вооруженных транспортников, катеров и учебных суденышек, и швырнет все это навстречу третьей эскадре. Даже не в драку – на съедение.
Интересно, подумал Эрвин, сколько миллионов людей за всю человеческую историю погибло из-за того, что в критические моменты мысли у них бестолково метались а-ля броуновское движение? Из этих людей вполне можно было бы составить еще одно человечество…
– Итагаки талантливый исполнитель, – сказал он. – Я знавал его, еще когда гарпунил астероиды. Он был диспетчером на базе приемки, очень толковым диспетчером. Мы все любили, когда дежурил Итагаки, – никогда никакой сутолоки на подходе к базе. Ни дерготни, ни нервов, ни ругани в эфире. Четкость и глазомер, вот чем он силен. Исполнительность, самодисциплина и замечательно развитое пространственное воображение. Не могу представить себе, чтобы он растерялся в сколь угодно сложной, но стандартной ситуации. Там, где достаточно стандартных решений, нет никого лучше Итагаки. Вопрос лишь в том, хватит ли этого для победы.
– Мы должны лишь продержаться до прихода помощи, – с трудом глотая ком в горле, промолвил Томми.
– Это и будет нашей победой. – Эрвин поморщился. – Не держи меня за слабоумного. Без поддержки извне мы не победим, это ясно даже ребенку. Мы можем здорово потрепать противника, можем задержать его продвижение, но не более того. Если помощь вообще не придет, мы можем сделать победу противника пирровой – ему достанутся одни руины… Но я думаю, что помощь придет, если мы продержимся.
Томми промолчал. Интересно, догадаешься ли ты, почему именно Итагаки поставлен командовать флотом, подумал Эрвин. Пока еще не догадываешься, ибо свято веришь в революционные идеалы и воображаешь, что в них столь же свято и бескорыстно, как ты, верят все, особенно начальство, и ты не сомневаешься, что каждый на своем посту – ну, кроме предателей – старается сделать как лучше… Но может быть, ты успеешь догадаться, прежде чем геройски погибнешь, и умирать тебе будет горько. Ответ до смешного прост: Итагаки послушен. Он не гений, но он никогда не предаст. Не так устроен. Зная это, Паоло Лонго предпочел не рисковать – и это в игре, где, исключая слепой случай, только умный, продуманный риск может спасти от катастрофы! Многие вожди многих восстаний до Паоло решали так же. Некоторым из них даже везло.
Но только не в такой аховой ситуации.
Эрвин едва не улыбнулся, подумав: как ни смешно, но лишь наличие «Магога» и преступное непослушание его командира еще оставляет Паоло шанс оказаться победителем. Незначительный, но шанс.
Паоло поймет это – нюхом. Как Эрвин Канн понял расчетом. Паоло должен понять – нюх у него развит достаточно.
Все равно огромный риск, конечно.
Но хоть не прямая дорога на эшафот – и то хлеб.
«Магог» чуть заметно дрогнул, по его железной толще прошел ноющий гул, и далекой звонкой нотой отозвался какой-то дефект кристаллической структуры. В недрах центрального пульта задребезжала было, попав в случайный резонанс, некая крепежная деталь и смолкла. Остался еле слышный гул работающих на малой тяге двигателей. Томми обеспокоенно завертел головой.
– Меняем орбиту, – пояснил Эрвин. – Я дал команду.
– Это необходимо?
– По двум причинам. Первая: ходовые испытания. У меня драка на носу, а я еще не знаю, как эта штука летает…
– Ходовые испытания были проведены в полном объеме, – возразил Томми.
– Да, но меня-то при этом не было. И кто может сказать, что такое полный объем испытаний для такого корабля, как «Магог»? Вторая причина: в данный момент диск Циклопа закрывает нас от третьей эскадры Лиги. Первой и второй эскадрам сейчас не до нас, а вот третья меня беспокоит. Если командование противника верит в то, что «Гог» и «Магог» – просто астероиды, то оно и останется в этом заблуждении. Мониторить орбиты всех астероидов в нашей системе – это уж слишком. Если противник знает хотя бы часть правды – а я уверен, что так и есть, – то поменять орбиту отнюдь не вредно. И делать это надо сейчас.
Томми пребывал в нерешительности. Зато перестал тосковать, а это уже кое-что.
Эрвин набрал на пульте новый код.
– Маневр, – сказал он. – Готовься к невесомости.
«Внимание экипажу! – тотчас донесся до ушей Томми синтезированный голос, транслируемый сейчас по всему кораблю. – Через одну минуту на уровнях с первого по восемьдесят девятый будет отключена искусственная гравитация. Всем закрепиться, работы прекратить. Ожидаемое время отсутствия гравитации – шесть с половиной минут».
Бедный Томми совсем перестал что-либо понимать. При словах о невесомости схватился раньше времени за подлокотники кресла, в глазах – недоумение пополам с ожиданием. Что творит командир? Вроде пока безобидное – но зачем?!
– Подтянемся к кометному ядру на гравитации, – помучив старшего офицера несколько секунд, негромко сказал Эрвин как бы самому себе. – Заодно и комету к себе подтянем. Чего ей, в самом деле, лететь без толку? Пусть летит со смыслом.
Вопрос застрял у Томми в горле. Кой дьявол вопрос – там толкалось, мешая друг другу, с десяток вопросов. Цель маневра? Чем выгодна новая орбита? При чем тут комета и какой смысл может быть в ее движении? Спросить прямо? Но Эрвин Канн легко может оборвать старшего офицера, напомнив, кто тут командир, а кто подчиненный. И главный вопрос: догадывается ли командир «Магога» насчет особых полномочий старшего офицера, врученных ему Штабом?
На последний вопрос Томми уже мог дать ответ: почти наверняка Эрвин не догадывается. Какие там еще догадки – он просто знает это! Вычислил. Рассчитал. Получил ответ. Никакого смысла нет в гадании…
И меньше всего Томми хотелось бы попасть в ситуацию, когда ему пришлось бы принять на себя командование «Магогом».
В положенное время возникло кратковременное чувство легкой дурноты – выключилась искусственная тяжесть. Невесомость, правда, не наступила – Эрвин оставил слабую тягу маршевых двигателей. Теперь антигравы корабля работали в реверсном режиме, помогая сблизить «Магог» с ядром кометы. Где-то внутри железо-никелевой туши «Магога» люди весили не больше котенка: толкни пальцем – собьешь с ног, а кто-то, оказавшись в гравитационном конусе, нащупавшем кометное ядро, напротив, кряхтел от навалившейся перегрузки, и сухо потрескивала кристаллическая основа «Магога». Томми скривился набок в своем кресле. Дребезжа, поехала по столу пустая чашечка из-под кофе и остановилась, упершись в бортик на краю столешницы. Белесая муть на обзорных экранах поплыла вбок, и яркая туманная фасолина – ядро кометы – переползла с одного обзорного экрана на другой. На рабочем же экране высветилась карта гравитационных полей внутри «Магога». Еще там бежали столбцы цифр, и Эрвин считывал их, по всей видимости, совершенно непринужденно.
– Зачем все это? – решился спросить Томми. В ответ Эрвин лишь