Одним из учредителей и вдохновителей «Рублева общества» был Герман Лопатин, ученик Чернышевского, рано испытавший на себе когти царских жандармов, редкостных способностей самоотверженный юноша, отлично окончивший университет, владевший свободно тремя иностранными языками. Неистовый революционер, жаждущий действия, Лопатин нелегально пробрался за границу, чтобы бороться за свободу в отрядах Гарибальди, затем вернулся в Россию, где было много дела для беспокойных душ, жаждущих не эгоистического личного процветания, а счастья для всего народа. Герман Лопатин был из числа таких избранных натур. В его груди билось большое сердце, вмещавшее любовь ко всему человечеству.
В России Лопатин был связан с революционно настроенной молодежью и вел переписку с ссыльными. Он следил за социалистической литературой. Едва «Капитал» появился в Германии, как был приобретен членами «Рублева общества». Тогда-то и возникло у них желание перевести книгу Маркса на русский язык, чтобы сделать ее достоянием наибольшего числа людей. Но в переписку с Марксом Лопатин уже вступить не мог, так как был вскоре арестован и заточен в Петропавловскую крепость, а затем отправлен в ссылку. Письмо в Лондон послал товарищ Лопатина по университету и друг всей его жизни Даниельсон после того, как договорился об издании с Поляковым. Пересылку этого письма взял на себя также близкий в то время Лопатину человек, член «Рублева общества» Любавин. Все эти три человека хорошо знали немецкий язык.
Только через два года Герману Лопатину удалось бежать из ссылки за границу. Прежде чем согласно решению петербургского кружка и просьбе издателя Полякова отправиться к Марксу, он поехал в Женеву. Лопатин был тягостно поражен распыленностью, сплетнями и личной враждой, которые раздирали отдельные группы эмигрантов. Ни дружбы, ни спаянности, ни единой цели, каких искал Лопатин, в среде изгнанников не было.
Швейцария, как Англия, стала страной, куда со всех сторон мира стекались эмигранты. Много осело на берегах Лемана и русских, начиная от сподвижников Чернышевского и до членов разгромленной бунтарской группы «Народная расправа». Значительное влияние в эту пору приобрел Бакунин и близкий к нему Сергей Нечаев, который в Женеве начал издавать журнал, развивающий идеи, охарактеризованные Марксом и Энгельсом как «казарменный коммунизм». В свои 23 года Нечаев представлял из себя совершенно законченный тип демагога. Провокации, подметные письма, шантаж и даже убийство представлялись Нечаеву дозволенными в партийной и общественных войнах. Для себя он требовал единовластия и не терпел в своем кружке никакой критики и возражений.
Лопатин прибыл в Швейцарию в тот период, когда царское правительство потребовало выдачи Нечаева как уголовного преступника. Русские эмигранты попытались противодействовать этому.
Лопатин, бывая на собраниях, где русские изгнанники жестоко словесно дрались между собой, окончательно убедился в их беспомощности. Не обнаружил Лопатин ясных и четких позиций у большинства своих соотечественников и почувствовал себя одиноким и чужим. Тогда-то у него родилась, ставшая затем неотвязной, мысль спасти во что бы то ни стало Чернышевского для сплочения всех разрозненных и ослабленных распрями русских революционеров, не имеющих достойного, авторитетного руководителя в своей среде.
Лопатину говорили о человеке, который мог указать выход из создавшегося — в значительной степени из-за происков, интриг и диктаторских замашек Бакунина — положения. Его звали Карл Маркс. И Лопатин решил направиться в Лондон, надеясь с помощью Маркса рассеять свои сомнения в теории. Но главной целью оставался разговор о переводе «Капитала». Лопатин и так несколько затянул осуществление того, чего хотели от него члены петербургского кружка.
Подплывая на белом пароходике к Дувру, 25-летний русский, обращавший на себя внимание могучим телосложением и красивым, одухотворенным лицом, заметно волновался. Он то и дело без нужды снимал и протирал очки, которыми из-за близорукости постоянно пользовался, что, впрочем, нисколько не портило его красивые, серые, простодушные, очень умные глаза.
Имя руководителя Интернационала было уже широко известно. А большие люди всегда внушают некоторую робость. Однако Герман Лопатин мог не бояться этой встречи. Он умел смело мыслить и немало знал для своих лет. Он хотел обрести неотразимое оружие для борьбы с самодержавием и надеялся, что Маркс даст ему это оружие.
Наконец Лопатин добрался до желанной улицы Мэйтленд-парк-род и увидел на стене фонарь с № 1. Перед ним была Модена-Вилла, двухэтажный серый небольшой дом, за которым находился густой зеленый сад.
Карл Маркс жил очень уединенно. Тому было немало причин. Творчество и напряженный труд требуют покоя и сосредоточенности. И ничто не приносит столько вреда, как суета, празднословие и случайные ненужные встречи и знакомства. Они как ил, от которого мелеет даже самая глубокая и быстроводная река.
В семье Маркса все боялись пошлости, пересудов и бесцельной потери времени. С другой стороны, автор «Манифеста Коммунистической партии», «Восемнадцатого брюмера» и «Капитала», глава международного рабочего движения интересовал полицию нескольких стран. Под разными предлогами к нему старались проникнуть агенты и провокаторы, и поэтому допускал к себе Маркс незнакомых ему людей с большим разбором и был весьма осмотрителен. О Лопатине он слыхал немало похвал от Лафарга и принял молодого русского очень приветливо. Лопатин понравился не только Марксу, но и его семье с первой же встречи. Как некогда Поль Лафарг, он стал другом всех обитателей Модена-Вилла и очень подружился с веселым подростком Тусси.
Маркс был замечательным лингвистом. Как и Энгельс, он легко усваивал иностранные языки. В 1869 году он принялся за изучение русского.
— Без этого нельзя, — утверждал он, — иностранный язык есть оружие в жизненной борьбе. Нужны люди, которые смогут вести коммунистическую пропаганду среди разных народов.
На книжных полках в кабинете Маркса появилось больше ста русских книг. В записной тетради он отвел несколько страниц под каталог для них. Значительное количество литературы прислал из Петербурга Даниельсон. На полях книг, прочитанных Марксом, появились пометки, штрихи и ризки. Сочинения Добролюбова, Чернышевского, Герцена, Салтыкова-Щедрина, Гоголя, Пушкина, Лермонтова, Флеровского особенно часто попадали с полок на столы и кресла, чтобы быть у Маркса под рукой. Он читал их большей частью без словаря.
Когда Герман Лопатин пришел к Марксу впервые, тот уже достаточно владел русской разговорной речью. Это изумляло Лопатина, не ожидавшего, что автор «Капитала» так хорошо знаком с книгами Чернышевского, Тургенева, Лермонтова.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});