вы не предлагаете перенести нашу встречу на месяц, тогда я выйду на пенсию и дело передадут другому судье, который вам больше по нраву.
– Я не это имел в виду, ваша честь! – выпалил Генри.
– Хорошо, – ответил судья, – тогда давайте продолжим.
Уэрф, не сказавший ни слова с тех самых пор, как вошел в кабинет судьи, со слабой улыбкой рассматривал свои ногти. Полчаса назад они с Салли наскоро посовещались, Уэрф объяснил, чего, по его мнению, следует ожидать. “Если все сложится как я думаю, мне толком и говорить не придется (“Как всегда”, – вставил Салли), и я не хочу, чтобы ты открывал рот, если, конечно, к тебе не обратятся напрямую. Запомни одно: что бы ни случилось, то, что нас позвали к судье в кабинет, уже добрый знак. Сэтч Генри это знает и весь извелся. И если мы не облажаемся, все будет по-нашему”.
Салли не был в этом настолько уверен. За последние два года они с Уэрфом побывали не на одном судебном процессе, и ни один из них не решился в пользу Салли. Однако он признавал, что начало, по крайней мере, многообещающее. Уэрф сказал, что между судьей и окружным прокурором давняя неприязнь, и Салли решил – пожалуй, так и есть, все знали острый язык судьи Флэтта и его любовь к демократии. Вдруг Уэрф в кои-то веки прав? Ведь угадывал же он иногда вердикты в “Народном суде”, почему бы ему не угадать, чем, черт его побери, кончится теперешнее судебное разбирательство?
Судья Флэтт указательным пальцем подвинул по столу в направлении Сэтча Генри желтую папку с отчетами полиции.
– Что ж, Сэтч, я хочу, чтобы ты говорил мне правду, всю правду и ничего, кроме правды. Ты действительно хочешь привлечь мистера Салливана к ответственности по этим обвинениям, довести дело до суда и потратить уйму денег налогоплательщиков?
Сэтч Генри побагровел.
– Ваша честь, насколько мне известно, есть прецеденты, когда нападавших на полицейских судили и признавали виновными. Мистер Салливан неоднократно вел себя агрессивно. Он сломал нос полицейскому, у Реймера из-за него сотрясение мозга. Сними очки, Дуг.
Реймер снял солнечные очки. Под глазами его чернели два фингала. Точней, зеленели – отеки по обеим сторонам от его распухшего носа из лиловых превратились в зеленые.
Судья Флэтт посмотрел на полицейского.
– “Фонари” еще говорят? – спросил он. – В моем детстве их называли “фонарями”.
Неожиданный вопрос явно озадачил Реймера.
– Кажется, да, – ответил он. – Фонари или фингалы.
– Вам прежде случалось драться?
– Конечно, – ответил Реймер. – Много раз.
– Что вы обычно делаете, когда на вас замахиваются кулаком?
Реймер задумчиво наклонил голову.
– Уворачиваюсь? – нашелся он.
– Так почему же вы не увернулись в этот раз?
– Ваша честь… – начал Сэтч Генри.
– Не перебивай меня, Сэтч. Не видишь, я разговариваю с этим человеком?
Сэтч Генри открыл было рот, чтобы что-то добавить, но тут же закрыл. Уэрф вновь позволил себе мимолетную улыбку.
– Так почему же вы не увернулись в этот раз? – повторил судья.
– Я не думал, что он способен меня ударить, – пробурчал полицейский.
– Почему? – допытывался судья Флэтт. – Как сказал Сэтч, мистер Салливан неоднократно вел себя агрессивно. И в роду у него есть любители помахать кулаками в баре. Почему же вы не подумали, что он способен дать вам по морде?
– Черт подери, судья, – взорвался озлобленный Реймер, – я вообще-то держал его на мушке. Этот сукин сын сумасшедший.
Судья Флэтт повернулся к прокурору:
– Вы правда хотите, чтобы этот человек давал показания в суде? Он только что признался, что угрожал пистолетом безоружному шестидесятилетнему калеке.
– Я бы не называл Салли калекой, – промямлил Сэтч Генри, хотя слова судьи попали в точку.
– Подойдите-ка сюда на минутку, мистер Салливан, – велел судья. – Поднимите штанину для этих джентльменов.
– Лучше не стоит. – Салли вдруг почувствовал себя мальчишкой, которого во время игры в доктора попросили снять штаны.
– И тем не менее поднимите, мистер Салливан, – приказал судья. – Идите сюда, чтобы всем было видно.
Салли повиновался, поставил ногу в ботинке на стул, предназначенный для него, и неуверенно закатал штанину выше колена. Он и сам видел его впервые за долгое время. Колено смахивало на экзотический фрукт, готовый лопнуть.
Это зрелище произвело впечатление на всех. Уэрф отвернулся, и даже Реймер поморщился. Первым опомнился Сэтч Генри:
– Ваша честь, я прошу занести в протокол, что Реймер не несет ответственности за состояние колена Салли, тогда как Салли несет ответственность за ушибы и сотрясение мозга Реймера.
– Даже не проси, Сэтч, – ответил судья Флэтт и продолжил после театральной паузы: – Не занесу. Потому что в моем кабинете не ведут никаких протоколов.
– Можно опустить штанину? – спросил Салли.
– Можно, – ответил судья. – И даже нужно.
Под взглядами всех присутствующих Салли опустил штанину.
– Слушается оно так же плохо, как выглядит?
– Я пью обезболивающие, – ответил Салли, смекнув, куда клонит судья. – Иногда терпимо. Иногда скверно.
– Как на вас действуют обезболивающие?
– Меня от них в сон клонит.
– Нервозность? Раздражительность?
– Нет, ничего такого.
– То есть вы ударили этого полицейского не из-за того, что принимаете обезболивающие?
– Нет, вовсе нет.
– Умнее было бы ответить “да”, – указал судья. – Ладно, если уж дело не в таблетках, то почему вы вырубили этого полицейского?
Сказать по правде, ответить на этот вопрос было настолько сложно, что Салли сам отчаялся разобраться в своих мотивах, не говоря уже о том, чтобы объяснить их раздражительному и нездоровому судье.
– Сам не знаю, – услышал Салли свой голос. – Наверное, я устал. День выдался долгий.
Судья Флэтт молчал, и Салли подумал, что от него ждут продолжения. Но больше сказать ему было нечего; судья произнес: “Что ж, мистер Салливан” – и повернулся к Сэтчу Генри и Олли Куинну:
– Я могу понять усталость. Я сам устал. Болен и устал. Вот почему в следующем месяце я выхожу на пенсию. Потому что я болен, устал и с трудом выношу чужое общество. Мне самому нет-нет да хочется кого-нибудь пристрелить, это значит, что мне пора в отставку, а правосудие в маленьком городке пусть вершит кто-то другой, да помилует Бог его душу. В общем, Сэтч, я скажу тебе, как я это вижу, и дам совет, а уж воспользоваться им или нет – дело твое. Если ты все равно решишь идти в суд, иди, но в суде твое дело попадет ко мне, и я тебя уверяю, ты пожалеешь об этом.
– Ваша честь…
– Заткнись, Сэтч, сейчас говорю я.
Сэтч Генри заткнулся.
– Значит, что у нас есть? – продолжал Бартон Флэтт. – У нас есть мистер Салливан, вот он здесь, мистер Салливан сделал глупость, и сделал ее при свидетелях. Вполне вероятно, Сэтч, что