человечества, сумевшие воспользоваться преимуществами Позолоченного века.⁹ И напротив, "если вы родились в 1840-х годах, - говорит Гладуэлл, - вы все пропустили". Если Уатт, Крупп или Эдисон родился в XV или XIII веке, как да Винчи и Бэкон, он тоже пропустил это время. "Много цветов рождается, чтобы краснеть незаметно / И расточать свою сладость на воздух пустыни".
Глава 50. В целом, однако, буржуазия и ее проекты совершенствования были нестабильны
Однако еще до переоценки XVIII в. разговоры против извлечения прибыли были практически повсеместными. Конфуцианский мыслитель Ван Фучжи (1619-1692 гг.), чьи труды стали влиятельными в Китае спустя столетия после его смерти, вплоть до Мао, в книге "Всеобъемлющее зеркало" (1691 г.) заявил, что "купцы - это ловкие представители класса подлых [другой перевод - "мелких"] людей, и их разрушение природы человека и разрушение его жизни уже стали чрезвычайно серьезными... . . Они так глубоко погрязли в наживе, что их невозможно заставить двигаться в потоке джентльменов и китайцев".¹ Английская риторика того времени была схожей, хотя вскоре должна была измениться.
Таким образом, буржуазия всегда с нами, но буржуазия обычно была нестабильной. Браудель вновь зафиксировал неохотный триумф деловой цивилизации: "С годами требования и давление повседневной жизни [в Европе раннего Нового времени] становились все более настоятельными. . . . Поэтому с нехорошим изяществом она позволила переменам задвинуть ворота. И этот опыт не был свойственен Западу"². Даже во время судьбоносного перелома 1300-1776 гг. в Европе происходили де-буржуазии, отступления назад в риторику аристократии или церкви. Английский экономист Эдвин Кэннан, оглядываясь на 1926 год, писал
Мы склонны забывать, что идея о том, что наемный работник, торговец или инвестор может быть, да и вообще является, весьма уважаемым человеком, очень современна. Из Гомера мы узнаем, что люди, к которым Одиссей приходил во время своих странствий, считали одинаковым, был ли он торговцем или пиратом-мародером. Считается, что первобытные люди рассматривали обмен не как взаимное одаривание, а как своего рода грабеж. Греческие философы считали наемных работников неспособными к добродетели, а ростовщики во все века вызывали антипатию. Во времена Смита доктор Джонсон и Постлетуэйт очень серьезно обсуждали вопрос о том, может ли торговец быть джентльменом.³
Рыцари-купечество авантюрной Португалии утратили свое влияние при дворе и не создали буржуазную нацию, хотя с 1386 г. эта нация неоднократно вступала в союз с Англией, которая со временем стала еще более буржуазной, выступая против ожесточенной аристократической и все более антибуржуазной Испании. Иммануил Валлерстайн отмечал, что в Португалии в XIV-XV вв. "казалось, что "дело открытий" выгодно ... дворянству, торговой буржуазии ... . . [и] даже для полупролетариата".⁴ Но за исключением таких одержимых фигур, как сам принц Генрих Мореплаватель, наследники остановились на рутинной эксплуатации.⁵ Коста, Пальма и Рейш недавно на основе некоторых эконометрических корреляций утверждали, что Португалия к 1800 г. извлекла из своей империи значительную выгоду. Тем не менее они приходят к выводу, что ее огромную относительную бедность к тому времени "следует искать прежде всего во внутренних условиях"⁶ Да.
Регламентация может погубить развитие. Так произошло во Флоренции в XVI веке, что помешало раннему Великому обогащению, хотя впоследствии флорентийцы и по сей день сохранили традицию быть производителями, имеющими рынки по всему миру. То же самое произошло в XVIII веке в Нидерландах, которые и по сей день остаются экономической державой, намного превышающей численность своего населения. В Голландской республике до 1795 г. страной управляла крошечная олигархия - около двух тысяч человек, что, пожалуй, даже меньше, чем в Венеции.⁷ Тем не менее, Амстердам оставался ведущим финансовым центром вплоть до XIX в., а Голландия по-прежнему является крупным банком и европейским центром притока капитала. Я уже отмечал, что некоторые историки Британии даже утверждают - без особых на то оснований, учитывая, что эта страна на протяжении двух с половиной веков занимала одно из первых мест по ВВП, - что в самой Британии (из всех маловероятных мест) в XIX веке (из всех маловероятных периодов) произошла утрата буржуазного духа предпринимательства.⁸
Но именно это и странно для северо-западной Европы. Решительный и, будем молиться, необратимый поворот к буржуазной цивилизации, несмотря на сохраняющиеся до сих пор признаки нежелания и недоброжелательности, с периодическими возвратами к меркантилизму в противовес соглашениям о свободной торговле и в предположении, что все сферы экономики нуждаются в сознательном регулировании, произошел там и не произошел в других местах. Превращение Немецкого океана в буржуазное озеро в 1453-1700 годах, за которым в XVIII веке последовало превращение Северной Атлантики в еще большее озеро, а в XIX веке - мировых морей в самое большое из всех, представляет собой лишь самый недавний случай городской торговли. Но она, как ни странно, оказалась решающей даже в таких местах, как Голландия, скатившаяся к гордой олигархии. Аристократические элиты даже в северо-западной Европе удерживали власть в XX веке, а высшая буржуазия продолжала превращаться в дворянство или, если особенно повезет, в аристократию - например, барон Ротшильд, на которого антисемит мог бы пожаловаться в 1885 году; или, что еще более тревожно, сэр Джеймс Пол Маккартни (MBE 1965, KBE 1997), на которого элитист мог бы пожаловаться в 1997 году. Тем не менее, буржуазная цивилизация с преобладанием бизнеса продолжала строиться. Кое-где ее не сильно тормозили даже повторные эксперименты с разрушающим мотивацию социализмом или повторные авантюры с истощающим сокровища национализмом.
Почему необратимый? Как показывает полууспешный эксперимент по обращению вспять в Советском Союзе 1917-1991 годов, это не совсем так. Если государство мощное и антибуржуазное, как при Сталине, Мао или Кастро, оно может убить гуся - хотя в мертвом гусе живет гусь Лазаря. Откат от буржуазного процветания даже не обязательно должен быть тираническим. Популистские настроения против торговцев, корпораций или карьеры в бизнесе, если их умело возбудить, могут вернуть нас к материальным и духовным условиям 1800 года и 2-3 долларов в день. Правительства не могут сделать многого для развития творческого потенциала человека. Бесплатные и даже государственные школы могут способствовать развитию творчества, если они не превращаются в синекуру для плохих учителей и бюрократов и не прививают только традиционные или одобряемые церковниками взгляды. Суды могут защищать творчество, если оно не превращается в защиту элиты рантье. Но у государства есть еще много-много инструментов для уничтожения творчества. Голосование большинством, как бы оно ни поощрялось, - это не то же самое, что достоинство и свобода для тех, кто делает нас богатыми и свободными, если не поощряется параллельная демократия рынка.
Если демократия, уважающая простых людей,