Читать интересную книгу Тайный советник вождя - Владимир Успенский

Получив звание, он «вознесся», и опять, как когда-то в молодые годы, поперла наружу хамская сущность — как и у многих его коллег. Стал высокомерным и наглым по отношению к тем, кто ниже его, даже походка изменилась: шествовал вальяжно, пузцом вперед. Надобно было его осадить, как осадил я его когда-то в Царицыне. Встретившись с ним один на один, сказал с нарочитой веселостью:

— А, товарищ генерал-майор, Николай Спиридонович! (Он почему-то терпеть не мог своего настоящего отчества, стеснялся, что ли?) Мундир на вас хорош, прямо маршальский. Бороду не намерены отрастить для пущей солидности?

Он растерялся, смотрел на меня выпученными белесыми глазами. Но мужлан-то был поднаторевший, научившийся смекать быстро и дипломатично. Соображал лишь несколько секунд, потом произнес ядовито:

— Нет, товарищ генерал без звания, бороды не будет, у нас крепкая память, не сумневайтесь!

Вот как удивил он меня! Не столько быстротой реакции, сколько обретенными познаниями. Есть такое понятие — офицер без звания. Призван, определен человек в офицерский корпус, но чин еще не назначен, звание не присвоено. Так и мой статус, по сравнению с новым твердым статусом Власика был, в его понимании, неофициальным и шатким. Он не упустил возможности уколоть меня, ничем не рискуя. Окрестил, подтрунивая, генералом без звания. Стерпевши эту шутку раз и другой, я в конце концов намекнул, что без звания-то может остаться он сам. Власик сделал соответствующий вывод, спеси у него поубавилось.

В общем-то, мы поддерживали вполне лояльные взаимоотношения. Что поделаешь: состояли на одной службе, свыклись за долгие годы. В какой-то мере сближала и общая неприязнь к начальнику Главного артиллерийского управления Красной Армии Г. И. Кулику. Завидуя его карьере, Власик вполне резонно считал, что Кулик никак не умнее, что организатор он ничуть не лучше, чем сам Николай Сергеевич. Я же вообще считал маршала Кулика, по деяниям его, истинным врагом Отечества, каждый раз, слыша его фамилию или думая о нем, вспоминал известные строки:

Хотя услуга нам при нужде дорога,Но все ж услужливый дурак опаснее врага.

Год за годом я боролся, без особых, впрочем, успехов, со «старовведениями» Кулика. Он упрямо проталкивал то, что было в гражданскую, что было известно Сталину, против чего особенно активно «воевал» Тухачевский. Основой артиллерийского вооружения Кулик считал 107-миллиметровую пушку, хорошо знакомую Ворошилову, Буденному и Сталину по боям гражданской войны. Но времена-то изменились. Кулик не хотел или не способен был признавать новое. Или, как мы уже говорили, просто искоренял все, что было внедрено «врагами народа». Добился: выпуск 45- и 76-миллиметровых орудий был прекращен. И даже большего: оснастка для выпуска этих артиллерийских систем была вывезена из заводских цехов. Это уж война доказала: наши 76-миллиметровые орудия были самыми лучшими орудиями в мире в течение всего периода с 1941 по 1945 год.

Кулик добивался также снятия с вооружения противотанковых ружей, по его мнению неэффективных. И в то же время всячески поддерживал проблематическое предложение Сталина о создании самозарядной полуавтоматической винтовки. И резко критиковал пистолет-пулемет, сконструированный В. А. Дегтяревым: кому, дескать, нужна эта «пукалка», которая бьет на двести — триста метров?! Зачем выпускать пистолет-пулемет (ППД) «в ущерб государственным интересам!» — вот как ставился вопрос. Но автомат Дегтярева был очень хорош для ближнего боя, я советовал вооружить им нашу конницу, разведывательные подразделения, пограничников, части войск государственной безопасности. Однако я мог только вносить предложения, высказывать свое мнение, а решения принимались другими. А единое мнение Кулика, Ворошилова, Буденного было достаточно тяжеловесным.

Наркомат обороны настаивал на прекращении производства ППД и, более того, сообщил о том, что не заказывает заводам автомат, как оружие, не пригодное для армии, потребное разве что бандитам при ограблении банков. Так было сказано в официальном документе. Сострили. Ну, а если армейских заказов нет, вопрос сам по себе снимается (хотя производство ППД было уже отлажено, что потребовало больших затрат).

Конечно, в ту пору трудно было предположить, что автоматы, вытесняя винтовку, станут основным стрелковым оружием второй мировой войны и последующих лет. Я, разумеется, не был провидцем, волхвом, но твердо знал истину: все технические новинки надо тщательно исследовать — какую пользу они могут принести нашей армии? Ведь когда-то и пулеметы внедрялись с трудом. Ну и недоброжелательное отношение мое к Кулику имело значение. Все это определило мою позицию в разговоре с Власиком, когда он обратился ко мне по поводу ППД. Было это в «Блинах»: Иосиф Виссарионович работал в кабинете, я прогуливался по аллее, а Николай Сергеевич подошел и, как говорится, без раскачки, сказал:

— Вчера нарком вооружения товарищ Ванников перехватил меня после заседания. Переживает насчет пистолетов-пулеметов. Просит сохранить заказ на ППД от пограничных войск. Армия-то отказалась, но мы не армия…

Я хорошо знал, какие доводы могут повлиять на Власика. Спросил:

— Как на заставах отзываются о пистолетах-пулеметах?

— Говорят, что удобно, надежно. И мы ведь не армия, у нас своя система, — повторил он.

— Товарищ Сталин высказал свое мнение по поводу автоматов?

— Пока нет.

— А вперед вы смотрите?

— Нельзя без того, — солидно ответствовал Власик.

— Завтрашний день всех систем вооружения, это скорострельность, эффективность при максимально возможной простоте. Из этого следует исходить.

— Значит, оставим заказ? — полувопросительно произнес Власик. — Средства-то выделены…

— Считаю, так будет правильно.

— Ладно, благодарствую вам, Николай Алексеевич.

Нет, не меня — его надо благодарить! Как ни суди, а именно стараниями Власика производство автоматов продолжалось, и главное, не ликвидировано было соответствующее оборудование, промышленная база. Начавшаяся вскоре война с белофиннами показала, сколь велико преимущество подразделений, вооруженных автоматами. На одну нашу пулю противник отвечал десятью, а то и больше. Это очень важно в бою на короткой дистанции: в населенном пункте, в лесу, при атаках и при их отражении. Иосиф Виссарионович довольно быстро уяснил сию истину. В его присутствии был испытан трофейный пистолет-пулемет «Суоми». Финский автомат настолько понравился, что Сталин сразу предложил вооруженцам быстро наладить выпуск такого же автомата. Но тут вооруженцы проявили характер, заявив: для чего копировать чужую модель, когда у нас есть, выпускается малыми сериями, свой, ни в чем не уступающий финскому, а по некоторым показателям даже превосходящий, пистолет-пулемет. Иосиф Виссарионович сказал: финский автомат имеет круглые дисковые магазины, вмещающие семьдесят патронов, а наши плоские коробчатые «рожки» — в четыре раза меньше. Я ответил: мы тоже можем использовать дисковые магазины для ППД, хотя они тяжелы, неудобны. Но какой смысл выпускать финский автомат, если он хуже нашего?

— Конкретно, чем хуже? — спросил Сталин.

— Не всегда срабатывает подача патронов. Для устранения этой неисправности надо вскрыть крышку диска, а это требует времени и навыка. В бою трудно. Во-вторых: при сильном встряхивании, при ударе самоустраняется задержка и «Суоми» произвольно начинает стрельбу, что очень опасно.

— Вы убедились в этом?

— Да.

— Значит, будем выпускать наши автоматы, — решил Сталин. — Как можно скорей. Фронт требует. Сколько автоматов у нас на складах?

— На армейских складах менее десяти тысяч. Кулик ликвидировал.

— Действительно, услужливый дурак опаснее врага, — произнес Сталин фразу, которую я, насколько помню, не употреблял в его присутствии, но он, оказывается, знал не только сей афоризм, но и кому я его адресовывал. Мне было приятно. Ради справедливости, напомнил:

— Благодаря Власику не был снят заказ на пистолеты-пулеметы для пограничников.

— Помню. Сколько в пограничных войсках ППД?

— В пределах пятидесяти тысяч.

— Немного, но хоть кое-что. — Иосиф Виссарионович нажал кнопку, в кабинете появился Поскребышев. — Немедленно изъять у пограничников все пистолеты-пулеметы Дегтярева и передать их в действующую армию. Поняли? Немедленно! Сразу на фронт! Самолетами! Все… Нет, погодите…

Сталин повернулся ко мне:

— Сколько автоматов промышленность может дать в месяц?

— Сейчас не больше десяти тысяч.

— А сколько требуется?

— Вдвое больше.

— Двадцать тысяч… Подготовьте необходимое решение, — сказал он Поскребышеву.

— Это нереально, — возразил я. — Нет мощностей, нет заготовок.

— Если необходимо — будет реально… Товарищ Поскребышев, укажите эту цифру. Со следующего месяца двадцать тысяч, и ни на один автомат меньше!