Читать интересную книгу Последние хозяева Кремля - Гарри Табачник

Но это должна была быть демократизация по-горбачевски. Коммунизм следовало реформировать и обновить, а главное, сохранить. Режим будет работать лучше и гражданам будет предоставлена некоторая степень свободы, однако не настолько, чтобы они могли сами решать, кто должен ими править. Неподходящих для новых времен коммунистических боссов надо было заменить новыми, для чего были подготовлены более современные реформаторы горбачевского типа, такие, как Карой Гросс в Венгрии и Эгон Кренц в Восточной Германии. Все это предполагалось осуществить, согласно ленинской схеме, полагаясь на отборную преданную элиту, не допуская к такому серьезному делу, как вопрос власти, массы, ибо, как учил Ортега-и-Гассет, массы инертны и „неспособны постигать то, что находится вне их узкого круга — как людей, так и события”. Элита и должна была провести спокойную, организованную революцию сверху. Но восточноевропейские массы, выход которых на историческую сцену совсем не предусматривался, опровергли и испанского философа, и кремлевского организатора „революций сверху”. Гроссы и кренцы были сметены с исторической сцены. Реформаторы коммунизма не устраивали восточноевропейцев. Им вообще не нужен был коммунизм.

Разумеется, глубокое недовольство населения державшимися только силою подпиравших их советских штыков диктаторами секретом ни для кого, кроме всячески доказывавших, что это не так, их западных поклонников, не было, как и то, что сравнительно молодого нынешнего кремлевского хозяина не могли устраивать сохранившиеся с брежневских времен партийные динозавры, имевшие крепкие связи с советской партократией. Избавиться от них он должен был так или иначе. При первом же удобном случае он и поспешил это сделать, что помимо прочего еще и освобождало советский бюджет от ноши в 50 миллиардов долларов, по западным подсчетам, ежегодно тратившимися на поддержку советских марионеток.

Отказ Горбачева от применения силы в восточноевропейских странах производил переворот в умах людей. Сбрасывалось со счета, что применение силы могло и не привести к желаемым результатам. В преддверии столь важной для него мальтийской встречи советский лидер, создавал впечатление, что демократизация и есть его цель, заставляя Запад строить догадки о возможности осуществления того же в будущем и в Советском Союзе.

В атмосфере всеобщей эйфории, когда рушилась берлинская стена и ликовала Прага, мало у кого было желание обращать внимание на то, что все это неизбежно вело к существенному ослаблению позиций американцев в Европе, присутствие которых предотвратило возникновение и еще одной войны на европейском континенте и поглощение его Советским Союзом. Для советских стратегов важным было то, что теперь, когда Западная Европа могла рассчитывать на то, что свободные восточноевропейские государства будут проводить более независимую от Советского Союза политику и сократят свои вооруженные силы, а советские войска будут удалены с их территории, в значительной степени теряла силу аргументация в пользу дальнейшего пребывания на европейском континенте американских войск. При этом забывалось, что даже если бы они и были удалены из Восточной Европы, советские войска все равно оставались в Европе, т. е. в европейской части Советского Союза, откуда их ничего не стоило, как показывал опыт Праги и Кабула, перебросить в нужные места.

К тому же цели советских ракет не менялись. Они по-прежнему были направлены на европейские города. Это были более современные, усовершенствованные ракеты. Несмотря на обращения к Западу о помощи, программа перевооружения шла своим ходом.

Согласно опубликованным в США данным, за время пребывания Горбачева у власти в Советском Союзе была проведена полная модернизация советских стратегических ядерных сил, произведено 450 более точных и более мощных межконтинентальных ракет, а в США только 56. Советские вооруженные силы получили 2150 ракет ближнего действия. Ни одной американской ракеты этого типа за этот период выпущено не было. Появилось 63 тысячи новых советских ракет „земля — воздух”, в США — 9800. С советских конвейеров сошло 13300 танков, в Америке — 3475, было выпущено 18100 советских бронетранспортеров, 417 — в США, в СССР было произведено 4400 самоходных артустановок, американских — 1075, советская авиация получила 2750 бомбардировщиков и истребителей, американская — 1850. Все это неопровержимо свидетельствовало о том, что намеченное к середине 1990-х гг. завершение замены старого вооружения новым идет полным ходом и наращивание советских вооруженных сил происходит и в перестроечное время в доперестроечном темпе. На военные нужды по-прежнему тратилось 20 процентов валового продукта в сравнении с 6 процентами в США. Но и эта цифра не может считаться окончательной. Министр обороны Язов признался своему американскому коллеге Ф. Карлуччи, что советский военный бюджет распределен по многим статьям, и точного размера он сам не знает.

Признание советского министра обороны могло быть и своеобразным трюком, как и обнародованные советской прессой цифры советского военного бюджета. Они могли быть сознательно завышены, чтобы снижение было впечатляющим. Однако Р. Никсон, к примеру, убежден, что военная мощь Советского Союза нисколько не уменьшилась, а наоборот, возросла.

Все еще располагающий мощнейшими вооруженными силами Советский Союз, даже если бы эти силы целиком находились в пределах его границ, все равно оказывал бы воздействие на поведение сопредельных государств. Первая мировая война разразилась тогда, когда ни одна из начавших ее держав не имела своих вооруженных сил на чужой территории. Еще меньше необходимости в этом ныне, когда современная техника обеспечивает доставку войск в любую точку земного шара в кратчайшие сроки.

В то же время советский шпионаж усиливался, становясь более агрессивным, на что как раз, когда происходила встреча на Мальте, обратил внимание директор ЦРУ У. Вебстер. Горбачев не отходил от политики своего ментора Андропова, намеревавшегося вывести советскую экономику из технологического тупика с помощью кражи западной технологии, подтверждая предсказание бывшего главы румынской разведки генерала И. Пачепы, в 1978 г. сбежавшего на Запад, о том, что „в грядущую эру гласности военное соперничество времен „холодной войны” сменится войной разведок. Не располагая средствами на покупку западной технологии, коммунистические страны будут красть ее как и прежде”.

Полным ходом продолжались поставки оружия в Никарагуа, откуда оно переправлялось к сальвадорским мятежникам. Американская разведка сообщила о намерении Москвы поставить Кубе 36 способных нести ядерное оружие самолетов МИГ-29, два из которых уже находились в распоряжении Кастро.

Советская активность в Латинской Америке отражала стратегическое мышление Кремля. Там понимали то, о чем в Варшаве и Будапеште я слышал из уст лидеров этих стран: „геополитическое положение обязывает” что в переводе на понятный язык означало: общая граница с Советским Союзом заставляет прислушиваться к нему. Иное дело западное полушарие.

Потеря плацдармов здесь не оставляла никаких надежд на возможность обретения их вновь. Вряд ли можно было рассчитывать на повторение Америкой однажды допущенной ею ошибки, позволившей Кастро укрепиться на Кубе и сандинистам в Никарагуа. Потеря этих плацдармов в корне меняла стратегическую ситуацию, т. к. снимала угрозу южному флангу Америки, полностью рушила вынашиваемые со времен Хрущева планы о выходе на линию Рио-Гранде дель Норте. Снять угрозу там, где она действительно была для американцев ощутимой, Москва не спешила, и на вопрос Буша о советском оружии, захваченном у сальвадорских мятежников, Горбачев отделался ответом, что ему, дескать, об этом ничего не известно.

Но не только советская военная мощь влияет на мышление западноевропейских лидеров. Их привлекает вырисовывающийся на горизонте громадный восточноевропейский рынок. Ясно, что страны Восточной Европы станут на ноги быстрее, чем Советский Союз, где как мрачно шутят поляки, положение конечно хуже, чем у нас, но где к этому привыкли. В этой шутке содержится немалая доля правды. Восточноевропейские коммунисты не успели за 40 лет разрушить экономику своих стран так основательно, как это сумели их старшие советские братья за семь десятилетий, и это позволяет западным бизнесменам надеяться на более быстрое возобновление здесь нормальной деловой активности, а Москве — на то, что связанная с советским рынком восстановленная экономика восточноевропейских стран опять, как это было в прошлом, сыграет роль „дыхательной машины”, которая вдохнет кислород в советскую экономику. И в Советский Союз опять начнут прибывать польские куры и масло, болгарские овощи и фрукты, венгерские салями и шпиг, чехословацкая обувь и германские станки.