морщинистое лицо покрылось багрянцем и мундир на груди грозно вздымался при каждом вздохе. Он швырнул бокал о пол и тот ярко разлетелся на части.
– Ты, господин Гваздаль, либо игру какую затеял, либо просто идиот. Но я тебя знаю, ты не идиот, ты интриган, ты играешь на чьей-то стороне, ты преднамеренно спутал карты и выставил меня дураком. Но тут ты ошибся. Я узнаю с кем ты спутался, узнаю кто тебе пообещал золотые горы! Гридо? Шарон? Или кто помельче? А может ты свою игру ведёшь? – Пихте злобно глядел на Гваздаля, но тот как будто и не удивился, сидел спокойно, только теперь смотрел императору прямо в глаза.
– Я так понимаю, вы меня сейчас крайним сделать хотите? Снять со своих царственных плеч груз ответственности? Ну так арестуйте меня! Чего время тратить. Мы-то с вами знаем, что нет никаких золотых гор и интриг, или вы просто трусите признать свою ответственность за ошибку?
– Не переживай, уже всё решено, тебя ждут за дверью, мы всё про тебя узнаем, с кем, и за сколько ты продался, – коротко подытожил Пихте и выпил снова.
– Чем вы меня напугать хотите? Пытками? Меня? – Гваздаль взмахнул механической рукой. – Я не возьму всю ответственность на себя, план был утверждён вами. Вы несёте такую же, а скорее и большую ответственность за гибель парирцев.
– По твоей вине погибли сотни тысяч человек, погибли почти все бойцы свободы и воли. Ты за это ответишь.
– Отвечайте, господин император, сами. Я не пойду к своим палачам, не дам меня пытать и мучить, я через это уже прошёл, я предпочту просто умереть.
– Так мы и дадим тебе избежать кары, – злобно фыркнул Пихте и крикнул. – Стража!
– Вы не так умны, как вам хотелось бы, господин император. Я знал, что вы испугаетесь последствий, я был готов.
Гваздаль разжал ладонь живой руки и на пол упала маленькая капсула, уже осушенная железным министром.
– Никогда не думал, что яд бывает сладким в прямом смысле этих слов. Прощайте господин император. Оставайтесь с этим дерьмом один на один.
– Ах ты, трусливый негодяй, – Пихте бросился к нему, но тот уже начал закатывать глаза. В этот момент в двери ворвались сотрудники полиции и ошарашенно уставились на них.
– Советую и вам заиметь такой флакончик, господин император, – затухающим голосом прошептал Гваздаль и закрыл глаза. В следующую секунду его сердце перестало биться.
***
Прошёл месяц с того времени? как два непримиримых врага обменялись атомными ударами. Армия Муринии и их союзников отступили вновь в земли Гетерского союза, брешь во фронте залатали не сразу, но резервов хватило, чтобы не проиграть войну и вновь линия фронта стабилизировалась.
Мурзан долго оплакивал сына и не сразу поверил, что враг согласился выдать ему тело Маунда без каких-либо условий. По Мау же никто не горевал, кроме его матери, которая всё же любила его, но не могла проявить своих чувств. Тело мятежного сына было захоронено в братской могиле погибших бойцов "Свободы и воли", где, как и считал Мурзан ему и место. Даже смерть не уровняла двух братьев. Но война не стихала. С тех пор давний друг Мурзана, Хегер стал иметь большое влияние на товарища и страна погрузилась в новую пучину репрессий. Лагеря сначала резко опустели, всех связанных с подпольем и противников режима вывозили в секретные полигоны, где хладнокровно расстреливали без всяких разбирательств. Но вскоре в специальные зоны направились новые эшелоны ненадёжных, родственников изменников и разного рода вредных людей. На территории Гетерского союза, что теперь именовался ГЗО (Гетерская зона оккупации), словно грибы после дождя? росли многочисленные лагеря для военнопленных, которые работали словно рабы на строительных и ремонтных работах. Хегер видел большой потенциал в их рабском труде. Прокатились репрессии и по гетерцам, что готовы были уже жить при ком угодно, лишь бы в мире. Но самый жёсткий маховик репрессий затронул армию, которая от долгой и кровопролитной войны стала разлагаться изнутри. Уже не было той чёткой машины победы, что дошла до Фавии. Лишившись гениального стратега в лице Маунда Маута, войска постигли неудачи за неудачами. Это всё повлияло негативно на боевой дух солдат, всё чаще муринцы творили безнаказанные преступления на оккупированных территориях. Участились случаи насилия, убийств и грабежа. Теперь солдаты, взяв город, словно в древние времена подвергали его грабежу, теряя боеспособность. Это не произошло сразу, это копилось все эти годы, когда простой солдат ждал победы, счастливой жизни и мира, а получал бесконечные бои и лишения. Котивы устали от войны, устали и медивы, все затянулось очень надолго. Такого не ожидали ни по одной из сторон окопов. Маут с Хегером приняли множество мер, дабы вернуть в армию порядок, но это было не так просто. Теперь в ШРОН можно было попасть куда легче, нежели ранее, а дезертиры так и вовсе расстреливались на месте. Расстреливались и карались те, кто агитировал за мир, сомневался в победе и смысле войны в целом. Ещё никогда в лагерях не сидело столько котивов. Теперь расовая принадлежность не могла уберечь от ареста.
Не менее печально обстояли дела и по другую сторону. Медивы недолго наступали, вскоре их резервы иссякли и пыл утих. В армии ходили слухи о трусости императора, что по своей вине погубил почти миллион мирных парирцев. Пропаганда не возымела своей силы и никто не воспринимал взрывы в столице? как коварность врага, скорее глупость руководителей. Пихте хоть и пытался выставить? покончившего с собой министра Гваздаля, как главного виновника, но народ принял это холодно. И тогда Залесы не нашли другого способа успокоить народ и элиты, как уподобиться врагу и устроить массовые репрессии. Была придумана легенда о заговоре, во главе которого стоял министр Гваздаль, желающий свергнуть императорскую власть и пойти на примирение с врагом, в его сообщники и союзники записывали всех неугодных. Пытали их и публично казнили, пытаясь дать народу того, чего он хотел. Но фавийцы уже хотели мира, а вовсе не показных расправ.
Война приобрела бессмысленный, тупиковый ход. Это видели уже почти все, кроме властителей, упивающихся грёзами о победе.
Глава 26
Чак стоял у спящей Китти, он любил смотреть, как она спит. Он любил разглядывать её закрытые глаза, русые волосы и чуть дрожащие алые губы. Он хотел верить, что ей снится, что-то приятое и светлое, но чаще всего ей снились кошмары. Часто среди ночи Китти просыпалась вся в слезах и долго плакала не понимая, что проснулась, и уже