Читать интересную книгу Слышанное. Виденное. Передуманное. Пережитое - Николай Варенцов

Очутившись на улице, избитый, взволнованный, с сознанием своего полного бессилия, он вспомнил о заявлении губернатора Баранова: «готов принять каждого потерпевшего гражданина во всякое время дня и ночи…» Немедленно отправился в Главный дом, где во время ярмарки жил губернатор. Явившись в приемную комнату, начал настойчиво требовать у дежурного чиновника доложить губернатору о необходимости его видеть. Дежурный просил изложить ему суть дела, объяснив, что, быть может, и без помощи губернатора удастся помочь ему, но американец настойчиво требовал исполнить его просьбу — доложить Баранову. «Слушайте! — сказал чиновник. — Сейчас уже третий час ночи, не лучше ли будет подождать вам несколько часов, когда губернатор проснется? Генералу приходится много работать, и ему необходим отдых, ведь, быть может, ваше дело можно сделать и утром» — и т. д.

Но американец, взволнованный потерей денег, с хорошо помятыми боками при выводе его из дома, никак не хотел оставлять до утра и настойчиво твердил, [что] раз была публикация в газетах от губернатора о приеме им во всякое время дня и ночи, то он, как американский гражданин, требует исполнить его просьбу. Чиновник, видя, что американца не переубедишь, притом сам не зная сути дела, думал про себя: а вдруг в самом деле требуется принятие экстренных мер со стороны высшей власти? Решился разбудить Баранова.

Вышел Баранов, выслушал внимательно американца и распорядился подать два экипажа. В первом сел сам с дежурным помощником пристава, а во втором поместился околоточный с несколькими полицейскими, а американец как путеводитель был водворен на козлы с кучером губернатора.

Приехали [в] Кунавино 1* на улицу, где находились эти дома. Американец положительно растерялся: войдет в дом, как будто это и есть тот самый, в котором он проводил время, но осмотрится внимательнее, оказывается — нет! Потом бежит в другой…

Перебывал в нескольких домах, и все оказались не тем, что искал. Смущенный, взволнованный, наконец, как ему показалось, попал в надлежащий дом, схожий по расположению комнат и меблировке с домом, где случилась с ним неприятность. Заявил генералу: «Вот этот и есть тот дом!» Баранов со всеми полицейскими вошел в дом и распорядился: двери запереть и никого не впускать и не выпускать!

В залу собрались все живущие в доме во главе с хозяйкой. Баранов обратился к американцу: «Укажите ту, которую вы подозреваете в воровстве у вас денег». Внимательно он осмотрел всех, и одна из них ему показалась, что это именно есть та, с которой он остался в комнате. Но хозяйка и все присутствующие с большой настойчивостью утверждали: этого господина не было, видят его в первый раз. Да наконец и он сам начал сомневаться… «Ваше превосходительство! Я, пожалуй, действительно ошибся: по некоторым моим воспоминаниям это не здесь было!»

Наконец он узнал тот дом, в котором он так много перенес огорчений. Губернатор сделал такое же распоряжение: двери запереть, никого не выпускать! Спросил, где хозяйка. Выходит почтенная дама и говорит: хозяйки дома нет, а она в ее отсутствие заменяет хозяйку.

«Укажите девицу, бывшую с этим господином». — «Согласно приказания вашего превосходительства, здесь в зале собраны все девицы, и больше у нас никого нет».

Генерал приказал американцу указать ему знакомую. Внимательно он осмотрел всех и заявил: «Ее здесь нет». Генерал тогда обратился к экономке: «Приказываю немедленно доставить женщину, бывшую с ним!» Экономка начинает божиться, клясться в том, что девушек у них больше нет, а господин ошибся: «Хотя он действительно заходил сюда, но не оставался, а ушел от них» — и т. д.

«Если вы сейчас не укажете, где девица, — заявил генерал, — то здесь же в зале я прикажу вас сечь до тех пор, пока не скажете правду!»

Экономка побледнела, видя себя окруженной здоровыми полицейскими, готовыми немедленно приступить к исполнению приказа.

Она, дрожа и запинаясь, говорит: «Ваше превосходительство! Я вам сказала неправду — хозяйка в доме, она, быть может, лучше меня знает: когда этот господин был, я отсутствовала».

Спрятавшуюся хозяйку быстро нашли и вывели в зал. Губернатор задает ей тот же вопрос: «Где девица, бывшая с этим господином?» Она с плачем уверяет: «Здесь все налицо, больше никого нет…»

Последовало распоряжение такое же, как экономке: разложить и сечь до тех пор, пока не скажет правду. Хозяйка побледнела, видя, что с ней церемониться не будут и приказ будет выполнен. Она взмолилась: «Ваше превосходительство! Пожалейте меня — я сейчас приведу девушку».

Тщательно спрятанную девушку она привела, и американец сейчас же признал ее. Девушка в слезы: «Он врет, пришел сюда совершенно пьяный. Почем я знаю, где он потерял деньги? Я девушка честная, не воровка…»

Приказ тот же: пороть, пока не укажет, где деньги. Экзекуция началась. Не вынесла, закричала: «Остановитесь! Я скажу». С рыданием она повинилась: взяла деньги из кармана и передала хозяйке, обещавшейся, что после вероятного обследования со стороны полиции, которое, как нужно предполагать, кончится ничем, деньги поровну поделят.

Хозяйка немедленно вынесла деньги и положила на стол перед губернатором. «Сочтите!» — сказал Баранов американцу.

Обрадованный американец хватает деньги, пересчитывает и начинает благодарить губернатора. «Погодите благодарить! — сказал губернатор. — Вас хозяева отправляли на ярмарку, я думаю, не затем, чтобы вы с их деньгами ходили развлекаться в «веселые дома»? Потеряв, беспокоили бы власть в неурочное время для розыска их, для чего пришлось прибегнуть к крутым мерам, без которых вряд ли пришлось бы их вам найти. Пусть будет вам на всю жизнь наука — выпороть его!»

Американец сначала принял это за шутку, но, когда увидал, что шутить с ним не собираются, сильно побледнел, начал кричать: «Я гражданин свободной страны, нахожусь под защитой ее законов и властей! Вы не осмелитесь со мной этого сделать! Я буду жаловаться!»

Приказ был исполнен в точности, и ему всыпано достаточное количество розог полицейскими, озлобленными за их ночное беспокойство.

Взбешенный американец прибежал в свою гостиницу, не отлагая послал телеграмму своей фирме о своем выезде в Америку, сдал дела и деньги своему помощнику и с первым поездом уехал в Москву. Явился к консулу, изложил ему о всем с ним случившемся и просил защиты. «История с вами, несомненно, возмутительна! — сказал консул. — Наш посол, конечно, потребует у русского правительства удовлетворения за понесенную вами чрезвычайную обиду, и, я уверен, вы будете компенсированы. Но ради вашего же интереса посоветовал бы вам поехать в С.-Петербург и заявить лично послу о всем, что с вами случилось, и просить защиты. Если так поступите, для вас будет скорее и лучше».

Американец так и сделал: выехал в Петербург и явился в посольство. Был принят секретарем посла, которому и доложил обо всем с ним происшедшем с просьбой защиты.

Секретарь, выслушав, сказал: «Представьте прошение с изложением всего с вами случившегося, я доложу послу. А, между прочим, скажите: вы семейный?» — «Да, я женатый и имею детей». — «Дело ваше не может остаться секретным, — ответил секретарь, — оно будет сообщено в Вашингтон, следовательно, вся Америка через печать узнает о вашем происшествии. Несомненно, вы станете в Америке самым популярным человеком в продолжение нескольких дней. Но, как вы думаете, для вас это будет хорошо? Вы знаете, наша общественность относится весьма щепетильно ко всем лицам с замаранной нравственностью. Можете ли продолжать службу в вашей фирме? Очень вероятно, что даже жить в вашем городе не придется, а нужно будет уехать куда-нибудь в другое отдаленное место. Устроит ли это вас? Подумали ли вы о положении вашей семьи и о всех дальнейших последствиях? Какую бы мы могли потребовать компенсацию от русского правительства? Баранов, несомненно, будет смещен с должности губернатора Нижнего Новгорода, но, принимая во внимание его популярность у царя, такое смещение будет весьма не на продолжительный срок, чтобы опять вскоре занять более высшую должность. До завтра в вашем распоряжении остаются целые сутки, все мои доводы можете взвесить и обдумать. Если остановитесь на решении делу дать ход, то принесите прошение».

Пыл обиды у американца начал проходить. Он подумал-подумал и решил махнуть рукой на все это дело: знают о нем немного лиц, а заведешь канитель — чем еще все это кончится?

Совет секретаря посла оказался мудрым!

Об этом Катаев узнал от лица, непосредственно участвовавшего в этой экспедиции, а через год после этого мне пришлось услыхать из других источниксв — через Н.И. Боева, получившего сообщения из источников, выходящих от московского консула.

Мне пришлось однажды рассказать историю с американцем в одном доме, где присутствовал бывший инженер Московско-Курской и Нижегородской железной дороги Иннокентий Иванович Касаткин, который в свою очередь подтвердил, что и ему тоже пришлось слышать о применении таковых мер губернатором Барановым к некоторым лицам. Так, начальник товарной станции в Нижнем Александров начал сильно халтурить. Какой-то купец, возмущенный большой его алчностью, доложил о нем Баранову. «Хорошо, я с ним разделаюсь, — сказал Баранов, — будет долго помнить!» Александров, узнав об этом, сильно перепугался, немедленно выехал в Москву и выхлопотал в правлении железной дороги другое место, более худшее, чем в Нижнем.