– Я знаю, что мой Бог – не твой, но могу ли я надеть это на тебя?
Тор кивнул и опустил голову. Когда стержень невероятной католической веры мужчины повис на его шее, он прикоснулся к кресту.
Удивительный вес имело все это золото. Приятный вес.
Бутч наклонился и сжал плечо Тора:
– Увидимся внизу.
Черт. Ему больше нечего было сказать.
Какое-то время Тор просто сидел там, пытаясь собраться. Пока не услышал что-то у двери. Царапание, будто…
– Мой господин? – сказал Тор, заставив себя встать и подойти к двери.
Ты обязан отворить дверь королю. Несмотря на свое состояние.
Роф и Джордж зашли вместе, и его брат говорил в лоб, как обычно:
– Не собираюсь спрашивать, как ты держишься.
– Я ценю это, мой господин. Потому что, проклятье, я совершенно разбит.
– Иначе и быть не может.
– Доброта людей только все усложняет.
– Да. Что ж, полагаю, тебе придется вытерпеть еще немного этого дерьма. – Король покрутил что-то на пальце. А затем протянул вперед…
– О, черт, нет. – Тор вскинул руки, убирая их от Рофа, хотя мужчина был слеп. – Не-а. Ни за что. Ни за какие…
– Я приказываю тебе взять его.
Тор выругался. Подождал на случай, если король передумает.
Без толку.
Роф просто смотрел вперед, и Тор понял, что проиграет этот спор.
С головокружительным чувством абсолютной нереальности он протянул руку и взял черное бриллиантовое кольцо, которое носил лишь король.
– Мы с моей шеллан здесь, чтобы поддержать тебя. Надень его на церемонию, дабы знать, что моя кровь, мое тело, мое бьющееся сердце с тобой.
Джордж запыхтел и замахал хвостом, словно поддерживая своего хозяина.
– Гребаный ад. – На этот раз именно Тор потянулся к брату, и на объятие ответили резко и с силой.
После того, как Роф ушел вместе с псом, Тор развернулся и прислонился к двери.
Последний стук был тихим.
Собравшись, чтобы хоть казаться мужчиной, даже если внутри он чувствовал себя размазней, Брат открыл дверь стоящему в коридоре Джону Мэтью.
Парень не стал ничего показывать. Он просто взял Тора за руку и вложил…
Перстень Дариуса в ладонь Тора.
«Он бы хотел быть здесь для тебя», – показал Джон. – «И его кольцо – все, что у меня есть от него. Я знаю, он бы хотел, чтоб ты носил его во время церемонии».
Тор уставился на крест, выбитый в драгоценном металле, и подумал о своем друге, наставнике, единственном отце, что у него был.
– Это значит… больше, чем ты можешь представить.
«Я буду рядом с тобой», – показал Джон. – «Все время».
– Как и я, сынок.
Они обнялись, и затем Тор тихо закрыл дверь. Идя обратно к кровати, он посмотрел на символы своих братьев… зная, что когда он столкнется с этим испытанием, все они будут с ним – хотя в этом можно было не сомневаться.
Но во всем этом чего-то не хватало.
Осени.
Он нуждался в своих братьях. В своем сыне. Но и в ней он тоже нуждался.
Тор надеялся, что сказанного ей будет достаточно, но от некоторых вещей невозможно опомниться, после некоторых невозможно оправиться.
И возможно в ее словах о циклах был смысл.
Он молил, чтобы в этом крылось нечто большее. Действительно молил.
***
Стоя в углу комнаты Тора, Лэсситер оставался невидимым. Хорошо. Наблюдать за нескончаемой чередой мужчин было тяжело. То, что Тор смог пройти через все это, было чертовым чудом.
Но все, наконец, складывается, подумал ангел. Наконец, спустя столько времени, после всего этого… что ж, дерьма, говоря откровенно… события разворачивались в верном направлении.
Проведя прошлую ночь и день с очень молчаливой Осенью, он оставил женщину на закате наедине с ее мыслями, веря, что она снова и снова проигрывает визит Тора в своей голове, не видя в его словах ничего, кроме искренности.
Если она покажется сегодня, он освободится. У него получилось. Ну, ладно, хорошо… у них получилось. По правде говоря, он оставался в стороне… за исключением того факта, что был небезразличен к этой паре. И к Велси тоже.
В другом конце комнаты Тор подошел к шкафу и, казалось, взял себя в руки.
Вытащив белую мантию, Брат надел ее и вернулся к кровати, чтобы завязать на поясе роскошную ленту, которую принес Фьюри. После парень взял сложенный кусочек пергамента, подаренный Зи, засунул его за перевязь и натянул белые ножны… в которые вложил два особенных черных кинжала Ви. Перстень оказался на среднем пальце левой руки, а черное бриллиантовое кольцо – на большом боевой.
С незнакомым чувством успешно выполненной работы, Лэсситер подумал обо всех месяцах, что он провел на земле, вспоминая, как он, Тор и Осень работали над тем, чтобы спасти женщину, которая, в свою очередь… по-разному, но освободит каждого из них.
Да, Создатель знал, в чем дело, когда делал предложение: Тор изменился. Осень тоже изменилась.
И сам Лэсситер уже не был прежним: было просто невозможно отстраниться от этого, быть бесстрастным, вести себя, будто ничто не имело значения… и что самое забавное, он действительно не хотел уходить.
Боже, сегодня многие выйдут из чистилищ, с сожалением подумал он, как реальных, так и метафорических: когда Велси отойдет в Забвение, он наконец-то вырвется из своей клетки. И с ее освобождением гора с плеч Тора упадет, и они оба станут свободны.
А Осень? Что ж, если повезет, она позволит себе любить стоящего мужчину… и быть любимой в ответ… после стольких лет страданий, сумев, наконец, снова начать жить; она возродится, воскреснет, восстанет из мертвых…
Лэсситер нахмурился, странный звонок начал звучать в голове.
Оглядевшись, он вполне ожидал увидеть лессеров, спускающихся на веревке вдоль стены особняка или приземляющихся, выпрыгнув из вертолета. Но нет…
Возродится, воскреснет… восстанет из мертвых.
Чистилище. Небытие.
Да, сказал он себе. Велси именно там. Алло?
Когда странная, обезличенная паника охватила его, Лэсситер задумался, в чем же, черт подери, дело…
Тор замер и посмотрел в угол.
– Лэсситер?
Пожав плечами, ангел решил, что с тем же успехом может стать видимым. Незачем скрываться… хотя, приняв форму, он оставил страхи при себе. Боже… что с ним такое? Они были на финишной прямой. Осени оставалось лишь появиться на церемонии Забвения… и, судя по тому, как она раскладывала одежду, когда он ушел от нее, чтобы прийти сюда, было очевидно – она не собиралась натирать полы в той хижине всю ночь напролет.
– Хэй, – сказал Брат. – Вот и все, да?