было бы полезным для шеннов. Но, с другой стороны, она должна была понимать, что трудно говорить о пользе там, где нет возможности отделить вымысел от истины. Поэтому, как заметил ван Рийн, постепенно она забросила эти свои попытки и стала просто слушать его басни. Особенно много ценного для себя он выяснил, наблюдая за ее реакцией на манеру изложения. Ведь одно дело, когда вы рассказываете холодно, отстраненно, безразлично, и совсем другое — когда с шутками, с прибаутками или задумчиво, или ласково, или поэтически (таким образом ван Рийн стремился передать речь других); короче говоря, рассказывать можно по-всякому. Разумеется, он не перескакивал с одного тона на другой — нет, переход совершался медленно и плавно.