Когда Нуарто подогнало миротворческие корабли, мы откатились в свою систему и все дальнейшее — не наша вина!
— Ты понимаешь межгалактический? — терпеливо уточнил я.
— Да, — Иуно удивленно заморгал.
— Что в слове «заткнись» тебе не усно?
Сетриец, открывший было рот, с хлопком закрыл его, глядя на меня испуганно и с глубоким пониманием.
— Вот и поспали, — полковник поднялся к нам. Теперь он говорил только по-русски, чтобы инопланетянин не понимал. — А в принципе не так уж и плохо, через четыре часа, если все нормально, нас заберут. Ненавижу эту планету! Не-на-ви-жу!
— И что с того? А я ненавижу тебя…
— Тебе жалко этого карлика?
— Он просидел тут в одиночестве семьдесят лет, его разум превратился в кашу, — я в полумраке пожал плечами. — Он сам просил меня убить его.
— Тогда я бы на твоем месте за него порадовался, для него весь этот ужас уже закончился. А для нас он только начинается. Ты так и не ответил на мой вопрос, Доров. Найдя подвал и аборигена, ты, тем не менее, промолчал?
— Как видишь, — я кивнул в сторону люка. — Спустись еще раз, только не порть там ничего. Если найдешь какие-то цифровые носители — бери. Планета разрабатывала установки портального типа, за что их и стерли в порошок.
— Весело, — проворчал Яр и нырнул в люк. Вернулся он довольно скоро, хмурый и ни с чем.
Разобраться в чужом оборудовании он не смог. Принципы действия очень сильно отличались от всех знакомых землянам, ничего похожего на информационный накопитель из приборов Яр достать не сумел. А через четыре часа над джунглями загудел челнок.
— Надо будет вернуться сюда потом и разобраться с техникой, — сказал я, заставив сетрийца подняться.
— Мы не найдем этот бункер, мне так кажется, — пожал плечами Яр.
Я лишь криво ухмыльнулся, покосившись на закатившийся в угол нож с нанокромкой. Маяк в нем я тайком активировал только что. Там же я бросил и фонарик, кто его знает, что подумают учредители гонки.
Мы поднялись наверх, и тут же, словно чувствуя что-то, ко мне подлетела мэйская кошка. Зверюга совершенно по домашнему ткнулась мне в бедро. Тверской, уже замахнувшийся на нее мачете (наверное, подумал, пантера решила мне откусить ногу), опустил оружие.
Впрочем, ласкового прощания не получилось: животное ни в какую не желало со мной расставаться и деловито полезло вместе с нами в гостеприимно открытый люк челнока. Попытка выставить кошку обратно успехом не увенчалась: зверь был гибким, будто скользким. После долгой перепалки мы с Яром решили положиться на авось и захлопнули люк. Ну, хочет киса лететь с нами, пусть летит. Если это против правил, пусть организаторы Сафари сами ее ловят и возвращают обратно.
Когда шлюз челнока закрылся, я испытал истинное облегчение. Судя по физиономиям Тверского и сетрийца, они оба испытывали примерно тоже самое. Семь дней в чертовом аду кого угодно вымотают.
К тому же, челнок этот был нашим! Моя счастливая монетка, плеер и курево были на месте!
Кораблик вздрогнул и приподнялся, завыли двигатели. Я сел в пилотское кресло и просмотрел курс. Мы летели на корабль носитель.
— Научи меня? — внезапно попросил Яр.
— Чему? — удивился я.
— Ну, вот всему этому, — он сделал широкий жест. — Как рулить этими посудинами.
— Шефу безопасности не нужны пилотские навыки, — отмахнулся я.
— А человеку нужны, — ответил тот.
Я сунул в уши наушники плеера, но почти сразу понял, что музыка меня больше не трогает. Внутри что-то перевернулось.
— Это очень тонкая наука, Яр, — с раздражением отложив плеер, сказал я и с превеликим удовольствием закурил. — Прежде, чем управлять, нужно научиться азам навигации. А это тебе не семечки лузгать, здесь нужно уметь считать, знать квантовую физику, механику, понимать, как прокладывать курс, находить маяки, определять точки…
Чтобы натаскать хорошего пилота для какой-то машины, нужно несколько лет тренажерных занятий на конкретном агрегате, нужны стандартные программы внештатных ситуаций, маневрирования…
— А как же Шквал? — уточнил Яр.
— У Шквала есть я и Рик Ирин. Этого дьявола переплюнуть сложно, — я усмехнулся. — Ну что, не передумал еще учиться?
— Нет, — обалдело сказал Тверской. — Я думал, все эти аргументы к тому, что мне этому учиться не по силам…
Я коротко взглянул на него.
— Как только покинем корабль носитель, я переключу челнок на ручное управление, и ты сам пришвартуешься к Шквалу…
— Эээ, — протянул Яр.
— И то правда, — согласился я. — Попробуем зайти в грузовой люк, там не нужна такая точность.
— Ммм, — сказал Тверской. Нет, ну как дите малое!
Обыскивали нас на совесть, меня всего излапали, я даже начал ворчать уже. Потом забрали оборудование, которое нам удалось сохранить, вывели сетрийца, а вот мэйскую кошку почему-то трогать не стали. Даже не спросили. Животина по приходе инспекторов забилась под мое кресло, и испуганно выглядывала оттуда, словно совсем домашняя
Я спросил проверяющих про нее, но мне ответили в том ключе, что если решили взять с собой биообразец — ваше право. Планета Мэй не является закрытым объектом, хотя, конечно, кое-что, например осколки былой войны вывозить нельзя.
Это же каким надо быть слабоумным, чтобы потащить с собой радиоактивный кусок? — подумал еще, но потом сообразил, что речь идет о попытке вывезти с Мэй разработки по порталам. Не иначе.
Потом все повторилось с точностью до наоборот. Мы провалились в сон, а когда прозевались, обнаружили, что челнок плывет в пустоте, а на обзорных экранах уже виден Шквал.
— А хорошо смотрится кораблик, — с уважением сказал Тверской.
— Яр, управление на твоем пульте, — подсказал я.
— Как? — испугался полковник.
— Так. Разбирайся, красавчик, я покурю.
— Ты нас угробить решил? — Яр совершенно растерялся.
— Чтобы угробить челнок, надо врезать его в Шквал, так что постарайся этого не делать, — я хохотнул. — Ну же, Тверской, соберись. Теорию ты уже знаешь. Маршевые двигатели задают продольное движение. Мощности их — по правую руку на тачпанели, кладешь ладонь, ведешь вверх. Чтобы за красную линию не зашкаливали.
Маневровые — сфера под левой рукой. Реверсивные — отрицательная область маршевой установки.
Ты визуально видишь цель, ориентируйся на нее. С системами навигации побыстрому разобраться не выйдет, корректировать расстояния буду я, а ты рули себе.
Признаться, я ожидал худшего, но Тверской собрался и после того, как корабль дважды крутанулся вокруг своей оси, он все же выровнял его. Немного прибавил мощности на двигатели, убрав вращение, и двинул челнок к кораблю. На самом деле в задачке «ввести челнок в грузовой отсек» не было ничего сложного. Как в компьютерной игре на самом деле, только реально он подвергал наши жизни опасности и, в случае ошибки, это могло кончиться очень печально. Зачем же я доверил ему управление челноком, хотя кораблик мог и на автопилоте добраться до Шквала и, ведомый системами линкора, спокойно пришвартоваться?
Может, потому, что мне вдруг стало скучно? Или потому, что я был уверен: успею перехватить управление и спасти нас. В любом случае на самом деле мы ни чем не рисковали, хотя, готов поклясться, Тверской считал совсем по-другому и, как малолетний пацан, цеплялся за консоли управления, испытывая жуткую смесь страха и детского восторга от управления настоящим космическим кораблем.
— Мощность левого тягового на три, — посоветовал я, давая запрос на Шквал на открытие грузового люка. У нас был свободен целый отсек, туда бы влез с пяток таких легких челноков, так что я особенно не волновался. А заодно почти незаметно для Яра, скомпенсировал перебор выданной на двигатель мощности, иначе мы бы вошли в стенку отсека под углом в семь градусов, что сулило ободранные бока и погнутые внутренние переборки.
Но с моей помощью Яр успешно провел челнок внутрь. Я выпустил опоры и дал команду на посадку. Откинулся в кресле, ожидая, когда в грузовом отсеке нагнетется атмосфера.
— Ух ты! — восхищенно выдал Яр. — Вот это да!
Кошка из-под моих ног одобрительно взрыкнула.
Док все сделал правильно, организовав карантинную зону и развернув лабораторию. Мало ли, какой дряни мы понахватали на Мэй. Уж я точно чем-то переболел. Отсек был опечатан, и несколько часов Змей просматривал результаты и делал анализы. Досталось и кошке, но та стерпела все довольно стойко. Судя по всему, он был неприятно удивлен состоянием нашего здоровья, так что быстро не получилось. Он обозвал терзавшую меня все это время заразу каким-то замысловатым набором букв и цифр, заклеил то, что еще не поджило на спине, и накачал меня какими-то лекарствами. Спустя три часа, мы были признаны не заразными, и отпущены «под подписку о не выезде». Все же что-то доку определенно не нравилось. Он обещал закончить исследования, и сообщить.