Теперь дорога ее лежала вдоль широкой плоской террасы, тянувшейся от самой воды до подножия невысокого склона, откуда начиналась вторая терраса с неправильными очертаниями, расположенная немного выше. Это было в той части долины, где горы отступают наискось, образуя начало низменности, которая лежит между холмами к югу от озера. Здесь Хетти и сама бы смогла догадаться, что она приближается к индейскому лагерю, если бы даже медведи и не предупредили ее о близости людей. Понюхав воздух, медведица отказалась следовать далее, хотя девушка не раз оборачивалась назад и подзывала ее знаками и даже своим детским, слабеньким голоском. Хетти продолжала медленно пробираться вперед сквозь кусты, когда вдруг почувствовала, что ее остановила человеческая рука, легко опустившаяся на ее плечо.
– Куда идешь? – торопливо сказал приятный женский голос тоном искреннего участия. – Индейцы здесь, красные люди, дикие, злые воины.
Этот неожиданный привет всего менее был способен напугать Хетти. Оглянувшись, она увидела краснокожую девушку, почти ровесницу себе, красивую, с сияющей улыбкой на губах. На ней была выбойчатая епанча, покрывающая верхнюю часть ее тела, коротенькая голубая суконная юбка, окаймленная золотыми галунами, и длинные чулки из такой же материи. Кожаные мокасины довершали ее фантастический наряд. Ее темные волосы длинными косами падали на спину и на плечи и были разделены на ее низком и ровном лбу так, что сильно смягчали выражение плутовских и веселых глазок. Ее лицо имело овальную форму и совершенно правильные черты. Зубы ее были ровны и белы, рот выражал какую-то меланхолическую нежность. Голос ее был очаровательно мягок и походил на дуновение вечернего ветерка. Одним словом, это была Уа-та-Уа, возлюбленная Чингачгука. С течением времени ей удалось усыпить подозрение похитителей, и они позволили ей бродить вокруг своего стана. Такая милость совершенно согласовывалась с политикою красных, очень хорошо знавших, что в случае бегства будет нетрудно напасть на ее след. К тому же ирокезы или гуроны совсем не знали о близком присутствии ее жениха, это обстоятельство было неизвестно также и самой Уа-та-Уа. Трудно сказать, которая из двух девушек выказала больше хладнокровия при этой неожиданной встрече, но при своем изумлении Уа-та-Уа обнаружила большую расторопность и болтливость. Она довольно хорошо понимала по-английски и бегло объяснялась на этом языке, сохраняя, однако, все особенности наречия делаваров. Английскому языку она научилась в детстве, когда ее отец, состоявший на службе у колониального правительства, жил в крепостях между колонистами.
– Куда идешь? – повторила Уа-та-Уа. – Здесь все – злые воины, добрые люди далеко отсюда.
– Как тебя зовут? – спросила Хетти с наивным простодушием.
– Уа-та-Уа – мое имя. Я не минг, я добрая делаварка – друг ингизов. Минги жестокие, любят скальпы для крови, делавары любят для славы. Иди сюда, здесь нет глаз.
Уа-та-Уа повела свою новую подругу к озеру и спустилась на берег, чтобы укрыться под деревьями от посторонних взоров. Здесь девушки сели на упавшее дерево, вершина которого купалась в воде.
– Зачем пришла? – с участием спросила молодая индианка. – Зачем ты пришла?
Со своей обычной простотой и правдивостью Хетти поведала ей свою историю. Она рассказала, в каком положении находится ее отец, и заявила, что хочет помочь ему и, если это возможно, добиться его освобождения.
– Зачем же твой отец пришел к мингам прошлую ночь? Время военное – он знает. Уж не мальчик, борода есть. Шел, зная, что у ирокезов томагавк, и ножик, и ружье. Зачем пришел ночью – чтобы схватить за волосы, чтобы оскальпировать девушку-делаварку?
– Неужели он схватил тебя? – спросила Хетти, оцепенев от ужаса.
– Почему же нет? Волосы у делаварки разве хуже, чем у минга? Разницы нет. Губернатор не знает. Бледнолицему не годится скальпировать. Не его дело, как, бывало, говорил добрый Зверобой.
– А разве ты знаешь Зверобоя? – спросила Хетти, покраснев от изумления и восторга. – Я его также знаю. Он теперь в ковчеге вместе с делаваром, которого зовут Великим Змеем. Славный и храбрый мужчина этот Великий Змей.
Хотя природа одарила индейских красавиц темным цветом лица, щеки Уа-та-Уа покрылись еще более густым румянцем при этих словах, а ее черные, как агат, глаза засверкали живым огнем. Предостерегающе подняв палец, она понизила свой и без того тихий и нежный голос до едва слышного шепота.
– Чингачгук! – воскликнула молодая делаварка, произнося музыкальным тоном это вовсе не мелодичное имя. – Его отец Ункас – великий начальник могикан, первый после старика Таменунда! Так ты знаешь Чингачгука?
– Он пришел к нам вчера вечером и пробыл с нами в ковчеге два или три часа. Я ушла, а он остался. Я боюсь, как бы он не задумал прийти за волосами, как бедный мой батюшка и Гарри Непоседа.
– Почему же нет? Чингачгук – красный воин, очень красный, и волосы с неприятельского черепа делают ему честь. Будь уверена, что у него будет добыча, славная, богатая добыча.
– Стало быть, он так же зол, как и все дикари? – с живостью сказала Хетти.
– О нет, совсем нет! – возразила делаварка с большим одушевлением. – Маниту улыбается и очень доволен, когда молодой воин несет перед ним на своей палке дюжину, две, целые сотни головных уборов, – чем больше, тем лучше. Отец Чингачгука сдирал волосы, дед сдирал, все старики сдирали, а Чингачгук превзойдет их всех.
– В таком случае, Уа-та-Уа, страшны должны быть сны Великого Змея. Жестокий человек не получит прощения.
– Не жесток он, и не за что его винить! – вскричала Уа-та-Уа, сердито топнув маленькой ножкой. – Змей храбр, говорю я тебе, и на этот раз принесет домой множество неприятельских скальпов.
– Неужели он за этим и пришел сюда? Неужели в самом деле пробрался он через горы и леса лишь для того, чтобы мучить себе подобных?
Этот вопрос немедленно укротил возрастающий гнев полуобиженной индейской красавицы. Она сначала недоверчиво посмотрела вокруг себя, как будто боялась шпионства, потом бросила гордый и кокетливый взгляд на свою внимательную подругу. Затем принялась хохотать изо всех сил, и ее хохот разлился мелодией на далекое пространство. Но страх быть открытою скоро положил конец этому выражению чрезмерной радости: отняв от лица свои руки, она опять взглянула на молодую подругу с очевидным желанием удостовериться, до какой степени ей можно вверить свою тайну. Хетти, само собой разумеется, вовсе не была обворожительной красавицей, но не было в ней, однако, и тех неприятных признаков, которыми так часто сопровождается умственная слабость. Многие даже находили ее очень миленькой девушкой, и никому с первого взгляда не приходило на ум, что природа лишила ее обычной доли человеческих способностей. Впечатление, произведенное ею на Уа-та-Уа, было благоприятное во всех отношениях. Уступая непобедимому внутреннему влечению, молодая индианка бросилась на шею своей собеседницы и принялась целовать ее с необыкновенной нежностью.