Надо заметить, что теоретик Империи не должен опускаться до житейских раздумий над ерундой, сокрушаться о массе тела и скорости света. Его Главный Вопрос звучит так:
«НУ, А ДАЛЬШЕ-ТО ЧТО?»…
Вот, я смотрю, вы не ощутили сразу величие и глобальность этого вопроса! Этот вопрос — корень, краеугольный камень, соль земли.
Попробуйте в любое мгновение дневной суеты, в любом месте нашей планеты, в любой ситуации задать себе или окружающим какой-нибудь из «научных» вопросов. Вы очень легко можете почувствовать себя идиотом. А как вас еще понимать, если в очереди за колбасой вы вдруг выкрикиваете на весь магазин: «А что, „Е“ у вас равно „М“, умноженному на „Ц-квадрат“?». Неплохо также в пылу футбольного матча побродить по трибунам стадиона и поприставать к нервным болельщикам с вопросами о «Друзьях народа» или первичности материи и сознания. Как раз схлопочешь флагом под дых!
А наш Главный Вопрос подходит к любой ситуации. В магазине вам на него ответят, что «дальше» очередь просили не занимать, колбаса кончается. На стадионе вам скажут, что «дальше» «Спартак» станет чемпионом, и это неизбежно, как падение подгнившего Ньютонова яблока. Наш Вопрос уместен и в портовом борделе и в королевском философском обществе. И даже если подняться на тайную горную вершину и в туманном дворце поставить Вопрос ребром, то и тут получишь уместный и правильный ответ: «А дальше вы все умрете!» Поэтому я надеюсь, что наше маленькое Великое открытие, наш Главный Вопрос вы, дорогие читатели, пронесете с собой через все оставшиеся годы и расстоянья.
Так вот. К строительству Империи, к разработке ее теории способен приступить только тот, кто сумеет повторить наше с вами Великое открытие.
Он не будет коротать жизнь на околосветовых скоростях, не будет заниматься мелкой политической возней в унылом провинциальном городке, он вырвется из повседневной колбасной суеты. Он все время будет держать в подсознании наше «ну, а дальше-то что?». И он не будет мешкать. Не будет знать жалости и эстетских колебаний. Остановившись в своей любознательности у самой последней черты перед мудрым летальным ответом, Творец Империи сформулирует целую вереницу более мелких, тактических вопросов. И сам быстро и правильно ответит на них.
Вопрос 1. Надо ли работать?
Ответ 1. Работать надо!
Работа порождает много прекрасных вещей, вкусную еду, вино, удовольствия. Но работать надо вообще. Всем трудящимся. А конкретно мне работать не надо. Не хочется. Тяжело, вредно для здоровья. Пашешь, пашешь, ну, а дальше-то что? Мозоли, грыжа, остеохондроз, инфаркт, вечная память до сорокового дня. Нет, пусть лучше пашут другие, а мы придумаем, как им поделиться с нами.
Вопрос 2. Сколько мне нужно женщин, рабов, земли, машин, богатства — всего, что есть хорошего?
Ответ 2. Много!
Мне нужны все девки села Берестова, все экспонаты Парижского автосалона, все Южное Приднепровье. Ну, а дальше-то что? А дальше — вся Восточная Европа, да и Западную приберем. А там и Азия не за горами. Урал — разве ж это горы? Короче, мужик, кончай мелочиться, дальше нам нужен весь мир! Но начнем мы с Южного Приднепровья.
Вопрос 3. А захотят ли люди, божьи твари, народы этих украин, франций и канад под мое крыло? Не тяжко ли им будет строить мою Империю? Не простудятся ли они на возведении пирамид и рытье каналов? Не вывихнут ли ручки-ножки в кавалерийских упражнениях? Не поистратятся ли в освоении сибирских курортов? Не выродятся ли морально в кровопролитии, голоде, оскорблениях и унижениях; не научатся ли чему дурному в своем скотском прозябании ради моей великой цели? Не следует ли их пожалеть, полюбить да поголубить, поучить да полечить?
Ответ 3. Перебьются!
Ну, пожалеешь ты их. Поучишь и полечишь, так они разленятся, разъедятся, разнежатся да расплодятся. В лучшем случае — одном из ста — скажут тебе «спасибо». Ну, а дальше-то что? Дальше все они все равно передохнут. И следа от них не останется. А пирамида будет стоять недостроенной на посмешище археологам. А музеи наполнить будет нечем. И великой страны, Империи имени Твоего Имени, на глобусе не будет!
Вопросы эти задавать можно без числа. Важно только при подборе ответа вовремя проверять его правильность нашей великолепной формулой «ну, а дальше-то что?»!
Второе пришествие Иоанна Грозного
Когда мы учились, нам многократно объясняли роль личности в Истории. Объясняли все время по-разному, но подводили к одному: не личность определяет Историю, а общественная необходимость, мировой процесс, воля народных масс. Ради приличной оценки мы с этим соглашались. Пусть личность не определяет Историю. Пусть она ее только делает.
Мало на Руси найдется персонажей, которые до такой степени «сделали» Историю и народные массы, как Иван Грозный.
16 января 1547 года Иоанн IV Васильевич венчался на царство. Весть о воцарении Иоанна понеслась по стране вдогонку за сватьей грамотой. В той грамоте было сказано: «Когда к вам эта наша грамота придет и у которых будут из вас дочери девки, то вы бы с ними сейчас же ехали в город к нашим наместникам на смотр, а дочерей девок у себя ни под каким видом не таили б. Кто ж из вас дочь девку утаит и к наместникам нашим не повезет, тому от меня быть в великой опале и казни. Грамоту пересылайте между собою сами, не задерживая ни часу». Вот так!
Этот, совсем уж сказочный, эпизод полон страсти, надежд, опасений и романтики. Будто ожила на миг Русь Владимира и Мстислава.
На практике все, однако, было не столь занимательно. Потные гонцы мотались по губерниям. Отцы приличных семейств чесали в затылке: что есть «дочь-девка»? Непонятно и страшно было также значение слова «казнь». И совсем уж жуткие сцены представлялись в мужском воображении. Вот к царю приводят целые толпы дочь-девок. Что и как он с ними будет делать?
Но все обошлось местными конкурсами красоты. Во втором туре в Москве победила Анастасия, «девушка из одного из самых знатных и древних боярских родов: дочь умершего окольничего Романа Юрьевича Захарьина-Кошкина». Историк простительно преувеличил древность и знатность рода Анастасии — она была первой «Романовой». Царь тоже полюбил ее с первого взгляда.
3 февраля отгуляли свадьбу. Тут и начались какие-то нелады с Небом.
12 апреля вспыхивает сильный пожар в Москве. 20 апреля — другой. 3 июня падает большой колокол — «Благовестник». Теперь нескоро на Руси услышат благую весть.
21 июня — снова страшный пожар. При сильном ветре море огня несется от очага в церкви Воздвижения на Арбате по крышам домов и поглощает весь западный край столицы до реки Москвы. Тут же вспыхивает маковка Успенского собора в Кремле, пылает и сгорает вся царева, казенная и божья недвижимость: «царский двор», «казенный двор», Благовещенский собор, Оружейная палата со всем оружием, Постельная палата с казною, двор митрополита. В каменных церквях остались только стены; погорело все добро, которое горожане натащили под божью защиту. Только в главном, Успенском, соборе уцелел иконостас. Митрополит Макарий, крупный средневековый писатель, едва остался жив, прижав к груди чудотворную икону Богородицы, лично рисованную праведным митрополитом Петром. Из обложенного огнем Кремля митрополита спускали на веревках к реке, так и веревки оборвались, и Макарий расшибся до бесчувствия. Сгорели все торговые ряды, лавки, посады, все, что окисляется при нагревании. Ну, и народу, конечно, погорело 1 700 душ.
Царь с молодой женой и боярами уехал от такой беды на дачу в Воробьево.
Тут, конечно, что-то было не так. Жара стояла, но это — пустое. Обезумевшие толпы москвичей напомнили Ивану страшные ночи детства, огонь московского пожара смешался в его зрачках с безумным душевным огнем. А тут еще начальники, ответственные за противопожарную безопасность, стали путать след. Стали говорить, что Москва сгорела не просто так.
— А как? — побежали мурашки по спине царя.
— А вот как. Стало нам, государь, доподлинно известно, что некие чародеи вынимали сердца человеческие, мочили их в воде, водой этой кропили по улицам. Как же Москве было не загореться?
В общем, Челяднин, Скопин-Шуйский, протопоп Бармин — сочинители этих сказок — плохо повлияли на процесс душевного умиротворения Иоанна, начатый нежной женитьбой. Взыграли ненависть и подозрительность, вспыхнуло кровавое Чувство! Был учинен «розыск».
26 июня бояре из спецслужб согнали на площади Успенского собора «черных» то ли от сажи, то ли по происхождению людей и стали строго спрашивать, кто запалил город славный. Все дружно и точно отвечали, что это княгиня Анна Глинская с детьми колдовала. Чекисты засомневались. Было ясно, что «черные» ненавидели Глинских и за старые дела, и за продолжающиеся их бесчинства при Иоанне. К тому же, мы помним, что Глинские — это последние близкие родичи царя по матери. Трудно было их не терпеть, еще труднее — обидеть. Но достали!