Читать интересную книгу Кто стоял за спиной Сталина? - Александр Островский

Чтобы не допустить этого, нередко использовался прием, который так описывал Д. Рязанов:

«Мы, — вспоминал он, — установили такой порядок: деньги мы держали обычно у себя, но когда эти деньги превышали определенную сумму, мы излишки передавали особому хранителю», который не принимал непосредственного участия в революционной деятельности, но сочувствовал революционному подполью и готов был оказывать ему помощь{78}.

Опасность потерять имеющиеся деньги порождала необходимость хранения их в обычных коммерческих учреждениях, прежде всего в банках. Открыть в них счет мог каждый. Так, характеризуя клиентов крупнейшего французского банка «Лионский кредит», автор книги «Французский банк Креди Лионэ в России. 1878–1920 гг.» Р. Нугаре пишет: «Особое место среди клиентов банка занимает Ленин, в бытность свою во Франции прибегавший к услугам Креди Лионэ. Ему после приезда в эмиграцию в Париж в декабре 1908 г. переводили деньги из России через Московское отделение Лионского кредита. Г-н Ульянов открыл в отделении Z на Орлеанском проспекте в Париже счет № 6420, на который в январе 1909 г. он положил 350 000 рублей»{79}.

Но чем крупнее был вклад, тем больше он привлекал к себе внимание служащих банка и тем проще им было установить, что движение денег на счету не имеет отношения к коммерции или же другим легальным источникам получения доходов, а это значит, тем легче было получить доступ к этой информации органам политического сыска. Конечно, вклады можно рассредоточить по разным кредитным учреждениям. Но это предполагает расширение круга лиц, посвященных в финансовые тайны партии. В таких условиях самым надежным способом было хранение денег в тех коммерческих предприятиях, в которых служили «свои люди», или же в предприятиях, владельцы которых принимали участие в финансировании революционного подполья.

В качестве такой «крыши» революционные партии пытались использовать как частные, так и государственные кредитные учреждения.

Например, в 1907 г. чиновник особых поручений Леонид Антонович Квецинский, направленный для проведения расследования по делам партии эсеров в Коканд, установил, что для хранения партийных денег эсеры использовали там местное отделение Государственного банка. «Отобранными документами установлено, — докладывал он, — что помещенные летом минувшего года (т. е. в 1906 г. — А.О.) в Кокандском отделении Государственного банка Ниазовым 130 тыс. руб. поступили в кассу Областного комитета и распределены комитетам империи, в том числе Петербургский получил 20 тыс.»{80}.

В том же 1907 г., когда началось следствие по делу партии «Дашнакцутюн», выяснилось, что для хранения и перевода своих денег она использовала фирму купца из Нахичеваня-на-Дону Ивана Мартыновича Шапошникова. Последний попытался переложить вину на своих помощников и сотрудников, однако, несмотря на то что с ходатайством о его помиловании выступило почти все нахичеванское купечество, суд приговорил его к году крепости за недонесение{81}.

Имеются сведения, что деньги, направленные на поддержание революционного движения в Иране, переводились через банкирскую контору «Германия»{82}.

Подобную «крышу» имели и бакинские большевики. Как вспоминал Н. П. Козеренко, для них такую роль играла фирма некоего Цейтлина. «Цейтлин, — писал он, — стал нашей посреднической банкирской конторой: мы получали на его имя деньги из центра», он «и сам оказывал нам немалую помощь»{83}.

К сожалению, Н. П. Козеренко не указал инициалы Цейтлина, отметив лишь, что он был «керосинозаводчиком». В 1903–1908 гг. среди бакинских керосинозаводчиков такую фамилию имел только совладелец торгового дома «Л. Цейтлин и Л. Ицкович», а в 1907–1908 гг. — совладелец торгового дома «Каган X. Н. и Цейтлин Н. М.»{84}.

Это дает основание думать, что упоминаемым Н. П. Козеренко керосинозаводчиком мог быть один из сыновей бакинского купца 2-й гильдии Мейера Евсеевича Цейтлина — Лев или Наум{85}. Заслуживает внимания, что тогда же в Бакинской организации РСДРП под кличкой Миша Черногородский работал Евсей Цейтлин{86}.

В Петербурге подобная «крыша» была создана Л. Б. Красиным. «Я тогда работал на заводе Красина, Никитича, — вспоминал об этом Борис Иванович Иванов, — который имел небольшой завод, вроде конспиративной мастерской, этим заводом ведал Николай Гурьевич Полетаев»{87}.

Происходившее таким образом сращивание определенной части делового мира с революционным подпольем имело своим следствием то, что противостоящим этому подполью карательным органам правительства приходилось иметь дело не только с отдельными революционными организациями, но и с определенными предпринимательскими структурами, что придавало этим организациям такое влияние, которого сами по себе они не имели и не могли иметь.

* * *

Что же двигало Саввой Морозовым и другими кредиторами революционного подполья?

Одна из причин заключалась в том, что хотя в начале XX в. российская буржуазия уже господствовала экономически, до 1906 г. она не имела доступа к власти, поэтому либерально настроенная часть капиталистов, желавших перехода к конституционной форме правления, смотрела на революционное движение как на силу, которую можно было использовать для того, чтобы оказать давление на императора и склонить его к уступкам. Это касается не только русских предпринимателей, не только национальной буржуазии, но и действовавшего в России иностранного капитала.

В данном случае революционные партии могли получать поддержку не только от предпринимателей-одиночек, но и от целых организаций. Как свидетельствовал депутат I Государственной Думы, один из создателей и руководителей партии народных социалистов, член Центрального бюро Союза союзов Л. М. Брамсон, Союз союзов не просто оказывал поддержку возникшему в октябре 1905 г. Петербургскому Совету рабочих депутатов, но и передавал ему деньги «на поддержание стачечного движения»{88}. Имеются сведения, что для этой цели Союзом союзов было собрано 220 тыс. руб.{89} Председатель Петербургского Совета Г. С. Носарь-Хрусталев открыто утверждал, что Всеобщая октябрьская стачка 1905 г. была оплачена капиталистами{90}.

Если одну часть российской буржуазии полностью или частично удовлетворили конституционные уступки Николая II, то другая ее часть, особенно это касается национальной буржуазии, считала их недостаточными. Поэтому, хотя с осени 1905 г. приток средств в кассы революционных партий начал сокращаться, он продолжал питать революционное движение вплоть до 1917 г.

Наряду с политическими причинами финансирования революционного движения существовали причины экономические. Чтобы понять это, зададимся вопросом: была ли заинтересована буржуазия в стачечном движении? На первый взгляд ответ кажется однозначным: нет. Но не будем спешить.

Обратимся к известной декабрьской стачке 1904 г. в Баку, которую когда-то рассматривали как прелюдию к революционным событиям 1905–1907 гг. Это было необычное событие. Забастовка не только охватила все бакинские нефтепромыслы, но и привела к заключению первого в истории России коллективного договора между рабочими и предпринимателями.

Казалось бы, она должна была вызвать сопротивление нефтепромышленников. Однако вот что писал по этому поводу В. И. Ленину уже после стачки один из ее организаторов, А. М. Стопани: «Бакинский комитет принимал в стачке энергичное участие, но не хотел ее в это время (на две трети работы были остановлены самими обрадовавшимися нефтепромышленниками)»{91}. Оказывается, узнав о подготовке стачки, нефтепромышленники не только не встревожились, а наоборот, «обрадовались» и сами приняли участие в остановке своих предприятий.

Более того, имеются воспоминания, из которых явствует, что «обрадовавшиеся» нефтяные короли готовы были поддержать забастовку не только морально, но и материально. Выступая на III съезде РСДРП, представитель Кавказского союза Рыбкин отмечал: «Нам было известно со слов Глебова (члена ЦК), что капиталисты предлагали деньги на организацию стачки»{92}.

Вспоминая об этих событиях, другой член стачечного комитета, М. Саркисян (Минас), писал: «28 декабря 1904 г. весь стачечный комитет собрался у меня в квартире <…>. После окончания деловой части заседания представитель ЦК рассказал нам, что через два дня по его приезде к нему в гостиницу явились какие-то два человека и, назвав себя представителями фирмы братьев Нобель, откровенно заявили: „Мы знаем, что Вы являетесь представителем ЦК РСДРП; предлагаем внести через Вас 30 000 руб. в пользу организации с условием, чтобы забастовка была продолжена еще на полторы-две недели“. Само собой разумеется, что товарищ отказался от сделанного ему предложения, заявив, что они ошибаются и что он не имеет никакой связи с какими бы то ни было организациями. Товарищ в тот же день переехал в другую гостиницу, куда по прошествии двух дней опять явились те же два субъекта с той же целью и на этот раз предложили уже 50 000 руб. Так и осталось неизвестным, откуда эти люди узнали, что товарищ является представителем ЦК»{93}.